Адела стояла на тропинке внизу и, когда Йован поравнялся с ней, укоризненно сказала:
— Опять вы ругаетесь!
Он махнул рукой и даже не взглянул в ее сторону. Мы шли дальше. Только камешки сыпались из-под ног.
— Трудно стало идти, — сказал Минер.
— Мне тоже, — признался я.
— Колени — как свинцом налиты.
— От голода. На колени самый большой груз приходится. А теперь этот механизм ослаблен.
Я произносил слова наобум и удивлялся их логике.
— Будет ослаблен, если испорчен механизм, который управляет миром, — ответил Минер. — Нам еще сто километров. Это мною?
— Нет.
— Только б народ не убежал с этой проклятой горы.
— Слушай, неужели мы все время будем идти по горам?
— Если спустимся в Жупу, может случиться беда.
— И все-таки надо. Так ведь невозможно.
— Но спуститься вниз — еще опаснее,
— Рано, — ответил Минер.
— А если нет?
— Неужели ты думаешь, что нет?
— Не лучше ли это сделать, пока есть силы?
— А где бы мы спустились?
— С той стороны.
— Я думал об этом, — сказал Минер. — Там мы будем завтра вечером. И ослабеем еще больше.
— Верно.
— А надо ли нам вообще спускаться в село?
— С каких это пор ты стал таким нерешительным? — вскипел я.
Он ничего не ответил, только сердито взглянул на меня.
Почему он так осторожен? Теперь опасность, казалось бы, значительно уменьшилась, но он, как гризли, постоянно нюхающий воздух, не подскажет ли ветер о приближении врага?..
Камни скатываются из-под ног и, прыгая но склону, скрываются в глубоком ущелье, откуда веет прохладой. Ближе к воде зелень становится гуще. Мы спускаемся вот уже два часа. Старик астматически задыхается. Он похож на измученного лешего: седой, кожа — как дубовая кора. Над нами вздымается небо. Светлая вершина сливается с его голубизной. Нелегко нам придется, пока поднимемся на противоположный склон.
Я снова посмотрел на Минера. Он словно громадный дубовый кряж движется впереди меня! Загадочное, как у сфинкса, лицо. Нередко случается, что люди, минуя большую опасность, вдруг теряют прежнюю прозорливость, попав в иные условия.
Так, если ты окажешься в магнитном поле, стрелка твоего компаса перестанет повиноваться. И пока ты не пройдешь это поле, компас бесполезен. Наверное, и Минер, выйдя из зоны действия немецких войск, стал бояться этой мнимой безопасности.
Брось геройствовать, говорил я себе. Бывали дни, когда и ты трусил. И боялся, как бы случайная пуля не попала в тебя. Бывали дни, когда ты слишком высоко зацепил свою жизнь и I:о отлиться храбростью. Ты забиваешь об этом? Конечно, я никогда не отказывался от принятого решения. И воюю по доброй воле. Мне ни разу не пришло в голову не выполнить задание. Но вспомни! Иначе тебя бы расстреляли. Может быть... Но я выбрал сам свою судьбу и за наше дело буду бороться до конца. Разве это не храбрость? Но так поступают все! Значит, если идешь к цели, не думай о случайной пуле? Так ли это? Наполеон тоже рисковал, но рисковал по-крупному. И наше дело — не менее крупное. Проиграем — милости не жди. Война, может быть, будет тянуться год, а то и больше. Никто не знает, когда она кончится. Итальянцы могли бы нам помочь. Их войска занимают четверть нашей территории. Вот поднялась бы суматоха в уездах! И тогда капитулировал бы этот жалкий король из Рима. Говорят, он живет в бомбоубежище под сорокаметровой насыпью. Короли обычно не погибают, хотя первыми начинают войны. К черту такие мысли. Наша задача — сохранить себя и своих товарищей...
На привале Адела задумчиво смотрит на скалы. Цикада звенит серебром. Оса завизжала над нами и, сделав вираж, как самолет-истребитель, исчезла в воздухе.
XVI
И опять мы шли часов пятнадцать. Нам удалось проскользнуть между двумя бандами. С восточной стороны нас прикрывали скалы. Шагая по невспаханному полю, мы услышали, как где-то вдали снова затрещали выстрелы. Все остановились.
— Стреляют из-за Каменистой Главы, — сказал старик.
— Далеко отсюда? — спросил я.
— День ходу. На свежие ноги. Это вон там, где гора торчит! — указал он рукой. — Двадцать лет назад я проходил по этим краям. Но тогда я был другим человеком. В двадцати километрах отсюда — село в горах. Чуть вправо.
— Туда мы не можем, —- заявил я.
—- Но подойти поближе могли бы. Разведать местность.
Я готов был решиться на это. Да и другие, я знал, поддержали бы меня. Но что скажет Минер?
— Ладно, — сказал он вдруг. — Только мы устали. В крайнем случае, хватит у нас сил уйти? Что думают остальные?.. Стой! —- обратился он к Йовану, потому что тот уже тронулся в путь.
— Чего тебе?
— Ну как, изменим направление? Мы хотим ближе подойти к какому-нибудь селу?
— Рано ты вспомнил, — хмуро бросил Йован, но остановился, опершись на винтовку.
— Это предложение старика! — пояснил я.
Старик и Рябая ушли с Минером чуть вправо. Нас осталось четверо: Адела, Йован, Судейский и я. Устроившись каждый в своем укромном месте, мы обозревали скалы. Небо было безоблачно. И кругом — только скалы, безмолвные склоны и послеполуденное солнце.
К югу, километрах в двух от нас, время от времени раздавалась стрельба. По всей вероятности, это отряд бандитов. Стреляли так, будто тренировались.
— Грабовац, я хочу пройти немного вперед, чтобы выяснить, где стреляют, — подошел ко мне Йован.
— Давай, но только скорее возвращайся.
Лицо его было озабочено. Выстрелы послышались ближе. Йован выругался.
— Мы можем пойти вместе, — предложил он.
— Давай, если ты в настроении.
— Эй! — крикнул Йован Ад еле. Она была к нам ближе, чем Судейский. — Мы скоро вернемся.
— Передать Судейскому?
— Да.
Мы осторожно пробирались по каменистому руслу. Йован в кровь разбил себе колено, но делал вид, что не замечает этого. Только крепче стиснул зубы, отчего лицо его стало более суровым и измученным.
Мы уже хотели повернуть на восток, как снова и совсем близко раздались одиночные выстрелы. Спрятавшись за сосну, мы увидели в километре от нас группу бандитов. Они уходили в горы и казались мельче муравьев. В бинокль я определил их направление, а потом потянул Йована за рукав. Мы пошли назад.
— И здесь снова фронт, — сказал я. — Когда же мы выйдем к своим?
Йован тяжело вздохнул.
— Ты не думай,— произнес он, шагая рядом со мной,— что я злой.
Я удивленно посмотрел на него. Что он хочет этим сказать? Может, догадался о моей симпатии к Ад еле ц вот сейчас заявит мне: оставь ее в покое и думай только о том, как отсюда выбраться?
— Да я так и не думал.
— Я просто сыт уже всем этим по горло...
— Видно, тебе много довелось пережить? — осторожно заметил я.
— Как и всем. Как и тебе.
— Я имею в виду не Сутьеску. А то, что было до нее.
— Вы, горожане, любите копаться в душе.
— Не все.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50