Но мать едва не насильственно накормила меня куриным супом и сэндвичами, и я поняла, что она права.
– Кстати, когда ты была в парикмахерской, звонил Тим, – сообщила мать как бы между прочим.
– Ну и? – с беспокойством спросила я.
– Он сказал, что к полуночи благополучно вернулся домой и в два часа будет ждать тебя в церкви. – Тут она наклонилась ко мне поближе и доверительно сообщила: – Должна сказать, Изабель, что у меня были серьезные сомнения в правильности твоего решения. Но теперь мне кажется, что все к лучшему. Раньше Тим еще не созрел для брака. А теперь созрел.
– Да и я тоже изменилась, мам.
– Ты всегда была созревшей, – уверенно сказала она. – Девушки раньше созревают.
Оставалось только прикрепить на голове фату. Алисон помогла мне это сделать, и мы обе отступили на шаг от зеркала.
– Изабель! Как красиво!
– Спасибо.
– И фата замечательная.
Я фыркнула.
– Мне не хотелось никаких длинных вуалей. Это все Тим придумал.
– Ему-то что?
– Наверное, это какая-то мужская фантазия относительно девственных невест и всего такого прочего.
Алисон залилась смехом.
– Опростоволосился один раз, а теперь из кожи вон лезет!
– Алисон Кавана! – Я слегка ткнула ее в бок. – Не смей говорить мне о нем такие вещи!
– Правда глаза колет! – радостно сообщила она.
Я поправила вуаль. В это время в комнату вошла мать и при виде меня начала плакать. Я обняла ее и сказала, что люблю ее, но она продолжала рыдать мне в плечо, и я боялась, что весь ее макияж останется на моем платье.
– Ладно, – наконец успокоилась она. – Ничего с твоим платьем не случится. Кстати, отец хочет сделать фотографию в саду.
Торжественной процессией мы спустились вниз. Отец сделал нашу фотографию возле кухни. Потом мы установили фотоаппарат на таймер и все встали под яблоней. Камера зажужжала и сфотографировала нас.
– Вот и отлично, – обрадовался отец. – Мы все получились впятером.
– Кажется, машины приехали, – сообщила мать. – Нам пора ехать.
– Увидимся в церкви, – сказала я.
Отец проводил их до двери. Я стояла на кухне и смотрела в сад. Хорошо иметь тридцать секунд в своем распоряжении.
Отец взял меня за руку и повел к машине. Он молчал, и я была благодарна ему за это. В этом смысле он понимал меня лучше, чем мать.
Возле церкви суетился фотограф со своей камерой. Здесь он сфотографировал нас дважды, потому что сказал, что в нужный момент я зачем-то опустила голову.
– Посмотри вверх, Изабель! – закричал он.
Я посмотрела, и фотография благополучно получилась.
Стоять у дверей церкви – это очень странное ощущение. Проход до алтаря казался мне необыкновенно длинным. Под ногами расстилалась красная ковровая дорожка, и гости казались где-то далеко в стороне от моего пути. Но Тима я хорошо разглядела вдали. Он явился сюда вовремя, как и обещал. Меня вдруг охватило такое облегчение, что я начала дрожать. Отец сжал мою руку, мне стало лучше. Надо было глотнуть лекарства из ингалятора перед тем, как входить в церковь, подумала я, но, разумеется, сделать это забыла.
Под сводами ожил орган. Мы с отцом медленно шли по проходу. У меня кружилась голова. На краю каждого ряда был прикреплен очень элегантный маленький букет красных и белых цветов, перевязанных шелковыми лентами. Такие же цветы в алтаре казались просто волшебными.
Я начала узнавать людей, мимо которых проходила. Вот Кристина и Сиобан. Вот Грег Робертс. Вот мамина сестра Рейчел со своим мужем Деннисом и маленькой Соркой на руках. Вот Луис, Магдалена, Габриэла, утирающая глаза платочком. Вот Жюли, а рядом ее сестра Дэниэль. Вот другие родственники. Мать. Дениза Мэлон. А вот Тим. Он мне улыбается. Глаза у него при этом были розовыми.
Гости сели, начали откашливаться. Мне тоже захотелось чихнуть, но я вся сжалась и не чихнула.
Внезапно меня захватила торжественность обстановки. Церемония оказалась очень торжественной, полной религиозного смысла, окончательной и бесповоротной. Я старалась дышать медленно и глубоко.
