он удивленно спросил господина Р., что тот делает здесь, в Хаапсалу. Р., конечно, рассказал ему всю эту скверную историю, умышленно подчеркивая, что молодые люди были сильно навеселе и это, мол, и послужило главной побудительной причиной их поступка.
Предводитель дворянства рассмеялся и пообещал привести дело к благополучному концу, если Р. поручит это ему. Рекомендательное письмо барон обещал сам передать князю Суворову, а чиновнику Р. посоветовал сообщить о своем деле только гражданскому губернатору и затем в течение нескольких часов молчать об этом. Дело в том, заявил предводитель дворянства, что он приглашен сегодня к государю на завтрак. Его величество любит за столом слушать какие-нибудь забавные новости; поэтому барон постарается надлежащим образом доложить ему о таллинском происшествии. Если ему удастся рассмешить государя, на что барон твердо надеется, то молодые люди спасены.
Задуманный план удалось выполнить. Через несколько часов губернатор Ульрих телеграфировал в Таллин, что, по приказанию императора, виновники озорной проделки должны только отсидеть три дтгя под арестом в служебном помещении смотрителя замка.
12
КТО ПОБЕДИТ?
Едва ли хоть один из случайных очевидцев кровавой трагедии, разыгравшейся на Русском рынке, мог в эту ночь спать спокойно. А Матиас Лутц метался в постели до самого рассвета; стоило ему закрыть глаза, как страшные видения пробуждали его от мучительной дремоты. Снова и снова возникали в его воображении страшные картины, в ушах непрерывно звучали стоны и крики несчастных, и куда бы он ни обращал взгляд, на него из ночной тьмы надвигались лица, бледные как смерть, смотрели глаза, молившие о помощи.
Чем больше он думал о случившемся, тем решительнее загорался ненавистью к людям, которые совершили эту жестокость. Он знал их еще с детства, но только теперь узнал до конца. У него открылись глаза — не только под влиянием сегодняшнего события, но и благодаря перемене в его собственной жизни, благодаря тому, что он научился понимать жизнь и зрело судить о ней, накопил опыт, стал наблюдательнее. В детстве он думал, что все в мире и должно быть таким, как оно есть; даже самые старые люди не помнят, чтобы когда-нибудь отношения между дворянином-помещиком и крестьянином были иными, чем сейчас. Один был господином, другой рабом. Один приказывал, другой повиновался. Один пользовался всеми правами, другой был бесправен. Один обладал богатством, другой прозябал в нищете. Помещик налагал наказание, крестьянин его терпел. Помещик мог действовать со всей жестокостью, уделом крестьянина была только покорность. Но теперь Матиас понял, насколько, в сущности, несправедлив такой порядок вещей. По закону крестьянин считается свободным. Но где его свобода? В чем выражается эта свобода? В каком деле может крестьянин опереться на свою свободу? Эта свобода не защищает его даже от такого чудовищного насилия и несправедлиёости, какие проявились в событиях на Русском рынке. Как может быть свободен человек, чья судьба, чья жизнь и смерть целиком зависят от неограниченной воли и прихоти другого человека? Как может быть свободен крестьянин, если самая жизнь его зависит от барской милости, если он вынужден влачить такое жалкое существование, ведь другого выхода у него нет? Как он может быть свободен, если судят его те же, кто его обвиняет, если законы для него пишут те же, кто над ним властвует? Такой порядок и порядком назвать нельзя, разве только если допустить, что нигде на свете лучшего не существует. Но Матиас знал из книг и по рассказам людей, что есть страны, где такого «порядка» не знают, где законы защищают одно сословие против другого так же, как и каждого отдельного человека против насилия со стороны другого.
Думая обо всем этом, он невольно сжимал кулаки, его неудержимо тянуло совершить какой-нибудь отчаянный поступок. Он любил этих бедных угнетенных людей, которых сегодня видел стонущими в кровавой луже, он вырос среди них и сам испытал их горести. Как охотно он помог бы им, пусть даже путем насилия, будь это в его власти! Матиас чувствовал, что и в нем звучит тот голос, который заставил Яка из Конна промолвить, указывая на лежащего на земле спутника: «Забери отсюда и Микка — мы ведь пришли вместе».
Эти слова припомнились измученному бессонницей Матиасу и крепко взяли его за сердце; то же самое он недавно испытал здесь же, у этой постели.
