Но я не сплошаю!
Юлчи подал Таити бутылку.
— Зачем раньше времени шум поднимать? — спокойно заметил он и снова повернулся к двери.— Ну, я поехал.
— Подожди, не торопись. Выпей пиалу!.. Не хочешь? Тогда вот это возьми! — Байбача вынул из кармана серебряный целковый и бросил его на ковер.
— Благодарствую, Мирисхак-ака. Только мне это ни к чему... я не возьму...
Таити рассердился:
— Погляди сюда, глупый! Зачем нос задираешь? Ты должен ценить деньги, потому — ты бедняк. Запомни — так ты не разживешься и никогда не будешь человеком. В наше время без денег не проживет и ангел. Если нужно, ради денег, как говорят, цыгану ишака не брезгуй напоить. Вокруг тебя все денежные люди. Вот дядя твой, Хаким, Салим и еще много баев. Склоняйся перед ними, оказывай им почет, и они тебя по головке гладить будут, озолотят. Знаю, ты не такой. Потому и советую: брось эту привычку! Возьми деньги!..
Юлчи сделал шаг к Танти-байбаче. Губы его дрожали.
— Спасибо за совет, Мирисхак-ака. Но, говорят, честь джигита дороже денег. Я хоть и мало добываю, но зато добываю честно, своим трудом.
Танти-байбача выпил пиалу вина, кивнул на дверь в переднюю.
Эту красавицу видел? — сказал он насмешливо.— Она дочь такого же, как мы, мусульманина. Сейчас я для нее ничего не пожалею. По сели огорчит чем — вышвырну и еще лучшую найду. Вот! И все дело м деньгах. Ее с родителями тоже сила денег разлучила!.. Это у тебя все молодость, молодечество. Брось!
По-моему,— горячо возразил Юлчи,— дело не только в деньгах. Дело и в людях. Вернее, в денежных людях. Вот все добро, что вы сделали для дочери бедняка! — он указал на корзину с вином и, даже не попрощавшись, шагнул через порог михманханы...
Улицы были темные, безмолвные. Редко где слышался свисток или колотушка какого-нибудь одинокого караульщика.
Юлчи гнал лошадь, не замечая дороги. Душа юноши кипела негодованием. Он очень жалел, что не ответил Таити еще резче. «Деньги для них — все. Мужчины их круга покупают за деньги честь жен и дочерей бедняков, а женщины — честь мужчины. Вот и Салим-байбача, наверное, обнимает за деньги дочь какого-нибудь бедняги... А его жди. Всю ночь без сна, а завтра с утра надо отправляться в поместье...»
Вспомнив о предстоящей поездке с семьей Ярмата, Юлчи повеселел. Он оглянулся вокруг: фаэтон катил по Урде, а над вершинами высоких тополей, выглянув из-за легкого облачка, уже повис серебряный осколок луны...
III
...Арба выехала за город. Домашний скарб семьи Ярмата умещался в нескольких узлах, на арбе было просторно, и Гульнар с матерью удобно расположились в передке.
Юлчи, счастливый тем, что везет любимую девушку, весело понукал коня и тихонько напевал какую-то песенку.
Гульнар, закутанная в паранджу, дрожащим от волнения голосом иногда перекидывалась словом-другим с матерью, но с Юлчи заговорить не смела, да и никак не могла найти предлога. Вчерашний разговор с Нури все еще тревожил сердце, но она старалась отогнать печальные мысли.
Ослепительно ярко сияет солнце. Воздух чистый, прозрачный. Над головой ясное голубое небо. А вокруг куда ни глянь — празднично одетая земля: зеленеют холмы, цветут сады; яблони, персиковые и урюковые деревья кажутся со стороны огромными букетами. На полях то там, то здесь дехкане ковыряют омачами землю, подгоняя ударами палок тощих, усталых волов. Возле самой дороги какой-то паренек рыхлит свою полосу кетменем. Время от времени он останавливается, звонким голосом затягивает песню. Ему подпевают птицы в садах. А подальше, на холмах, одиноко бродит мальчик-пастух...
