Вернувшись, он сухо сообщил, что Марреро найден мертвым на дороге в Констансу. Присутствующие встретили эту новость мрачным молчанием. После некоторой паузы Трухильо сказал: «Как странно! Что забыл Марреро в Констансе?» Ты усмехаешься, и Куэльо доволен: лучше смеяться, чем плакать. Лурдес собирается на телевидение, где она ведет программу о языковых традициях доминиканцев, и предлагает тебе пойти с нею и выступить с рассказом о твоем исследовании: «Вас увидит много народа, людям захочется что-то рассказать». Ты поехала с Лурдес на ее машине, которую та ведет, ни на минуту не переставая улыбаться с истинно креольской приветливостью. По дороге она вспоминает прошлое, те годы, когда Хосе Исраэль занимался активной подпольной борьбой и в любую минуту мог погибнуть. «Теперь мы только наблюдатели. Нет, дело совсем не в возрасте. Просто это уроки жизни. Политика в нашей стране может принимать самый драматический оборот и все-таки похожа на экзотическое театральное представление». «А сейчас предлагаем вашему вниманию передачу о грамматике, которую ведет донья Лурдес Камило де Куэльо. Добрый день, Лурдес! О чем сегодня пойдет речь? – Об уменьшительных формах. – Это очень интересно, я так люблю уменьшительные. Мы хотим представить нашим дорогим телезрителям выдающуюся американскую исследовательницу, которую привела с собой донья Лурдес. Эта женщина приехала в Санто-Доминго, чтобы заняться, естественно, исследованием, но не просто исследованием, а исследованием обстоятельств одного исчезновения, исчезновения испанского иммигранта, давно, очень давно, еще в годы правления Трухильо. А пока я оставляю вас в обществе доньи Лурдес Камило де Куэльо». Лурдес начинает свою передачу с воспоминания об одной встрече на Франкфуртской книжной ярмарке: «Это была молодая доминиканка, вышедшая замуж за немца. Ей хотелось знать, что происходит на родине. Ее звали Джина Кукурульо, и она – автор книги о музеях и ее роли в образовательном процессе. Она вместе с Магали де Кампур, атташе по вопросам культуры нашего посольства в Бонне, целые дни проводили на стенде, помогая нам работать. Неожиданно Джина вспомнила, как своеобразно разговаривали герои некоторых наших романов, и посетовала, что уже столько времени не слышала такой речи: она скучала без особенностей родного языка. Ее признание заставило меня вспомнить прекрасную книгу дона Рамона Эмилио Хименеса «Особенности доминиканского языка». У меня есть эта книга, вышедшая в 1941 году. Особенности употребления уменьшительных форм? Посмотрим, что пишет по этому поводу дон Рамон Эмилио. Он считает, что наиболее распространенным уменьшительным суффиксом является суффикс «ок-ек», который, однако, имеет свои особенности и оттенки у существительных и у прилагательных. Так, наше «старичок» имеет ласковый оттенок, так же как и «кофеек», причем мы говорим так и в тех случаях, когда речь идет о большой чашке. То же самое можно сказать о таких словах, как «подарочек», «негритеночек». Но этот суффикс может придавать словам и обратное значение. Однако я хочу воспользоваться тем, что среди нас находится известная американская исследовательница, и попросить ее рассказать о цели приезда в Санто-Доминго». И пока ты пытаешься в двух словах рассказать о жизни и подвигах Хесуса Галиндеса, ведущая проявляет все больше и больше заинтересованности: эта история уже не кажется ей делом давно минувших дней. Но впечатление твое, оказывается, ошибочно: когда передача закончена и гаснет яркий свет, женщина интересуется, какими духами ты пользуешься: «Такой прекрасный запах, просто прекрасный». Пока Хосе Исраэль заканчивает последние приготовления к сегодняшнему вечеру, Лурдес приглашает тебя пообедать в ближайшем ресторане, в старой части города, всего в нескольких метрах от Алькасара Колумба; здание ярко освещено и представляет собой одно из немногих сохранившихся напоминаний о колониальном периоде, о периоде конкисты. В прохладной полутьме ресторана, где ты не столько ешь, сколько ковыряешь принесенную рыбу, Лурдес вносит последние штрихи в политический портрет острова. «Старик сам ничего не делает и другим не дает, но, может быть, люди именно этого и хотят. Прогрессивные силы разобщены и раздроблены, вечно пререкаются; а левые силы так же выдохлись, как в любой другой части света. Разве кто-нибудь мог такое предвидеть? Американцы зорко следят за этим туристическим раем у них под боком, хотя он никогда не смог заменить им то, чем была Куба до прихода к власти Кастро. Они приезжают на наши пляжи на севере и северо-востоке немного передохнуть от своего изобилия и вобрать в себя тепла – тепла нашей земли и наших людей». Лурдес разговаривает с тобой так, словно ты не американка, и ты не знаешь: благодарить ли ее за это или расстраиваться. Что ты, собственно, такое? К какой культуре принадлежишь? К какой коллективной памяти тяготеет твоя ущербная из-за несостоявшейся молодости память? Твой брошенный, или бросивший тебя, муж – остатки кораблекрушения, экспонат внутреннего музея. Твой чилийский любовник-эмигрант вместе с твоей мормонской семьей – в зале сентиментальной антропологии этого музея, и только твой отец, эта ужасная фигура, помещен в отдельный зал, куда ты время от времени заходишь и где тебе становится грустно или не по себе, и ты начинаешь смеяться над тем, сколькими цепями опутала тебя жизнь. Выйдя из Музея своей ущербной жизни, ты оказываешься в библиотеке Галиндеса, но тебе не по силам сложить эту мозаику, сколько усилий ты ни прилагаешь. Самое большее, что у тебя получается: пустив в ход все свое воображение, представить его жизнь непокорного бунтаря, ни на минуту не забывая, что ты – посторонняя в жизни Галиндеса, в истории Испании, Страны Басков и Санто-Доминго. «Я советую вам поспать после обеда, иначе вечером вы будете себя чувствовать совсем разбитой, а Хосе Исраэль любит засиживаться допоздна». Ты отвечаешь, что предпочитаешь пройтись, несмотря на зной, – почти такой же, как в Мадриде в августе, – и тогда Лурдес, предложив свои услуги гида по городу, от которых ты отказываешься, оставляет тебя одну. Ты идешь по улице Конде – сначала в одну сторону, потом в другую, – словно пытаясь физически ощутить следы Галиндеса, прогуливавшегося здесь, видевшего эти краски и вдыхавшего эти же запахи, которые должны были казаться особенно терпкими его европейскому обонянию в те далекие сороковые годы, когда тут еще повсюду царила буйная растительность. А может быть, все эти образы навеяны американскими фильмами: например, «Иметь и не иметь». Но почему образ Галиндеса вытесняется образом Хамфри Богарта? Может быть, ты сама себе придумываешь сказки? Потом ты находишь дом № 8 по улице Ловатон и долго рассматриваешь подъезд, в котором прошла большая часть доминиканского периода жизни Галиндеса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121