Я же знаю, как ему нравится моя мать, а такой человек ни перед чем не остановится, лишь бы получить то, чего желает. Даже перед убийством! Что ему стоит пролить чужую кровь, если он всю жизнь только этим и занимался? Он жестокий и очень смелый, и привык брать, не спрашивая позволения. Я хотела, чтобы он обратил внимание на меня и оставил в покое мою семью. Я бы на все согласилась ради этого! И даже со временем, наверное, привыкла бы к нему и смогла его немного полюбить. Только бы он не причинил зла отцу и матери. Они этого не заслуживают! Если бы я была чуть-чуть постарше…
— Джахель, — в голосе прозвучало удивление, — так ты решила сознательно пожертвовать собой, чтобы спасти отца от возможной смерти и мать — от бесчестья?
— Никакая это не жертва, — возразила она. — И Конана я тоже понимаю. Он очень одинок. Мне… мне жаль его.
— Очень часто жертва становится началом настоящей любви, дитя, — проговорил голос. — У тебя есть своя правда и своя сила, маленькая Джахель.
— Но недостаточная, чтобы развеять беду! Я видела, как мать целовала его в саду перед тем, как ему уехать. А до этого оставалась с ним наедине. Наверное, это нехорошо, но я следила за ними.
— И ты уверена, что все поняла правильно?
— А что было понимать? Когда мужчина и женщина так сильно желают друг друга, ошибиться трудно.
— Но кроме желания есть еще долг, честь и воля, — произнес голос. — Не кажется ли тебе, что ты думаешь о других людях хуже, чем они того заслуживают?
— Да? — спросила Джахель, смахивая слезы с ресниц. — А ты откуда знаешь?
— Я слишком долго живу на свете, чтобы мог удивляться чему-то, — отозвался он. — Мне тоже приходилось любить и терять любимых. Не говоря уж о том, за какое чудовище считали меня люди, а кое-кто считает и до сих пор. Однажды я увидел девушку, которую пожелал сильнее всего на свете, но она любила другого и бежала с ним от меня. Увы, ее избранник вскоре погиб. Я же сделал так, что его дух явился ей оттуда, откуда не возвращаются, и она родила от него сына. Тем не менее, до конца дней своих она проклинала меня, считая виновником своих несчастий, и умерла с ожесточенным сердцем.
— Как жаль, — прошептала Джахель, — а что же ее сын?
— Он пришел ко мне… Видишь ли, для того, чтобы на короткое время возвратить на землю умершего юношу и позволить свершиться невозможному чуду, я дал клятву богам, что умру, когда лицом к лицу встречусь с его ребенком Так и произошло, обет был исполнен. Мое сердце остановилось в тот же миг, когда дитя предстало передо мной, но мой отлетевший дух соединился с ним, слившись воедино. Я — это он и наоборот. Так я всегда могу быть с ним, защищая и направляя это юное существо, и это все, что я мог сделать ради его матери, которую когда-то любил.
— И которая не простила тебя за то, в чем ты вовсе не был виноват! — воскликнула Джахель, от волнения нарушив запрет и обернувшись.
Но никого, кроме Райбера, не увидела.
— Ты? — тихо спросила она. — И все это мне… не приснилось?
— Нет, — он покачал головой. — Это не сон, Джахель, — Райбер как-то странно дернулся и изумленно заморгал. — Ты о чем спрашиваешь?
Он ничего не помнит и не сознает, что у него две души, поняла Джахель. И страшно удивится, если ему рассказать правду! Она всмотрелась в лицо Райбера, пытаясь различить черты того, второго, который только что говорил с нею; но при всем желании не увидела ничего.
Глава XVII
Конан стоял возле замка Гаала, на том самом месте, где несколько дней назад встретился с князем Тариэль. Ингун вышел ему навстречу. — Принес? — спросил он. — Да, но я предупреждал, что буду говорить только с Гаалом, — отозвался варвар. — Давай, веди к нему.
Ингун сдержал слово — князь знал о предстоящей встрече и радушно приветствовал вошедшего, знаком велев Ингуну оставить их наедине.
— Мне известно, что ты оказался в сложном положении из-за того, что твой друг-художник бесчестно обошелся с тобой, — сочувственно проговорил он. — Ужасные времена! Совершенно никому нельзя доверять! Но я вполне могу тебя выручить, если то, что ты собираешься предложить, мне понравится. Я очень придирчив и знаю толк в подлинных шедеврах. Речь идет о диатрете, не так ли? По правде говоря, мне больше по душе барахские таволы, но я также высоко ценю оружие и другие предметы…
— Чего не скажешь о твоем слуге, — проворчал Конан — Он и слово-то "диатрета" правильно выговорить не может!
