Они уже поднимают голову, как этот сумасшедший Эстрелья, который, выступая по телевидению, всегда говорит по-испански, упорно отказываясь говорить по-английски и насмехаясь над американцами: он во всеуслышание заявляет, что Майами до появления здесь кубинцев было захудалой деревней. Возможно, но спокойной деревней. Вы не бывали в Майами до нашествия этих типов?
– Бывал. Вы прекрасно знаете, что бывал. Здесь было отделение Конторы, которое координировало нашу деятельность по всей Латинской Америке. Мы работали в здании вооруженных сил, но, приезжая в Майами, я каждый раз встречался с моим связным на пляже, зарабатывая себе, как вы сказали, рак кожи. По сути, с тех пор ничего не изменилось. Наша Контора работает здесь по-прежнему и преследует те же цели: собирает информацию об иммиграции, проводит операции по проникновению в их среду и организует побеги с Кубы. Но иногда именно из Майами координировались наши действия в других странах Латинской Америки, например, в Уругвае. Поэтому нам по-прежнему важно, чтобы надежные люди, вроде вас, отсюда следили за происходящим, – хороших специалистов очень мало.
– Куба сгниет сама по себе, или не сгниет, но Соединенные Штаты она уже не интересует: они хотят сохранить только видимость того, что по-прежнему интересуются ею, и кубинцы с удовольствием подыгрывают им в этой пьесе, расхаживая по улицам и распевая по-испански и по-английски: «Рейган, Рейган, храни тебя Господь». Именно так, – по-английски и по-испански, на двух языках. Еще они любят устраивать представления: выйдут на никому не нужные антикоммунистические демонстрации и орут во все горло «Да здравствует свободная Куба!», «Да здравствует свободная Гранада!», «Да здравствует свободное Никарагуа!», «Да здравствует Рейган!». Но все это только слова, а за ними – решимость остаться тут навсегда: они не желают возвращаться на Кубу, а если и вернутся, то чтобы пройти в марше по случаю освобождения страны, а потом скорее обратно, сюда. Хотел бы я видеть, как эти разбогатевшие кубинцы приспосабливаются к жизни в стране с низким уровнем экономического развития! Я устал от этого сброда, Робардс, и хотел бы сменить клиентуру.
– Что поделаешь, я тоже не могу сменить клиентуру.
– Вы – другое дело. Вы – высокопоставленный служащий, а я просто внештатный сотрудник.
Казалось, Робардс сочувствует и жизненным проблемам Вольтера: он слушал его, иногда задумчиво кивая, а иногда чуть наклоняясь вперед всем телом, словно желая прервать поток этих излияний.
– Я тоже хотел бы многое изменить в моей жизни, Вольтер. Мое несостоявшееся призвание – университетский преподаватель или писатель. Но наступает момент, когда ты уже не можешь повернуть назад. Это – общая проблема всех людей действия, начинавших как теоретики: пытаясь вернуться назад, мы чувствуем, как нам чего-то не хватает. Как-то мне приходилось иметь дело с испанским педиатром, который стал одним из руководителей Коммунистической партии. Он не знал, кто я такой на самом деле, и поверил в мою «легенду». Его деятельность была направлена на усиление антифранкистского сопротивления внутри Испании. Этот педиатр мне признался, что устал от этой работы, но что, когда он стряхивает пыль со своих медицинских книг или представляет себя пальпирующим очередного младенца, ему сразу становится тошно. Десять лет – достаточный срок, чтобы любой специалист перестал быть им.
– Но я не хочу менять свою специализацию, я просто хочу сменить клиентуру.
– Я иногда в своих мыслях заходил и дальше – я хотел совсем бросить это дело. Совсем уйти, но перед моими глазами был пример нескольких коллег, сделавших такой выбор, и я видел, что они потом всю оставшуюся жизнь едят себя поедом, не могут найти себе место и либо тоскуют по настоящему делу, либо трясутся от страха, что Контора их уберет.
– Да, Рим не платит за преданность, Рим только расплачивается с предателями. Уже одна возможность вот так поговорить с вами – удовольствие. Но знаете, этот связной, которого мне дали, этот скользкий рыжий – он совсем безграмотный: ему приходится объяснять все от «а» до «я».
– Ну, может, он чуточку грузноват, но по-своему неплохой парень.
– Эта нынешняя молодежь совершенно равнодушна ко всему, их ничто не трогает. Они не имеет никакого представления о том, какой путь я прошел, а я не могу кричать об этом на всех углах. Это унизительно, в конце концов. Не умею я находить общий язык с новым поколением: у них в венах не кровь течет, а вода, и они все какие-то туповатые, это чертово компьютерное поколение.