Та молодая девушка тоже знала, что такое крестьянское горе. Она тоже вышла из среды этих бессловесных страдальцев, тоже задыхалась под гнетом, тяготевшим над всеми ими. Потому-то она и пришла и сказала: «Я помогу вам!» Она пришла непрошеная, незваная, следуя только внутреннему побуждению, повинуясь тому же голосу, который заставил пересохшие губы коынаского Яка прошептать: «...мы пришли вместе...» Мы с ним товарищи, мы оба мученики, нас роднит общая беда, нас угнетает один и тот же враг — и мы будем держаться вместе и помогать друг другу! И юная девушка, подчиняясь благородному порыву, преодолела девичью стыдливость при виде обнаженного мужского тела, поборола отвращение, вызванное страшными ранами, и помогала, помогала людям, совсем для нее чужим. Майт Лутс чувствовал: они товарищи — эта девушка, Як и он сам, Майт...
А та, что, завидев несчастных, обратилась в бегство... та, что спросила с гневным изумлением, зачем их привезли сюда... та, о ком Конрад Губер с едкой насмешкой сказал, что в сестры милосердия она не годится... та — кто такая?
Лутц повернулся на другой бок и уткнулся лицом в подушку, пытаясь заснуть. Но это ему удалось лишь за полчаса до того, как люди стали подниматься на работу.
Днем он получил через Лийзу секретную записочку от Берр1ы. Она хотела с ним встретиться вечером. Свидание было назначено в Кадриорге, перед домиком Петра Первого. После обеда мамзель Берта отправлялась делать визиты друзьям и родственникам по поводу своего возвращения, поэтому могла утаить часок и для возлюбленного.
Парочка встретилась в условленном месте и тотчас же начала совещаться, какую тактику избрать для возобновляемой борьбы.
Берта, разумеется, возвратилась из столицы такой же «несчастной», как и уехала. В этом она хотела убедить родителей с перного же дня. Она по-прежнему будет притворяться, причем пустит в ход еще более действенные приемы. Она опять будет голодать, страдать бессонницей, вздыхать, глядя в окошко, бродить по дому с заплаканными глазами. Говоря об этом, Берта смеялась и крепко сжимала руку любимого.
Но любимый был задумчив и лишь молча покачивал головой. Тем не менее и его невеста обязала применять более энергичную, наступательную тактику. Он доля^ен опять напомнить мастеру о своей тяге к скитаниям и в то же время устремиться к цели более прямым путем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
Предводитель дворянства рассмеялся и пообещал привести дело к благополучному концу, если Р. поручит это ему. Рекомендательное письмо барон обещал сам передать князю Суворову, а чиновнику Р. посоветовал сообщить о своем деле только гражданскому губернатору и затем в течение нескольких часов молчать об этом. Дело в том, заявил предводитель дворянства, что он приглашен сегодня к государю на завтрак. Его величество любит за столом слушать какие-нибудь забавные новости; поэтому барон постарается надлежащим образом доложить ему о таллинском происшествии. Если ему удастся рассмешить государя, на что барон твердо надеется, то молодые люди спасены.
Задуманный план удалось выполнить. Через несколько часов губернатор Ульрих телеграфировал в Таллин, что, по приказанию императора, виновники озорной проделки должны только отсидеть три дтгя под арестом в служебном помещении смотрителя замка.
12
КТО ПОБЕДИТ?
Едва ли хоть один из случайных очевидцев кровавой трагедии, разыгравшейся на Русском рынке, мог в эту ночь спать спокойно. А Матиас Лутц метался в постели до самого рассвета; стоило ему закрыть глаза, как страшные видения пробуждали его от мучительной дремоты. Снова и снова возникали в его воображении страшные картины, в ушах непрерывно звучали стоны и крики несчастных, и куда бы он ни обращал взгляд, на него из ночной тьмы надвигались лица, бледные как смерть, смотрели глаза, молившие о помощи.