— Да, Ингун не блещет особыми познаниями по этой части, — согласился Гаал, — хотя, уверяю тебя, у него немало иных достоинств. А ты давно занимаешься перепродажей древних шедевров?
— Как сказать. Я скорее интересуюсь оружием и охотно готов совершить обмен диатреты на хороший меч из черненой стали, пробивающей металл.
— Но разве тебе не нужны деньги? — удивился Гаал.
— Князь, — с достоинством ответил Конан, — с мечом в руках я получу их куда больше, нежели выручу в результате сколь угодно выгодной сделки.
— Неужели? И как же?
— То есть, ты не понимаешь, как именно пользоваться оружием, желая подзаработать?
— Не требуется. Мои предки так же начинали, — усмехнулся Гаал. — Неплохой способ заложить основу будущего состояния.
— Ты из рода турнирных бойцов? — уточнил Конан. — Я имел в виду такой способ заработка. А ты что подумал?
— Давай перейдем к делу, — Гаал постарался сгладить возникшую неловкость. — Ты покажешь мне кубок?
— Для этого я и пришел, — Конан достал бесценную диатрету и повернул так, чтобы стекло явило свои свойства наиболее выгодным образом.
— О, — Гаал приподнялся в сильнейшем волнении. — Кубок Митры! Боги мои… да известно ли тебе, что он считался разбитым еще сотню лет назад?
— Как видишь, он цел, — пожал плечами Конан, слегка подкидывая диатрету на ладони. Гаал побледнел и затрясся.
— Что ты делаешь, невежда! Осторожнее!
— Не бойся, не уроню, — усмехнулся Конан, — Ну так что насчет мечей?
— Пойдем, я покажу все, которые у меня есть, в том числе доставленные с Радужных островов и из Кхитая, — согласился князь. — Да, ради всех богов, поставь кубок, я не могу смотреть, как беспечно ты с ним обращаешься!
— Ну, нет, — возразил варвар, — пока не договоримся, я его из рук не выпущу.
— Послушай, твое недоверие оскорбительно до смешного, — недовольно проворчал Гаал. — Я человек чести, а не жалкий уличный воришка, в конце концов!
— Мне-то откуда знать, — невозмутимо парировал киммериец, — я тебя впервые в жизни вижу, дел с тобой прежде не имел, а слова для меня значат не больше, чем сотрясение воздуха.
— Не по себе ли ты, в таком случае, судишь о других? — спросил князь. — Впрочем, не будем терять времени.
Он провел Конана в хранилище своих сокровищ, и киммериец получил возможность убедиться в том, что князь Гаал может считаться одним из богатейших людей Немедии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
— Джахель, — в голосе прозвучало удивление, — так ты решила сознательно пожертвовать собой, чтобы спасти отца от возможной смерти и мать — от бесчестья?
— Никакая это не жертва, — возразила она. — И Конана я тоже понимаю. Он очень одинок. Мне… мне жаль его.
— Очень часто жертва становится началом настоящей любви, дитя, — проговорил голос. — У тебя есть своя правда и своя сила, маленькая Джахель.
— Но недостаточная, чтобы развеять беду! Я видела, как мать целовала его в саду перед тем, как ему уехать. А до этого оставалась с ним наедине. Наверное, это нехорошо, но я следила за ними.
— И ты уверена, что все поняла правильно?
— А что было понимать? Когда мужчина и женщина так сильно желают друг друга, ошибиться трудно.
— Но кроме желания есть еще долг, честь и воля, — произнес голос. — Не кажется ли тебе, что ты думаешь о других людях хуже, чем они того заслуживают?
— Да? — спросила Джахель, смахивая слезы с ресниц. — А ты откуда знаешь?
— Я слишком долго живу на свете, чтобы мог удивляться чему-то, — отозвался он. — Мне тоже приходилось любить и терять любимых. Не говоря уж о том, за какое чудовище считали меня люди, а кое-кто считает и до сих пор. Однажды я увидел девушку, которую пожелал сильнее всего на свете, но она любила другого и бежала с ним от меня. Увы, ее избранник вскоре погиб. Я же сделал так, что его дух явился ей оттуда, откуда не возвращаются, и она родила от него сына. Тем не менее, до конца дней своих она проклинала меня, считая виновником своих несчастий, и умерла с ожесточенным сердцем.
— Как жаль, — прошептала Джахель, — а что же ее сын?