Отец О'Брайен нам улыбнулся и осмотрел меня с ног до головы, чтобы убедиться, что мое платье не превратилось в занавески. Тим сжал мою руку. Отец О'Брайен начал говорить о любви. И о браке. Напомнил нам, что у нас в жизни будут взлеты и падения. Но наш союз от этого только окрепнет, и мы станем более зрелыми людьми. Людьми, живущими христианской жизнью.
Потому что мы уже не молоды, продолжал отец О'Брайен, и у нас за спиной есть опыт, который нам поможет. Я вспомнила о своем опыте и прикусила губу. Игнасио. Стефан. Джон. Луис. Я едва не рассмеялась, когда вспомнила о Луисе. В конце концов, после той ночи я смогла посмотреть ему в глаза. Но был еще Нико…
Отец О'Брайен неожиданно кончил свою речь (неожиданно, потому что с какого-то момента я его почти не слушала) и обратился к Тиму:
– Согласны ли вы, Тим Мэлон, взять Изабель в свои законные супруги?..
Потом я услышала, как Тим сказал:
– В богатстве и бедности, в болезни и здоровье, до тех пор, пока мы оба живы.
Отец О'Брайен обратился ко мне:
– А ты, Изабель, согласна ли взять Тима в свои законные супруги?
Его слова эхом отозвались по всей церкви и наполнили мою голову.
– Болезни… здоровье… бедность… богатство… до тех пор…
Я смотрела на отца О'Брайена. Он мне улыбался ободряющей улыбкой. Вот оно, свершилось. Моя мечта сбылась.
Я откашлялась.
– Я, Изабель… – и тут остановилась.
По церкви прокатилась волна смешков. Тим тоже радостно улыбнулся. Я снова откашлялась.
– Я, Изабель… – И тут в моих ушах раздался какой-то грохот, глаза застелил туман, и у меня возникло чувство, что время остановилось. Я всех видела, словно в замедленной съемке, они смотрели на меня, слушали меня, махали мне руками, чтобы я продолжала. Но слова застряли в моем горле, и я ничего не могла с этим поделать. Мне очень хотелось их произнести. Они были очень близко, где-то внутри меня. Но преодолеть барьер губ они почему-то не могли.
Тим нетерпеливо смотрел на меня. Отец О'Брайен смотрел благожелательно. Все остальные – с ожиданием.
И внезапно воздушный шарик лопнул, время снова пошло вперед с прежней скоростью, и я посмотрела на Тима и на отца О'Брайена и выдохнула…
– Извините, я не могу.
Потом я уронила свой букет к подножию алтаря, подобрала подол юбки и бросилась бежать по проходу церкви с такой скоростью, какую позволяли мне развить туфли на высоких каблуках.
Шофер стоял возле машины и курил сигарету. Когда я вылетела из церкви, он посмотрел на меня, как на сумасшедшую.
Я запрыгнула на заднее сиденье, подобрала юбки и скомандовала ему:
– Заводи мотор!
– Что?
– Не спорь, делай, что говорят!
Он не стал спорить. Очевидно, мой маниакальный взгляд показался ему устрашающим. Когда мы выехали на улицу, я оглянулась назад и увидела, как из церкви высыпала толпа народа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119
– Кстати, когда ты была в парикмахерской, звонил Тим, – сообщила мать как бы между прочим.
– Ну и? – с беспокойством спросила я.
– Он сказал, что к полуночи благополучно вернулся домой и в два часа будет ждать тебя в церкви. – Тут она наклонилась ко мне поближе и доверительно сообщила: – Должна сказать, Изабель, что у меня были серьезные сомнения в правильности твоего решения. Но теперь мне кажется, что все к лучшему. Раньше Тим еще не созрел для брака. А теперь созрел.
– Да и я тоже изменилась, мам.
– Ты всегда была созревшей, – уверенно сказала она. – Девушки раньше созревают.
Оставалось только прикрепить на голове фату. Алисон помогла мне это сделать, и мы обе отступили на шаг от зеркала.
– Изабель! Как красиво!
– Спасибо.
– И фата замечательная.
Я фыркнула.
– Мне не хотелось никаких длинных вуалей. Это все Тим придумал.
– Ему-то что?
– Наверное, это какая-то мужская фантазия относительно девственных невест и всего такого прочего.
Алисон залилась смехом.
– Опростоволосился один раз, а теперь из кожи вон лезет!
– Алисон Кавана! – Я слегка ткнула ее в бок. – Не смей говорить мне о нем такие вещи!