Чем больше он думал о случившемся, тем решительнее загорался ненавистью к людям, которые совершили эту жестокость. Он знал их еще с детства, но только теперь узнал до конца. У него открылись глаза — не только под влиянием сегодняшнего события, но и благодаря перемене в его собственной жизни, благодаря тому, что он научился понимать жизнь и зрело судить о ней, накопил опыт, стал наблюдательнее. В детстве он думал, что все в мире и должно быть таким, как оно есть; даже самые старые люди не помнят, чтобы когда-нибудь отношения между дворянином-помещиком и крестьянином были иными, чем сейчас. Один был господином, другой рабом. Один приказывал, другой повиновался. Один пользовался всеми правами, другой был бесправен. Один обладал богатством, другой прозябал в нищете. Помещик налагал наказание, крестьянин его терпел. Помещик мог действовать со всей жестокостью, уделом крестьянина была только покорность. Но теперь Матиас понял, насколько, в сущности, несправедлив такой порядок вещей. По закону крестьянин считается свободным. Но где его свобода? В чем выражается эта свобода? В каком деле может крестьянин опереться на свою свободу? Эта свобода не защищает его даже от такого чудовищного насилия и несправедлиёости, какие проявились в событиях на Русском рынке. Как может быть свободен человек, чья судьба, чья жизнь и смерть целиком зависят от неограниченной воли и прихоти другого человека? Как может быть свободен крестьянин, если самая жизнь его зависит от барской милости, если он вынужден влачить такое жалкое существование, ведь другого выхода у него нет? Как он может быть свободен, если судят его те же, кто его обвиняет, если законы для него пишут те же, кто над ним властвует? Такой порядок и порядком назвать нельзя, разве только если допустить, что нигде на свете лучшего не существует. Но Матиас знал из книг и по рассказам людей, что есть страны, где такого «порядка» не знают, где законы защищают одно сословие против другого так же, как и каждого отдельного человека против насилия со стороны другого.
Думая обо всем этом, он невольно сжимал кулаки, его неудержимо тянуло совершить какой-нибудь отчаянный поступок. Он любил этих бедных угнетенных людей, которых сегодня видел стонущими в кровавой луже, он вырос среди них и сам испытал их горести. Как охотно он помог бы им, пусть даже путем насилия, будь это в его власти! Матиас чувствовал, что и в нем звучит тот голос, который заставил Яка из Конна промолвить, указывая на лежащего на земле спутника: «Забери отсюда и Микка — мы ведь пришли вместе».
Эти слова припомнились измученному бессонницей Матиасу и крепко взяли его за сердце; то же самое он недавно испытал здесь же, у этой постели.
Та молодая девушка тоже знала, что такое крестьянское горе. Она тоже вышла из среды этих бессловесных страдальцев, тоже задыхалась под гнетом, тяготевшим над всеми ими. Потому-то она и пришла и сказала: «Я помогу вам!» Она пришла непрошеная, незваная, следуя только внутреннему побуждению, повинуясь тому же голосу, который заставил пересохшие губы коынаского Яка прошептать: «...мы пришли вместе...» Мы с ним товарищи, мы оба мученики, нас роднит общая беда, нас угнетает один и тот же враг — и мы будем держаться вместе и помогать друг другу! И юная девушка, подчиняясь благородному порыву, преодолела девичью стыдливость при виде обнаженного мужского тела, поборола отвращение, вызванное страшными ранами, и помогала, помогала людям, совсем для нее чужим. Майт Лутс чувствовал: они товарищи — эта девушка, Як и он сам, Майт...
А та, что, завидев несчастных, обратилась в бегство... та, что спросила с гневным изумлением, зачем их привезли сюда... та, о ком Конрад Губер с едкой насмешкой сказал, что в сестры милосердия она не годится... та — кто такая?
Лутц повернулся на другой бок и уткнулся лицом в подушку, пытаясь заснуть. Но это ему удалось лишь за полчаса до того, как люди стали подниматься на работу.
Днем он получил через Лийзу секретную записочку от Берр1ы. Она хотела с ним встретиться вечером. Свидание было назначено в Кадриорге, перед домиком Петра Первого. После обеда мамзель Берта отправлялась делать визиты друзьям и родственникам по поводу своего возвращения, поэтому могла утаить часок и для возлюбленного.
Парочка встретилась в условленном месте и тотчас же начала совещаться, какую тактику избрать для возобновляемой борьбы.
Берта, разумеется, возвратилась из столицы такой же «несчастной», как и уехала. В этом она хотела убедить родителей с перного же дня. Она по-прежнему будет притворяться, причем пустит в ход еще более действенные приемы. Она опять будет голодать, страдать бессонницей, вздыхать, глядя в окошко, бродить по дому с заплаканными глазами. Говоря об этом, Берта смеялась и крепко сжимала руку любимого.
Но любимый был задумчив и лишь молча покачивал головой. Тем не менее и его невеста обязала применять более энергичную, наступательную тактику. Он доля^ен опять напомнить мастеру о своей тяге к скитаниям и в то же время устремиться к цели более прямым путем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92