— Он пришел ко мне… Видишь ли, для того, чтобы на короткое время возвратить на землю умершего юношу и позволить свершиться невозможному чуду, я дал клятву богам, что умру, когда лицом к лицу встречусь с его ребенком Так и произошло, обет был исполнен. Мое сердце остановилось в тот же миг, когда дитя предстало передо мной, но мой отлетевший дух соединился с ним, слившись воедино. Я — это он и наоборот. Так я всегда могу быть с ним, защищая и направляя это юное существо, и это все, что я мог сделать ради его матери, которую когда-то любил.
— И которая не простила тебя за то, в чем ты вовсе не был виноват! — воскликнула Джахель, от волнения нарушив запрет и обернувшись.
Но никого, кроме Райбера, не увидела.
— Ты? — тихо спросила она. — И все это мне… не приснилось?
— Нет, — он покачал головой. — Это не сон, Джахель, — Райбер как-то странно дернулся и изумленно заморгал. — Ты о чем спрашиваешь?
Он ничего не помнит и не сознает, что у него две души, поняла Джахель. И страшно удивится, если ему рассказать правду! Она всмотрелась в лицо Райбера, пытаясь различить черты того, второго, который только что говорил с нею; но при всем желании не увидела ничего.
Глава XVII
Конан стоял возле замка Гаала, на том самом месте, где несколько дней назад встретился с князем Тариэль. Ингун вышел ему навстречу. — Принес? — спросил он. — Да, но я предупреждал, что буду говорить только с Гаалом, — отозвался варвар. — Давай, веди к нему.
Ингун сдержал слово — князь знал о предстоящей встрече и радушно приветствовал вошедшего, знаком велев Ингуну оставить их наедине.
— Мне известно, что ты оказался в сложном положении из-за того, что твой друг-художник бесчестно обошелся с тобой, — сочувственно проговорил он. — Ужасные времена! Совершенно никому нельзя доверять! Но я вполне могу тебя выручить, если то, что ты собираешься предложить, мне понравится. Я очень придирчив и знаю толк в подлинных шедеврах. Речь идет о диатрете, не так ли? По правде говоря, мне больше по душе барахские таволы, но я также высоко ценю оружие и другие предметы…
— Чего не скажешь о твоем слуге, — проворчал Конан — Он и слово-то "диатрета" правильно выговорить не может!
— Да, Ингун не блещет особыми познаниями по этой части, — согласился Гаал, — хотя, уверяю тебя, у него немало иных достоинств. А ты давно занимаешься перепродажей древних шедевров?
— Как сказать. Я скорее интересуюсь оружием и охотно готов совершить обмен диатреты на хороший меч из черненой стали, пробивающей металл.
— Но разве тебе не нужны деньги? — удивился Гаал.
— Князь, — с достоинством ответил Конан, — с мечом в руках я получу их куда больше, нежели выручу в результате сколь угодно выгодной сделки.
— Неужели? И как же?
— То есть, ты не понимаешь, как именно пользоваться оружием, желая подзаработать?
— Не требуется. Мои предки так же начинали, — усмехнулся Гаал. — Неплохой способ заложить основу будущего состояния.
— Ты из рода турнирных бойцов? — уточнил Конан. — Я имел в виду такой способ заработка. А ты что подумал?
— Давай перейдем к делу, — Гаал постарался сгладить возникшую неловкость. — Ты покажешь мне кубок?
— Для этого я и пришел, — Конан достал бесценную диатрету и повернул так, чтобы стекло явило свои свойства наиболее выгодным образом.
— О, — Гаал приподнялся в сильнейшем волнении. — Кубок Митры! Боги мои… да известно ли тебе, что он считался разбитым еще сотню лет назад?
— Как видишь, он цел, — пожал плечами Конан, слегка подкидывая диатрету на ладони. Гаал побледнел и затрясся.
— Что ты делаешь, невежда! Осторожнее!
— Не бойся, не уроню, — усмехнулся Конан, — Ну так что насчет мечей?
— Пойдем, я покажу все, которые у меня есть, в том числе доставленные с Радужных островов и из Кхитая, — согласился князь. — Да, ради всех богов, поставь кубок, я не могу смотреть, как беспечно ты с ним обращаешься!
— Ну, нет, — возразил варвар, — пока не договоримся, я его из рук не выпущу.
— Послушай, твое недоверие оскорбительно до смешного, — недовольно проворчал Гаал. — Я человек чести, а не жалкий уличный воришка, в конце концов!
— Мне-то откуда знать, — невозмутимо парировал киммериец, — я тебя впервые в жизни вижу, дел с тобой прежде не имел, а слова для меня значат не больше, чем сотрясение воздуха.
— Не по себе ли ты, в таком случае, судишь о других? — спросил князь. — Впрочем, не будем терять времени.
Он провел Конана в хранилище своих сокровищ, и киммериец получил возможность убедиться в том, что князь Гаал может считаться одним из богатейших людей Немедии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54