Конгур попятился от нее, не в силах издать ни звука, и опрометью бросился прочь с дико колотящимся сердцем, по дороге с разбегу налетев на отца.
— Что такое, малыш, куда ты так несешься? — спросил Тариэль, подхватив его на руки.
— Там… там… мама… — Конгур не мог объяснить увиденное, но по его потрясенному виду Тариэль понял, что произошло нечто по-настоящему жуткое.
Он поспешно вошел к жене.
— Дара? Что случилось?
— Сядь, Тариэль. Нам надо поговорить.
— О чем? — нарочито беспечно спросил он.
— Араминту сегодня арестовали, обвинив в ворожбе и убийстве Роуэны.
— Нет! — вскрикнул он неожиданно высоко, словно от невыносимой боли. — Дара, скажи, что это неправда!
— Это правда, Тариэль. Я только что сама узнала от отца. Минта в тюрьме и ждет приговора.
— Спаси ее, — лихорадочно произнес от, чувствуя, как ужас тисками сжимает сердце. — Дара, Дара, умоляю тебя, Араминта не может, не должна умереть, она не убийца, неужели ты поверила, будто она способна совершить такое? Тебе… нам… надо поговорить с Доналом Огом, объяснить ему… он поймет, он разберется…
— Доказательства против нее, Тариэль. Я уже просила. Отец не стал меня слушать. А тебе вообще ни в коем случае нельзя вмешиваться. Если отец узнает о твоей… ошибке, у Араминты не останется никакой надежды спастись. Ты окончательно погубишь ее. Если же нет, я сделаю для нее все, что смогу. Она ведь моя подруга, я не брошу ее в беде.
— Так ты знала?.. Знаешь?.. — от потрясения речь Тариэля стала почти невнятной.
— Да, мой любимый, — Дара подошла к нему, обвила руками шею мужа. — Знаю и могу понять… и какой невыносимой бывает душевная боль, мне тоже хорошо известно.
Перед глазами у Тариэля все поплыло, голос Дары доносился словно откуда-то издалека. Он был близок к обмороку, совершенно недостойному мужчины, и едва держался на ногах.
— Пойдем, тебе надо прилечь, — Дара поддержала его, уверенно и с неожиданной силой обхватив за талию. — Сейчас все пройдет. Здесь ужасно душно…
Нервное потрясение привело к тому, что в течение нескольких последних дней Тариэль был почти невменяем. Дара отпаивала его каким-то особым настоем трав, который заставлял Тариэля почти все время спать. Изредка приоткрывая мутные глаза, он неизменно видел склоненное над собою лицо жены, полное участия и любви. Почему-то совсем не было сил даже приподнять голову, не то что встать. Дара подносила к его пересохшим губам кружку с какой-то сладковатой жидкостью, Тариэль делал несколько глотков и снова проваливался не то в сон, не то в забытье.
— Спи, любимый, — говорила Дара, целуя его, как ребенка, в покрытый испариной лоб. — Так ты не сможешь помешать мне сделать то, что я должна.
Пока он пребывал в таком непонятном состоянии, Дара успела навестить "дорогую подругу". Увидев ее, Араминта на миг застыла, а потом бросилась к решетке, до боли вцепилась в толстые железные прутья побелевшими пальцами.
— Дара?
— Здравствуй, — холодно сказала та, оглядывая ее. — Тюрьма тебя что-то не красит.
— Я никого не убивала… твой отец…
— Ты убивала лишь меня, Минта, я знаю. И никак не пойму, за что, — на застывшем лице Дары двигались только губы. — Имея все, ты захотела еще и его. Зря, моя дорогая. Не стоило тебе идти на такую подлость.
Араминта все поняла.
— Так это твоих рук дело? Неужели ты решилась…
— Ты этого никогда никому не докажешь.
— Дара, если я скажу о своей связи с Тариэлем, то потяну его за собой… ты должна мне помочь, иначе…
— Не докажешь, — Дара усмехнулась. — Раньше ты себе язык вырвешь. Потому что ты беременна, и мне это известно. Так вот, до родов тебя не казнят и даже не подвергнут обязательным в таких случаях пыткам. А потом я обещаю, что позабочусь о ребенке Тариэля как о наших с ним детях. Но стоит тебе хоть раз, в бреду или во сне, упомянуть имя моего мужа, клянусь, твоя смерть будет настолько чудовищной, что все демоны преисподней содрогнутся. Ты поняла меня, Араминта?
— Дара, мы были как сестры…
— И ты расплатилась за это со мною сполна. Но только напрасно полагала, что я не сумею защитить свою семью. Ты не оставила мне выбора, Минта.
…Араминта провела пять лун в заключении, до тех пор, пока на свет не появился ее с Тариэлем сын. Дара сдержала слово, немедленно взяв его к себе в дом и наняв лучшую кормилицу. Она никогда не делала различия между ним и собственными детьми, не только не выказывая малейшей неприязни к Элаю, но, напротив, готовая так же безоглядно любить его, как Конгура и Джахель. Доналу Огу она объяснила, что это ее долг перед Араминтой.
— Мы были подругами. А дитя вообще ни в чем не виновато и не заслуживает страданий.
Тариэль, оправившись от своей "болезни", стал ценить Дару еще больше, чем прежде. И самому себе не смел признаться в том, что мертвая Араминта унесла с собою частицу его души. Только вспышки непонятного гнева сменялись у него, как погода, столь же неясной тоской и унынием. Тогда Тариэль шел и напивался до скотского состояния, чтобы ни о чем не думать и ничего не чувствовать.
Трудно поверить, будто Донал Ог оставался в неведении относительно связи Тариэля с Араминтой.
Тем более что маленький Элай был похож на своего отца даже больше, чем Конгур и Джахель. Он не унаследовал от вендийки ни единой внешней черточки, оставаясь точной уменьшенной копией Тариэля. Но Донал Ог предпочитал не вмешиваться в семейные дела дочери. Дара с самого начала дала ему понять, что не допустит этого. Здесь власть всесильного Донала Ога заканчивалась.
Жизнь входила в обычную колею, если сбросить со счетов то прискорбное обстоятельство, что Тариэль подчас делался невероятно агрессивным и устраивал безобразные драки, пуская в ход кулаки по поводу и без повода.
Высокий титул тут вряд ли мог служить достаточной защитой от закона, равно как и наличие влиятельного родственника.
Несколько раз городская стража вынуждена была унимать впавшего в буйство графа и препровождать его в камеру, что отнюдь не улучшало характер Тариэля. Обычно все благополучно заканчивалось выплатой суммы в казну, но Тариэль знал и о возможности куда более неприятных последствий, которых справедливо опасался, однако все равно не мог умерить свой пыл.
Донал Ог пытался образумить его, даже угрожал, предупреждал, что не станет вмешиваться и пытаться как-то исправить положение.
— Ты позоришь меня, — сказал он. — Становишься притчей во языцех у всего Бельверуса, и это приводит в отчаяние Дару. Если тебя вышвырнут из города…
— Если меня вышвырнут, Дара пойдет со мной, — уверенно заявил в ответ Тариэль, — и разделит мое изгнание. Или ты в этом сомневаешься?
Донал Ог не сомневался. Как ни прискорбно, слова Тариэля были чистой правдой. Дара слишком сильно, безоглядно и беззаветно его любила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54