– Я чувствую то же самое, Вольтер. И знаете, мне трудно называть вас Вольтером, когда мы разговариваем с глазу на глаз: так и хочется сказать «дон Анхелито».
– Нет, нет, на этом я настаиваю: любая утечка информации может свести на нет все мои труды.
– Ну, работать вам осталось немного, Вольтер. Я бы на вашем месте ухватился за эту пенсию и спокойно прожил остаток дней.
– Эта работа меня развлекает. Слушать, что говорят люди, вызывать их на откровенность, провоцировать – самое интересное в моей жизни. Даже старый кот чует мышей.
– Мне приятно видеть вас таким бодрым, потому что дело наше набирает обороты. Вам придется встретиться с этой особой. Здесь. Это может стать новым стимулом для ее рутинной работы.
– Она что, здесь?
– Нет, но недалеко. В Санто-Доминго, и надо выманить ее оттуда, заставить приехать сюда, а мы уже все приготовили для того, чтобы в нужный момент вы вступили в игру.
– Когда это должно произойти?
– Сегодня вечером. Ровно в одиннадцать вечера вы позвоните в Санто-Доминго по телефону, который указан в этом досье; это телефон отеля «Шератон». Девушке уже намекнули: она догадывается, что вы можете ей позвонить.
– Это мне не нравится.
– Что именно вам не нравится?
– Что инициатива не в моих руках. Мне все дают уже разжеванное, остается только проглотить.
– Даже еще меньше.
– Это мне не нравится. Я – артист своего дела.
– Вольтер, у нас лопнуло терпение. У меня тоже. Я занимаюсь этим делом уже тридцать лет, оно приклеилось к подошвам моих ботинок, как жевательная резинка. Слушайте внимательно. Вы позвоните ей сегодня вечером и сообщите, что располагаете ключом ко всей этой загадке Галиндеса и что ей совершенно необходимо встретиться с вами. Необходимо как можно скорее приехать к вам из Санто-Доминго. Потом она может вернуться, но уже располагая сведениями, которые вы ей сообщите. Очень важно, чтобы она вылетела из Санто-Доминго под вымышленным именем и чтобы никому не говорила, куда она направляется. Поэтому вы должны внушить ей подозрения насчет ее ближайшего окружения, в том числе и людей, пригласивших ее и помогающих ей в Санто-Доминго. Вы должны убедить ее, что ее отсутствия никто не заметит, поскольку она пробудет в Майами всего несколько часов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121
– Бывал. Вы прекрасно знаете, что бывал. Здесь было отделение Конторы, которое координировало нашу деятельность по всей Латинской Америке. Мы работали в здании вооруженных сил, но, приезжая в Майами, я каждый раз встречался с моим связным на пляже, зарабатывая себе, как вы сказали, рак кожи. По сути, с тех пор ничего не изменилось. Наша Контора работает здесь по-прежнему и преследует те же цели: собирает информацию об иммиграции, проводит операции по проникновению в их среду и организует побеги с Кубы. Но иногда именно из Майами координировались наши действия в других странах Латинской Америки, например, в Уругвае. Поэтому нам по-прежнему важно, чтобы надежные люди, вроде вас, отсюда следили за происходящим, – хороших специалистов очень мало.
– Куба сгниет сама по себе, или не сгниет, но Соединенные Штаты она уже не интересует: они хотят сохранить только видимость того, что по-прежнему интересуются ею, и кубинцы с удовольствием подыгрывают им в этой пьесе, расхаживая по улицам и распевая по-испански и по-английски: «Рейган, Рейган, храни тебя Господь». Именно так, – по-английски и по-испански, на двух языках. Еще они любят устраивать представления: выйдут на никому не нужные антикоммунистические демонстрации и орут во все горло «Да здравствует свободная Куба!», «Да здравствует свободная Гранада!», «Да здравствует свободное Никарагуа!», «Да здравствует Рейган!». Но все это только слова, а за ними – решимость остаться тут навсегда: они не желают возвращаться на Кубу, а если и вернутся, то чтобы пройти в марше по случаю освобождения страны, а потом скорее обратно, сюда. Хотел бы я видеть, как эти разбогатевшие кубинцы приспосабливаются к жизни в стране с низким уровнем экономического развития! Я устал от этого сброда, Робардс, и хотел бы сменить клиентуру.
– Что поделаешь, я тоже не могу сменить клиентуру.
– Вы – другое дело. Вы – высокопоставленный служащий, а я просто внештатный сотрудник.
