Когда она пришла к себе в комнату, ей вдруг стукнуло в голову, а не наделает ли вреда этот кофе, ведь сноха говорила, что пить надо настоящий и причина человеческих бед в том и состоит, что люди не прислушиваются к голосу разума и больше полагаются на привычки и предубеждения.
Можно ли пить кофе из этой пачки?
Сальме внимательно оглядела пачку. На этикетке была изображена негритянка с большим глиняным кувшином на голове. Совсем странно, непонятно, почему этот кувшин стоит у нее на голове.
Сноха говорила, что кофе должен быть свежий, недавно молотый, если же он выдохся, толку не будет никакого.
Сальме весела в руках пачку. Поди узнай, свежий ли он, давнишнего помола. Она совсем забыла спросить об этом в магазине. Надо бы вернуться и задать вопрос, но эта долговязая девчонка, пожалуй, не знает и сама, а пьет она кофе так, для фасону, а не ради здоровья.
Сальме принялась искать очки. Они были в коробочке с ватой, чтобы не разбились. Кроме дужек, к очкам была прикреплена тесемка, чтобы обвязывать вокруг головы. Сноха сказала, что тесемку носить некрасиво, но Сальме не стала ее слушать. Упаси боже, а если очки разобьются, что тогда делать? Пальто, идя в магазин, она, Сальме, надевает, кофе пьет, но что касается разговора об очках, это она пропускает мимо ушей, не хочет ничего слушать ни об очках, ни о ключе. Ключ тоже должен быть на крепкой тесемке, чтобы не потерялся.
Она надела очки и снова принялась изучать пакет кофе. В очках она видела хорошо, только боялась испортить зрение, надевая их по всякому мелкому поводу. Очки портят зрение, чтение портит тоже. Она работала весь свой век и изрядно устала и теперь, на пенсии, не станет растрачивать себя на всякую всячину.
На пакете были четко написанные, но не эстонские слова, Сальме ничего не поняла. Вот придет из школы Галя, можно будет спросить у нее. К бригадиру не подойдешь, не спросишь, у него разве что можно узнать, который час.
Она недоверчиво разглядывала пакет. Сколько же надо положить кофе на эту кружку? Сноха наставляла, что можно класть две полные ложки молотого кофе, а сахару сколько душа просит, но потом сказала еще: да ведь много сахару не на пользу. Сальме слушала это, и ей было странно, с самого детства не так уж и много перепробовала она сахару. Еще более странно было видеть, что сноха, умная, ученая женщина, пьет кофе вообще без сахара. Сальме попробовала и сама, но кофе оказался таким же горьким, как то лекарство, которое прописали ей в поликлинике от склероза и которое даже ночью, во сне, сводило скулы.
Попробуй-ка узнать, сколько ложек кофе надо положить из пакета на кружку кипятка?! Сноха сказала, что пить жидкий кофе нет никакого толку, что он не подействует на давление крови. А что, если кофе в пакете уже немного выдохся? Что, если положить три ложки — и была не была?!
Она собиралась уже затопить плиту, когда ей вспомнилась одна газетная статья, где говорилось, что слишком крепкий кофе плохо действует на печень и на сердце.
«Упаси боже! — пробормотала она, вставая.— Беды не оберешься, ежели начнешь...»
Сальме поставила электроплитку обратно в угол и принялась, держа в руке ножницы, спарывать простыню с пальто. Зря она спешила, могла бы ведь подождать немножко и оглядеться. Вскоре она снова оделась, взяла висячий замок и закрыла дверь. Ключ болтался у нее на шее, на тесемке под одеждой. Так когда-то, бывало, носила ключи ее мать, и Сальме тоже теперь стала это делать. В коридоре она взяла в руки палку от метлы. Ее мать никогда не ходила с палкой, в этом Сальме далеко до нее, но мать не пила и кофе и у нее не было такой снохи, да и не могло быть, потому что все ее дети были девочки.
О ЛЮБВИ И ВЕЩАХ ИЛИ НАОБОРОТ
По дороге, обсаженной березами и липами, навстречу Сальме шла машина «скорой помощи». Старушка едва успела отскочить на обочину. Того гляди задавят, им-то что! Кто же это на тот свет отходит в Кивиру? Гонят на бешеной скорости, чтобы оказать помощь?! Сальме оглянулась, куда сворачивала машина. В ней проснулось любопытство — она готова была интересоваться каждой мелочью, подглядывать хотя бы вполглаза из-за занавески на окне. Машина подъехала к старому господскому дому и, скрипнув тормозами, резко остановилась перед входом.
Кто же это, ради кого в Кивиру примчалась эта необыкновенная машина? Сальме перебрала про себя всех своих соседей, затем и жильцов второго этажа. Может, у них там что-то стряслось: аппендицит, кровоизлияние или паралич? Стоит ли удивляться, сколько они все пьют.
Ноги Сальме шли сами собой знакомой дорогой, теперь же и мысль ее побежала изведанной тропой. Она вспоминала, как болела в прошлую весну — лежала с воспалением легких. Правда, сноха говорила на крещение, что это было не воспаление легких; во всяком случае, Сальме очень ослабела. Целых три дня не выходила из комнаты, валялась и чего-то ждала, бог весть чего. Хильдегард в один из этих дней злорадно заглянула в щель приоткрытой двери, вся сгорая от любопытства, и сказала, вернее, куснула соседку: «Разве кто придет навестить тебя здесь, так и останешься лежать!» И затворила дверь, ей пора было идти в телятник. «Так уж и останусь? — подумала Сальме.— Постучусь в стену, небось Орешкины услышат; тоже мне разговор — не помогут. Помогут наверняка, если постучусь, Александр или Серафима догадаются, что мне чего-то нужно; не стоит и слушать зловредные речи!» Но стучать она не стала, на следующий день пошла в контору и пожаловалась, что вот уже который день больна, плохо ей, боится — останется хворая одна. Заместитель директора сразу пошел ей навстречу и отправил ее на машине в больницу... Это и не было воспалением легких, а что именно, неизвестно, доктор что-то написал в истории болезни. Когда же Сальме стала расспрашивать, он только улыбнулся и велел отогнуть рукав, чтобы измерить давление крови. Нет, это не воспаление легких, сноха тоже говорила. Да и какая разница, главное, что сон и аппетит прекрасный, хоть серого волка проглотила бы.
Она уже почти пришла, тяжело дышала на лестнице почты, опираясь на палку. В городе квартира ее сына выше, прямо под самыми небесами, хорошо слушать шум ветра и голоса птиц, как говорит он сам, сын. В доме у них лифт, но она избегала входить в него одна — а вдруг не справится со всеми этими кнопками, и тогда лифт может застрять между этажами, как написано в одной книжке; лифт может провисеть несколько дней, а то и неделю, прежде чем придет механик и выручит ее. И что ей тогда делать между небом и землей, если и здесь, на твердой земле, когда она на своих двоих да с палкой, время тянется ужасно медленно. Нет, такие штучки не по ней, все это городские выдумки, да и только. Она будет ходить на своих двоих, пока ноги ее носят.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18