Сгрузились они неподалеку от байского дома в маленьком дворике, окруженном невысоким дувалом. Посредине двора — открытый навес. Гульнар с матерью тотчас принялись подметать двор и раскладывать по местам свои пожитки.
Когда покончили с самым необходимым, Гульсум-биби велела поставить чай. В маленьком арычке рядом с дувалом воды не оказалось. Гульнар накинула на голову вместо паранджи материнский камзол, взяла ведра и отправилась к головному арыку. Шла она по прошлогодней тропинке. Вокруг — молодая весенняя зелень, вдали — синие горы, все знакомые с детства места...
Гульнар вдруг остановилась: на берегу арыка стоял Юлчи и поясным платком вытирал лицо — он только что умылся.
Девушка на мгновенье задумалась — идти или вернуться? — и пошла вперед.
Юлчи посторонился, несмело предложил:
— Оставьте здесь ведра, Гульнар, я принесу. Гульнар стыдливо отвернулась:
— Спасибо, я привыкла сама. Да и вы устали, наверное.
— Устал? — улыбнулся Юлчи.— Нет, Гульнар, мне еще стыдно уставать. Особенно сегодня... когда я помогаю вам...
— Правда? — тихо спросила девушка.— Или это вы так, чтобы сказать что-нибудь приятное?
— Верьте, Гульнар, слова мои от чистого сердца.
Гульнар зачерпнула мутноватой воды, поставила ведра на берег арыка.
— Верю,— сказала она.— Все говорят, что вы любите правду и... хорошо работаете... Так хорошо, что я боюсь, как бы вас не забрали другие...
— Не понимаю, Гульнар, о чем вы? — Юлчи невольно шагнул к девушке.— Кто меня может забрать?
Гульнар чуть повернулась, на один миг приоткрыла лицо.
— Сказать вам?.. Нури-апа хвалилась: Юлчи, говорит, обязательно будет работать у нас.— Гульнар вздохнула.— Правда, уходите?
— Эх-ха, вон о чем вы? — улыбнулся Юлчи.— Нури-апа, наверное, во сне видела меня своим работником. Пусть же она прежде расскажет свой сон воде. Никуда я не уйду, хоть в цепи закуют и силой будут тащить! Верно, здесь у дяди нет ни дня покоя. Можно, конечно, найти место лучше. Но я не хочу...
— Почему? Каждый ищет, где ему спокойнее и легче.— Гульнар украдкой взглянула на джигита.— У Нури-апа хорошее место.
Юлчи замялся, помолчал немного.
— Если я прямо скажу, не обидитесь?
— Почему я должна обижаться? Может, даже обрадуюсь, кто знает...
— На вас не могу наглядеться, от вас не хочу уходить, Гульнар!.. Сердце Гульнар забилось часто-часто. Она отбросила камзол
с лица и, сама того не замечая, шагнула к Юлчи. На длинных и густых ресницах девушки утренней росой заблестели слезинки.
— Правда? Правда, Юлчи-ака?
— Правда, Гульнар! Вы не верите мне?
— Я... не знаю.— Девушка на миг опустила глаза, потом радостно глянула на Юлчи: — Нет, верю!.. Я вам верю больше, чем себе. Ты правдивый, открытой души джигит... знаю...
Юлчи привлек девушку, дрожащей рукой нежно погладил ее по волосам. Оба они, любящие и счастливые, долго глядели друг другу в глаза...
IV
Нури по себе судила о нравах и поведении всех девушек и женщин и была уверена, что между Юлчи и Гульнар есть тайная связь. «Это пмп вскружила голову Юлчи, встала помехой на пути моих желаний,— Нури. - Только эта батрачка радуется раньше времени. Как пин смеет! Да я ей глаза выцарапаю, подлой рабыне!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
Юлчи подал Таити бутылку.
