народу не было — утро; лениво-снисходительные официанты не обращали на них внимания — ни коньячку не просили, ни пивка, чтобы поправиться: кофе, сыр, омлет, три порции студня; это не клиенты, хотя седой, поджарый, спортивного кроя, лет шестидесяти пяти, в скромном американском костюме и фирменных американских туфлях с медными пряжечками производил впечатление настоящего г о с т я, — именно такие и в ы с т у п а ю т по высшему разряду, с коньяком «Варцихе» и десятью порциями черной икры. Да и собеседник его, человек молодой, в элегантной спортивной куртке, джинсах и «адидасах» последней модели, производил впечатление человека денежного. Официант — психолог что твой Фрейд, он от государства зарплату получает сто рублей, а заработать надо тысячу, чтобы хоть как-то сводить концы с концами, без знания людей, без обостренных женских чувствований клиентов будешь жить впроголодь, как чернь инженерная…
— Ну, вспоминай, — дружелюбно нажал Хренков; лицо непроницаемо, постоянно собрано, глаз не видно, скрывают дымчатые очки «ферарри» (говорят, в странах гниющего капитала такие двести зеленых стоят, страх подумать). — Выскобли себя. Во всем себе самому признайся, сразу гора с плеч свалится. Каждый человек таит в себе нечто такое, в чем ему страшно или стыдно признаться. Но это — дурь! От неуважения к себе такое проистекает, поверь… Помочь тебе? Задать вопросы? П о д в е с т и? Может, пьешь чрезмерно? Это убивает в человеке душу, невосполнимо… Похмельный человек, особенно если норовит вином успокоить страх, — находка для противника; такой и на язык невоздержан, и колется в первый же момент, и подозрителен сверх меры… Вчера где пил?
— У Коли.
— Он один был?
— Один, — о ч и щ а я с ь, с тянущейся готовностью, будто бы даже завороженно, рапортовал Варенов.
— Что пили?
— Коньяк.
— Где купил?
— В «Арагви».
— Когда?
— Позавчера.
— Как попал туда?
— Приехал поужинать.
— С кем?
— Один.
— Кто обслуживал?
— Баба. Новая, я ее не знаю.
— Какая из себя?
— Жирная.
— Сколько лет? Приметы?
— Лет сорока, блондинка, глаза черные, родинка на левой щеке.
— В каком зале сидел?
— В правом, слева от оркестра.
— А до этого? Пил?
— Да. Друг зашел…
— Кто такой?
— Поделец.
— В завязке?
— Да.
— Как зовут?
— Вы не знаете.
— Назовешь — узнаю.
— Вася Казанеленбаум.
Хренков усмехнулся:
— Знаешь, как звучит самая распространенная фамилия русского атеиста?
Варенов расслабился: Хренков ставил вопросы неспешно, но как-то изнутри требовательно, не отрывая постоянно ощущаемого тяжелого взгляда, замеревшего где-то на его переносье; с трудом разорвал нечто, притягивавшее его к собеседнику, и откинулся (но не резко, свободно, а осторожно, о ж и д а ю ч и) на спинку стула; ответил, откашлявшись:
— Не знаю, Эмиль Валерьевич, откуда мне…
— Крестовоздвиженберг.
— Что, правда был такой? — Варенов удивился искренне, с подкупающим доверием.
— Был, — усмехнулся Хренков, — у нас все возможно… По какой статье этот твой В а с я проходил?
— Валюта.
— Больше с ним не встречайся. Валютчиков не только угрозыск пасет, но и ЧК.
— Не мог же я лагерного друга погнать, Эмиль Валерьевич…
— Кстати, подавай на обмен квартиры… И сиди на даче, там же рай, мы ее не зря купили, Исай… И девок вызывай наших, проверенные, ни СПИДа, ни триппера, да и не стукачки, резвись — не хочу! Скажи-ка мне, а после этого самого Крестовоздвиженберга ты ощутил тревогу?
Варенов покачал головой:
— Нет, он здесь ни при чем… Он мне ничего такого не предлагал, не щупал, я б почувствовал… Мне после Людки, ночью, пригрезилось, будто указательный палец у меня резиновую перчатку порвал… Когда мы перчатки жгли, я толком внимания не обратил, но во сне, словно кино показали: торчит палец из этого американского треклятого гондона, торчит, чтоб свободы не видать…
— Вот так, да? — нахмурившись, спросил Хренков. — Пригрезилось во сне? Или убежден, что было на самом деле?
— Не знаю… Если пригрезилось, то уж так явственно, так по делу, что и понять нельзя: было или сон дурной… Но вроде бы я ее за пояс пальцем держал…
— Ладно, — задумчиво протянул Хренков, — хорошо, что выскоблился… Ко мне больше не звони, договорились? Я сам звонить стану — в случае нужды… Не мне учить тебя: сейчас в стране демократия, так что, если вдруг твой пальчик действительно торчал, мы тебя все равно вытащим, только молчи как камень.:. Теперь без вороха улик в суд не отправят. Людку ты драл, как и все, не отрицай этого… И походи-ка завтра и послезавтра по городу… Можешь в ы с т у п и т ь в хаммеровском центре, где угодно… Х в о с т увидишь — не реагируй, и проверяйся как можно меньше, живи с расправленной грудью, забудь страх, Исай, п е р е с т р а и в а й с я…
— Хотите усечь легавых, если они наладили за мной слежку?
— Нет такого термина «слежка». Непрофессионально это… Употребляй слово «наблюдение», так будет грамотно… Но в принципе ты прав, я хочу именно этого… Пить не больше двухсот грамм… Это не просьба. Это — приказ… Технику проверки наблюдателей я сейчас тебе на улице преподам, нехитрая наука, но азы ее знать надо… И последнее, — Хренков достал из кармана несколько фотографий, разложил их на столе. — Этот человек тебе никогда дорогу не пересекал?
Варенов долго разглядывал цветные поляроиды, потом вернул их боссу и задумчиво ответил:
— Черт его знает… Что-то знакомое в облике есть. Если я его видел, то на Петровке, у него глаза мусорные…
— Верно говоришь… Именно на Петровке ты и мог его встречать…
— Он не полковником ли был? В б е с а х ходил, командовал в сыске?
— Допустим… Фамилию запамятовал?
— Да разве они свои фамилии называют…
— Костенко… Тебе это имя ни о чем не говорит?
— Нет, — ответил Варенов убежденно. — Не слыхал. Хренков сунул в карман фотографию и поднялся, бросив на стол десятку:
— Запомни это лицо, Исай. Сейчас поработаем часок, потом езжай на дачу, прими элениум и поспи, а в семь можешь начинать гульбу, о'кэй?
Натаскав Варенова на а з ы установки за собою наблюдения, Хренков расстался с ним возле «мерседеса» Исая, вышел на площадь, остановил такси и отправился в библиотеку Ленина; оттуда, из курилки, позвонил по телефону и, не называясь, ограничившись лишь раскатистым «добрый день», чуть изменив голос (добавил хрипотцы), сказал:
— Моченов хромает, одному ходить трудно, пусть ему помогают в передвижении начиная с сегодняшнего дня, он с дачи выйдет в шесть, вот бы его и встретить, все же фронтовой друг, кто ему поможет, как не однополчане?!
… Через полчаса по цепи будет передан приказ босса: «Поставить наблюдение за Вареновым; проследить все его контакты; по возможности сделать фотографии тех, кто его топчет; главная задача — установить, не пасут ли его с л у ж б ы».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91