— Орешкин! Провались ты сквозь землю! Сатана стотоловая! Зарежу-у!!
Спотыкаясь о раскиданные дрова, он ринулся на архитектора. Тот зайцем кинулся к двери, успев сорвать с гвоздя свою, шинель.
Уронив голову на лист, Владимир судорожно дергался от смеха.
Возвращаясь домой, он увидел у лестницы небольшой костерок, сложенный из щепок, и коляску на велосипедных колесах. Безногий человек в полушубке грел у огня руки и смотрел в темноту, из которой шел Владимир.
— Здравствуйте, — сказал Владимир и, отвернув полу шинели, стал, доставать ключ от старого, по дешевке купленного.на базаре замка.
— Привет, — ответил инвалид. Был он грузным, большим, сидел, тяжело втиснувшись в узкое сиденье коляски. Обрубки ног прикрывал кусок байкового одеяла.
— Заходи,— предложил Владимир, открывая дверь.
— Посидим здесь, — ответил инвалид. — Не вопрусь я туда....
Владимир присел на корточки у костра, поворошил палочкой угли. Они долго молчали, не спрашивая больше ни о чем, словно боясь начать разговор.
— Ну, как живешь? — наконец произнес инвалид.— Хата у тебя приличная... Работаешь?
— Да. А ты?
— В артели. Сам понимаешь, пока из госпиталя...
— Знаю,— усмехнулся Владимир.— Прошел через это,.. Где ноги оставил?
— В Пруссии закопали,—неохотно сказал инвалид.— А ты?
— В Польше отморозил...
Огонь шипел, растапливая налипший на щепки снег, то затухал совсем, то под сквозняком вытягивался в длинные языки и ложился на землю, трепеща от ветра. Инвалид ше-вельнулся; и коляска заскрипела, качнувшись под тяжестью тела.
— У меня вот такое дело, — медленно проговорил он. — Тут на двери объявление...
— Какое?
— «Мы все живы,— прочитал на память инвалид.— Где ты наш отец, муж и дедушка?..»
— Знаю,— кивнул головой,Владимир.— «Семья Огур-цовых...»
— Видал, значит? — тревожно подался к нему инвалид. — Может, разговаривал. Какие они?
— Записку видел, — хмуро ответил Владимир.
— А-а, — с отчаянием передохнул инвалид. — Только записку...
— Что тебе еще надо? — спросил Владимир. — Если гы тот самый Огурцов! Так иди к ним. Живы все.
— Ты посмотри, какой я, — вяло проговорил инвалид.— Кому нужен?
— Брось. ты воду мутить, — рассердился. Владимир. — Если бы хоть одна жена... Там у тебя кого только нет — дети, внуки...
— А сам как бы поступил?—-зло произнес инвалид.— Учить все мастера. Я теперь наполовину из велосипедных частей слеплен. Ты имеешь правр учить?
— Я тебе не главврач, — тихо сказал Владимир... — На псих меня не бери. Может быть? им без тебя до того паршиво, что...
— Деньги буду посылать! — глухо прошептал инвалид.
— Боишься — выгонят?
— Другое страшно... Так и вижу перед- глазами — все сидят за столом... А жена на кухне плачет;..
— Все по-иному, — вздохнул Владимир. — Откуда у них кухня? Сам-то где живешь?
— У порта. Отрыл себе нору вроде твоей...
— Так что?—спросил Владимир.— Мне пойти? Разузнать обо всем?..
— Сходи, сходи, — нервно пробормотал инвалид. — Обо мне ни слова. Мол, раньше вместе служили... Потом потерялись... .
— Ладно,— согласился Владимир.—: Перед работой... Жди меня у базара... Слушай, — он внимательно посмотрел на инвалида.—Ты не знаешь, тут когда-то девушка жила... Еще на буксире «Скиф» судомойкой служила;
— Нет,— подумав, ответил инвалид.— Если что прознаю — сообщу, будь уверен.
— Тогда кати прямо сюда. Магарыч с меня... Он поднялся на ноги, отряхнул снег с шинели.
— Пошли поедим. Чего тут торчать? — Мне пора... Помоги, корешок.
— Хреновый я тебе в этом деле помощник, — засмеялся Владимир и, уперев костыль в спинку коляски,стал выталкивать ее на тропинку. Колеса запрыгали по камням, оставляя рубчатые следы. Инвалид обернулся и закричал:
— Значит, завтра? Жду...
— Не свались в яму...
Он долго смотрел в темноту, прислушиваясь, как дребезжат колеса и звякает крышка разболтанного звонка, пока всё не стихло. И костер погас — на земле тлело розовое пятно, подернутое пеплом.
Владимир прошел в комнатушку, зажег лампу и Красным карандашом написал на листке бумаги:
«Шура! Я живу. Здесь».
А подпись не поставил, настолько страшно ему было сознаться, что вдруг поверил в ее возвращение... Другие встречаются, откуда-то приходят, а почему не она?.. Все выстраивается, налаживается, объединяется... Время надежд... Из
обломков, хаоса, путаницы судеб, сквозь годы и расстояния, наперекор всему... Находятся пропавшие города... Как мозаика, из неровных кусков складывается новая жизнь. Придет время, и зарастут трегцины швов, сгладятся выщербленные камни. И, наверно, уже будет невозможно увидеть, что стена изрезана шрамами и слеплена из множества когда-то раздробленных обломков...
Владимир снова вспомнил парня, за которым во время войны гонялся немецкий танк. Тогда еще немецкие танкисты могли позволить себе такую шутку. Смяв окопы й разутюжив десяток солдат в мелких ячейках, они неслись в танке по гладкому полю за одиноким, беззащитным человеком, хохоча в открытых люках... Парень чудом спасся, не был даже ранен. Прошли годы, а на него по-прежнему несется вздыбленный танк. Грохочут гусеницы... Это сидит в нем, запрятанное глубоко, не для всех. Оно молчит, когда летают над колокольней белые голуби и шумит на площади толпа, его нет в рассветный час. И вдруг — только в ноздри ударит, горелым бензином, а слух уловит тарахтение мотора — человека охватывает нервная дрожь ненависти.
Так будет со многими из их поколения — прошлое не умрет, оно затаится в сугробах снега, в которых замерзал когда-то; в теплом небе, где горел в самолете; в быстром взгляде случайно проходящей женщины, так напомнившей ту, оставленную на перроне в сорок первом... Уже возвращаются эти люди. Ветер треплет на закопченных стенах их адреса. Инвалиды ищут потерянных внуков. И в старинном особняке с заколоченными окнами на листах оберточной бумаги лежат первые дома будущего города...
Так почему бы не вернуться ей — Шуре, девчонке с морского буксира «Скиф»?
«МОСКВА
ПОВТОРНО МИНИСТЕРСТВУ ОБОРОНЫ
ЗАЯВЛЕНИЕ Прошу сообщить, не находится ли в рядах армии как в оккупационных войсках, так и на территории Советского Союза, АЛЕКСАНДРА СЕМЕНОВНА МУРОВЦЕВА, ранее работавшая судомойкой на буксире «Скиф», приписанном к порту Металлургического завода имени Ленина.
Владимир Коваленко»,
ИЗ ПИСЬМА ВЛАДИМИРА ЛЕШЕ
«...Город как бы живет двойной жизнью. На первый взгляд кажется, что все поглощены одним: выбраться из подвалов, достать где-то полмешка картошки, отоварить вовремя хлебные карточки, загнать что-то на базаре и купить для затирухи кукурузной муки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71