— Зачем раньше времени шум поднимать? — спокойно заметил он и снова повернулся к двери.— Ну, я поехал.
— Подожди, не торопись. Выпей пиалу!.. Не хочешь? Тогда вот это возьми! — Байбача вынул из кармана серебряный целковый и бросил его на ковер.
— Благодарствую, Мирисхак-ака. Только мне это ни к чему... я не возьму...
Таити рассердился:
— Погляди сюда, глупый! Зачем нос задираешь? Ты должен ценить деньги, потому — ты бедняк. Запомни — так ты не разживешься и никогда не будешь человеком. В наше время без денег не проживет и ангел. Если нужно, ради денег, как говорят, цыгану ишака не брезгуй напоить. Вокруг тебя все денежные люди. Вот дядя твой, Хаким, Салим и еще много баев. Склоняйся перед ними, оказывай им почет, и они тебя по головке гладить будут, озолотят. Знаю, ты не такой. Потому и советую: брось эту привычку! Возьми деньги!..
Юлчи сделал шаг к Танти-байбаче. Губы его дрожали.
— Спасибо за совет, Мирисхак-ака. Но, говорят, честь джигита дороже денег. Я хоть и мало добываю, но зато добываю честно, своим трудом.
Танти-байбача выпил пиалу вина, кивнул на дверь в переднюю.
Эту красавицу видел? — сказал он насмешливо.— Она дочь такого же, как мы, мусульманина. Сейчас я для нее ничего не пожалею. По сели огорчит чем — вышвырну и еще лучшую найду. Вот! И все дело м деньгах. Ее с родителями тоже сила денег разлучила!.. Это у тебя все молодость, молодечество. Брось!
По-моему,— горячо возразил Юлчи,— дело не только в деньгах. Дело и в людях. Вернее, в денежных людях. Вот все добро, что вы сделали для дочери бедняка! — он указал на корзину с вином и, даже не попрощавшись, шагнул через порог михманханы...
Улицы были темные, безмолвные. Редко где слышался свисток или колотушка какого-нибудь одинокого караульщика.
Юлчи гнал лошадь, не замечая дороги. Душа юноши кипела негодованием. Он очень жалел, что не ответил Таити еще резче. «Деньги для них — все. Мужчины их круга покупают за деньги честь жен и дочерей бедняков, а женщины — честь мужчины. Вот и Салим-байбача, наверное, обнимает за деньги дочь какого-нибудь бедняги... А его жди. Всю ночь без сна, а завтра с утра надо отправляться в поместье...»
Вспомнив о предстоящей поездке с семьей Ярмата, Юлчи повеселел. Он оглянулся вокруг: фаэтон катил по Урде, а над вершинами высоких тополей, выглянув из-за легкого облачка, уже повис серебряный осколок луны...
III
...Арба выехала за город. Домашний скарб семьи Ярмата умещался в нескольких узлах, на арбе было просторно, и Гульнар с матерью удобно расположились в передке.
Юлчи, счастливый тем, что везет любимую девушку, весело понукал коня и тихонько напевал какую-то песенку.
Гульнар, закутанная в паранджу, дрожащим от волнения голосом иногда перекидывалась словом-другим с матерью, но с Юлчи заговорить не смела, да и никак не могла найти предлога. Вчерашний разговор с Нури все еще тревожил сердце, но она старалась отогнать печальные мысли.
Ослепительно ярко сияет солнце. Воздух чистый, прозрачный. Над головой ясное голубое небо. А вокруг куда ни глянь — празднично одетая земля: зеленеют холмы, цветут сады; яблони, персиковые и урюковые деревья кажутся со стороны огромными букетами. На полях то там, то здесь дехкане ковыряют омачами землю, подгоняя ударами палок тощих, усталых волов. Возле самой дороги какой-то паренек рыхлит свою полосу кетменем. Время от времени он останавливается, звонким голосом затягивает песню. Ему подпевают птицы в садах. А подальше, на холмах, одиноко бродит мальчик-пастух...