Казалось, Робардс сочувствует и жизненным проблемам Вольтера: он слушал его, иногда задумчиво кивая, а иногда чуть наклоняясь вперед всем телом, словно желая прервать поток этих излияний.
– Я тоже хотел бы многое изменить в моей жизни, Вольтер. Мое несостоявшееся призвание – университетский преподаватель или писатель. Но наступает момент, когда ты уже не можешь повернуть назад. Это – общая проблема всех людей действия, начинавших как теоретики: пытаясь вернуться назад, мы чувствуем, как нам чего-то не хватает. Как-то мне приходилось иметь дело с испанским педиатром, который стал одним из руководителей Коммунистической партии. Он не знал, кто я такой на самом деле, и поверил в мою «легенду». Его деятельность была направлена на усиление антифранкистского сопротивления внутри Испании. Этот педиатр мне признался, что устал от этой работы, но что, когда он стряхивает пыль со своих медицинских книг или представляет себя пальпирующим очередного младенца, ему сразу становится тошно. Десять лет – достаточный срок, чтобы любой специалист перестал быть им.
– Но я не хочу менять свою специализацию, я просто хочу сменить клиентуру.
– Я иногда в своих мыслях заходил и дальше – я хотел совсем бросить это дело. Совсем уйти, но перед моими глазами был пример нескольких коллег, сделавших такой выбор, и я видел, что они потом всю оставшуюся жизнь едят себя поедом, не могут найти себе место и либо тоскуют по настоящему делу, либо трясутся от страха, что Контора их уберет.
– Да, Рим не платит за преданность, Рим только расплачивается с предателями. Уже одна возможность вот так поговорить с вами – удовольствие. Но знаете, этот связной, которого мне дали, этот скользкий рыжий – он совсем безграмотный: ему приходится объяснять все от «а» до «я».
– Ну, может, он чуточку грузноват, но по-своему неплохой парень.
– Эта нынешняя молодежь совершенно равнодушна ко всему, их ничто не трогает. Они не имеет никакого представления о том, какой путь я прошел, а я не могу кричать об этом на всех углах. Это унизительно, в конце концов. Не умею я находить общий язык с новым поколением: у них в венах не кровь течет, а вода, и они все какие-то туповатые, это чертово компьютерное поколение.
– Я чувствую то же самое, Вольтер. И знаете, мне трудно называть вас Вольтером, когда мы разговариваем с глазу на глаз: так и хочется сказать «дон Анхелито».
– Нет, нет, на этом я настаиваю: любая утечка информации может свести на нет все мои труды.
– Ну, работать вам осталось немного, Вольтер. Я бы на вашем месте ухватился за эту пенсию и спокойно прожил остаток дней.
– Эта работа меня развлекает. Слушать, что говорят люди, вызывать их на откровенность, провоцировать – самое интересное в моей жизни. Даже старый кот чует мышей.
– Мне приятно видеть вас таким бодрым, потому что дело наше набирает обороты. Вам придется встретиться с этой особой. Здесь. Это может стать новым стимулом для ее рутинной работы.
– Она что, здесь?
– Нет, но недалеко. В Санто-Доминго, и надо выманить ее оттуда, заставить приехать сюда, а мы уже все приготовили для того, чтобы в нужный момент вы вступили в игру.
– Когда это должно произойти?
– Сегодня вечером. Ровно в одиннадцать вечера вы позвоните в Санто-Доминго по телефону, который указан в этом досье; это телефон отеля «Шератон». Девушке уже намекнули: она догадывается, что вы можете ей позвонить.
– Это мне не нравится.
– Что именно вам не нравится?
– Что инициатива не в моих руках. Мне все дают уже разжеванное, остается только проглотить.
– Даже еще меньше.
– Это мне не нравится. Я – артист своего дела.
– Вольтер, у нас лопнуло терпение. У меня тоже. Я занимаюсь этим делом уже тридцать лет, оно приклеилось к подошвам моих ботинок, как жевательная резинка. Слушайте внимательно. Вы позвоните ей сегодня вечером и сообщите, что располагаете ключом ко всей этой загадке Галиндеса и что ей совершенно необходимо встретиться с вами. Необходимо как можно скорее приехать к вам из Санто-Доминго. Потом она может вернуться, но уже располагая сведениями, которые вы ей сообщите. Очень важно, чтобы она вылетела из Санто-Доминго под вымышленным именем и чтобы никому не говорила, куда она направляется. Поэтому вы должны внушить ей подозрения насчет ее ближайшего окружения, в том числе и людей, пригласивших ее и помогающих ей в Санто-Доминго. Вы должны убедить ее, что ее отсутствия никто не заметит, поскольку она пробудет в Майами всего несколько часов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121