Это третье село на нашем пути. Какое оно — тоже пустое или сожженное?
— Недалеко, — повторил Минер.
Я посмотрел на Рябую. Страшно худое лицо, детские губы, обычно ласковый взгляд полон безысходной тоски. Под глазами — темные круги. Угрожающе тонкая талия.
— О чем вы говорили? — спросила Рябая.
— А что тебя волнует?
— Тоже хочется поговорить. Иначе жизнь не мила.
— Нам сейчас не до разговоров, — произнес Минер и посмотрел прямо в глаза Рябой. Она глядела на него по-детски испытующе:
— Дойдем ли мы за два дня?
— Кто знает, — ответил Минер. — Как раз об этом мы и говорим, милая. Можно бы, конечно, спуститься в село...
— Слушайте, — сказала Рябая, и щеки ее залил нежный румянец. — Если мы проберемся в село ночью и будем осторожны, то все обойдется. Впрочем, я не люблю вносить предложения.
— Здесь все должны вносить предложения, — сказал Минер. — Раньше мы были уверенней.
— Ты остался таким же.
— Это комплимент?
— Как хочешь...
— Будем держаться вместе вдруг проговорила Адела, и никто не понял, почему она так сказала.
Рябая как-то странно взглянула на нее.
— Мне что-то очень грустно, — сказала мне она. — Но я в здравом уме. Я, конечно, верю, что в конце концов мы победим, даже если и придется мне оставить здесь свои кости.
— Ты не больна? — спросил я.
— Нет.
— Грусть рассеется. Она как туман.
Когда Рябая отошла в сторону, я сказал Минеру:
— Не люблю я села...
— Но мы должны пройти через них, иначе голод задушит нас...
Я молчу. Мы шагаем к юго-востоку. Как всегда, величественно сверкает солнце.
— А Йован — хороший парень, — перевел разговор па другую тему Минер.
— Был хороший.
— А теперь?
— Боюсь, оставит нас.
— Не будем говорить об этом.
— Что ты думаешь о Судейском? —- спросил я.
— Он полностью согласен с нами.
— А старик?
— Хороший.
— Значит, сегодня мы останемся здесь?
— Да, переночуем.
— Место неплохое.
— Может стать и плохим.
— Впервые вижу, как ты нервничаешь, — заметил я.
— С девушкой худо.
Я тоже думаю о Рябой: «Женщина. Переболела тифом...»
Ветер освежает меня. Пахнет хвоей. Склоны заросли желтыми цветами.
— Люблю горы, — произнес Минер.
— Я тоже. Если б не голод.
Так мы решили сойти в Жупу и в первом же селе добыть продукты. Горные села сожжены. Жупские далеко. И ненадежны.
Я понимаю, что это опасное предприятие. Если нас обнаружат — не избежать преследования. Однако многое в жизни требует риска...
XX
Заночевали мы в горах, в какой-то старой, покинутой жителями избушке с дырявой крышей. Утром у меня было плохое настроение: Адела улыбалась Йовану, дружески расспрашивала о чем-то Минера, что-то отвечала Судейскому, но на меня даже не взглянула. Я сидел, прижавшись спиной к скале, и ожесточенно чистил винтовку.
— Сколько раз ты будешь ее чистить? — подошел ко мне Судейский.
— По крайней мере, чтоб пострелять!
— Ему нечего делать! — произнес Йован.
— Отдыхай. Винтовка вычищена.
— Он, наверно, старается для того, кто ее получит, — не унимался Йован.
— Эту никто не получит...
— Как ты себя чувствуешь? — заботливо спросил Рябую старик.
— Мне очень стыдно. Сегодня ночью я уже решила, что вам бы лучше оставить меня. Но сейчас с ногой хорошо.
— Дай-ка я посмотрю рану, — предложила Адела. Она развязала повязку, сбросила старые листья подорожника. Старик протянул ей свежие.
— Лучше, хотя еще не зарастает.
— Не с чего, — заметил старик.
— Что?
— Нет еды, потому и не зарастает.
— Должна была бы закрыться, — возразила Адела. — Рана чистая.
Она сделала перевязку и села возле Рябой. Они тихо о чем-то зашептались.
— Так нельзя идти, — говорил Йован.
— И так тоже нельзя, — не соглашался Минер.
— Я знаю местность.
— Что ты хочешь этим сказать? -— Ничего.
— Он хочет сказать, что точно так же не может уйти, как и мы. По нему будут стрелять, — вставил Судейский.
— У тебя вместо головы — навозная куча.
— Вы опять ругаетесь? — вмешалась Адела. — Ты должен сдерживать себя, — мягко обратилась она к Йовану.
.— Не могу. Я и так слишком долго делал это.
— Ты молод, — сказал старик. — Ты слишком молод... Целый день мы отдыхали, чтобы со свежими силами
пойти в Жупу. Все знали об этом, только Йован делал вид, будто ему ничего не известно. Мне, однако, он признался, что очень хочет идти вниз, в село.
И когда мы тронулись в путь, он взял у Рябой сумку и какое-то время нес ее, шагая впереди. Девушка с благодарностью смотрела на него. Но Йован был Йованом. Его злой язык и здесь подвел его.
— Сильный помогает слабачку, — подмигнул он мне.
— Эх ты, — с упреком проговорила Рябая и отобрала у него сумку.
Йован пропустил всех вперед, затянул шнурок на обувке, заломил на затылок шапку и, поравнявшись со мной, как ни в чем не бывало, произнес:
— Вверху — Каменита Глава.
Больше он не проронил ни слова. Я шел за ним следом и невольно обратил внимание, как он похудел. Внезапно повернувшись, Йован спросил:
— Ты пойдешь?
— Да, — ответил я. — Я не устал.
XXI
Мы были в Жупе. Раздобыли продовольствие и после короткой перестрелки отступили в горы. Здесь устроили привал. Я лежал неподалеку от девушек.
— Знаешь, мне все время невыносимо грустно, — говорила Рябая Аделе. — Я ничего не могу забыть и как бы все переживаю заново.
— Ты можешь об этом не думать? — спросила Адела.
— Нет, — отвечала та. — Все так и стоит перед глазами: мы со стариком спрятались в кустах, а за рекой-** их патрули с огромными черными псами...
— Ты веришь в наше дело? — спросила Адела.
— Верю.
— Думай лучше об этом.
— Я и не хочу думать о чем-нибудь ином.
— Ну тогда расскажи.
— Это было в первый день после боя. Мы лежали в укрытии и наблюдали. Мы не знали, куда идти: немцьь были повсюду...
Она облизала пересохшие губы, глядя прямо перед собой.
— Я была сестрой, ухаживала за ранеными. И я видела, как их выводили и ставили друг возле друга. Их убивали партиями. Старик все время шепотом приказывал мне отвернуться. Но я не могла не смотреть... Их убивали в затылок. Стреляли из таких же пистолетов, как у Минера, или из автоматов...
Прямо перед нами росли низкие кусты, не выше пояса. Там тоже кто-то прятался, мне было видно темное пятно его одежды. По тропе проходили трое гитлеровцев с собакой. Вдруг собака залаяла, и человек на четвереньках пополз по склону. Я догадалась, что он ранен в оба колена. Виднелась даже повязка. Собака настигла его и с лаем прыгнула на спину. Человек покатился по траве, но тут подоспели солдаты. Кто-то из них крикнул собаке, и она оставила раненого. Он поднял голову и с ненавистью посмотрел на своих палачей. Они находились шагах в тридцати от нас, и я хорошо разглядела его лицо. Очень худое лицо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50