Сгрузились они неподалеку от байского дома в маленьком дворике, окруженном невысоким дувалом. Посредине двора — открытый навес. Гульнар с матерью тотчас принялись подметать двор и раскладывать по местам свои пожитки.
Когда покончили с самым необходимым, Гульсум-биби велела поставить чай. В маленьком арычке рядом с дувалом воды не оказалось. Гульнар накинула на голову вместо паранджи материнский камзол, взяла ведра и отправилась к головному арыку. Шла она по прошлогодней тропинке. Вокруг — молодая весенняя зелень, вдали — синие горы, все знакомые с детства места...
Гульнар вдруг остановилась: на берегу арыка стоял Юлчи и поясным платком вытирал лицо — он только что умылся.
Девушка на мгновенье задумалась — идти или вернуться? — и пошла вперед.
Юлчи посторонился, несмело предложил:
— Оставьте здесь ведра, Гульнар, я принесу. Гульнар стыдливо отвернулась:
— Спасибо, я привыкла сама. Да и вы устали, наверное.
— Устал? — улыбнулся Юлчи.— Нет, Гульнар, мне еще стыдно уставать. Особенно сегодня... когда я помогаю вам...
— Правда? — тихо спросила девушка.— Или это вы так, чтобы сказать что-нибудь приятное?
— Верьте, Гульнар, слова мои от чистого сердца.
Гульнар зачерпнула мутноватой воды, поставила ведра на берег арыка.
— Верю,— сказала она.— Все говорят, что вы любите правду и... хорошо работаете... Так хорошо, что я боюсь, как бы вас не забрали другие...
— Не понимаю, Гульнар, о чем вы? — Юлчи невольно шагнул к девушке.— Кто меня может забрать?
Гульнар чуть повернулась, на один миг приоткрыла лицо.
— Сказать вам?.. Нури-апа хвалилась: Юлчи, говорит, обязательно будет работать у нас.— Гульнар вздохнула.— Правда, уходите?
— Эх-ха, вон о чем вы? — улыбнулся Юлчи.— Нури-апа, наверное, во сне видела меня своим работником. Пусть же она прежде расскажет свой сон воде. Никуда я не уйду, хоть в цепи закуют и силой будут тащить! Верно, здесь у дяди нет ни дня покоя. Можно, конечно, найти место лучше. Но я не хочу...
— Почему? Каждый ищет, где ему спокойнее и легче.— Гульнар украдкой взглянула на джигита.— У Нури-апа хорошее место.
Юлчи замялся, помолчал немного.
— Если я прямо скажу, не обидитесь?
— Почему я должна обижаться? Может, даже обрадуюсь, кто знает...
— На вас не могу наглядеться, от вас не хочу уходить, Гульнар!.. Сердце Гульнар забилось часто-часто. Она отбросила камзол
с лица и, сама того не замечая, шагнула к Юлчи. На длинных и густых ресницах девушки утренней росой заблестели слезинки.
— Правда? Правда, Юлчи-ака?
— Правда, Гульнар! Вы не верите мне?
— Я... не знаю.— Девушка на миг опустила глаза, потом радостно глянула на Юлчи: — Нет, верю!.. Я вам верю больше, чем себе. Ты правдивый, открытой души джигит... знаю...
Юлчи привлек девушку, дрожащей рукой нежно погладил ее по волосам. Оба они, любящие и счастливые, долго глядели друг другу в глаза...
IV
Нури по себе судила о нравах и поведении всех девушек и женщин и была уверена, что между Юлчи и Гульнар есть тайная связь. «Это пмп вскружила голову Юлчи, встала помехой на пути моих желаний,— Нури. - Только эта батрачка радуется раньше времени. Как пин смеет! Да я ей глаза выцарапаю, подлой рабыне!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92