– Правда глаза колет! – радостно сообщила она.
Я поправила вуаль. В это время в комнату вошла мать и при виде меня начала плакать. Я обняла ее и сказала, что люблю ее, но она продолжала рыдать мне в плечо, и я боялась, что весь ее макияж останется на моем платье.
– Ладно, – наконец успокоилась она. – Ничего с твоим платьем не случится. Кстати, отец хочет сделать фотографию в саду.
Торжественной процессией мы спустились вниз. Отец сделал нашу фотографию возле кухни. Потом мы установили фотоаппарат на таймер и все встали под яблоней. Камера зажужжала и сфотографировала нас.
– Вот и отлично, – обрадовался отец. – Мы все получились впятером.
– Кажется, машины приехали, – сообщила мать. – Нам пора ехать.
– Увидимся в церкви, – сказала я.
Отец проводил их до двери. Я стояла на кухне и смотрела в сад. Хорошо иметь тридцать секунд в своем распоряжении.
Отец взял меня за руку и повел к машине. Он молчал, и я была благодарна ему за это. В этом смысле он понимал меня лучше, чем мать.
Возле церкви суетился фотограф со своей камерой. Здесь он сфотографировал нас дважды, потому что сказал, что в нужный момент я зачем-то опустила голову.
– Посмотри вверх, Изабель! – закричал он.
Я посмотрела, и фотография благополучно получилась.
Стоять у дверей церкви – это очень странное ощущение. Проход до алтаря казался мне необыкновенно длинным. Под ногами расстилалась красная ковровая дорожка, и гости казались где-то далеко в стороне от моего пути. Но Тима я хорошо разглядела вдали. Он явился сюда вовремя, как и обещал. Меня вдруг охватило такое облегчение, что я начала дрожать. Отец сжал мою руку, мне стало лучше. Надо было глотнуть лекарства из ингалятора перед тем, как входить в церковь, подумала я, но, разумеется, сделать это забыла.
Под сводами ожил орган. Мы с отцом медленно шли по проходу. У меня кружилась голова. На краю каждого ряда был прикреплен очень элегантный маленький букет красных и белых цветов, перевязанных шелковыми лентами. Такие же цветы в алтаре казались просто волшебными.
Я начала узнавать людей, мимо которых проходила. Вот Кристина и Сиобан. Вот Грег Робертс. Вот мамина сестра Рейчел со своим мужем Деннисом и маленькой Соркой на руках. Вот Луис, Магдалена, Габриэла, утирающая глаза платочком. Вот Жюли, а рядом ее сестра Дэниэль. Вот другие родственники. Мать. Дениза Мэлон. А вот Тим. Он мне улыбается. Глаза у него при этом были розовыми.
Гости сели, начали откашливаться. Мне тоже захотелось чихнуть, но я вся сжалась и не чихнула.
Внезапно меня захватила торжественность обстановки. Церемония оказалась очень торжественной, полной религиозного смысла, окончательной и бесповоротной. Я старалась дышать медленно и глубоко.
Отец О'Брайен нам улыбнулся и осмотрел меня с ног до головы, чтобы убедиться, что мое платье не превратилось в занавески. Тим сжал мою руку. Отец О'Брайен начал говорить о любви. И о браке. Напомнил нам, что у нас в жизни будут взлеты и падения. Но наш союз от этого только окрепнет, и мы станем более зрелыми людьми. Людьми, живущими христианской жизнью.
Потому что мы уже не молоды, продолжал отец О'Брайен, и у нас за спиной есть опыт, который нам поможет. Я вспомнила о своем опыте и прикусила губу. Игнасио. Стефан. Джон. Луис. Я едва не рассмеялась, когда вспомнила о Луисе. В конце концов, после той ночи я смогла посмотреть ему в глаза. Но был еще Нико…
Отец О'Брайен неожиданно кончил свою речь (неожиданно, потому что с какого-то момента я его почти не слушала) и обратился к Тиму:
– Согласны ли вы, Тим Мэлон, взять Изабель в свои законные супруги?..
Потом я услышала, как Тим сказал:
– В богатстве и бедности, в болезни и здоровье, до тех пор, пока мы оба живы.
Отец О'Брайен обратился ко мне:
– А ты, Изабель, согласна ли взять Тима в свои законные супруги?
Его слова эхом отозвались по всей церкви и наполнили мою голову.
– Болезни… здоровье… бедность… богатство… до тех пор…
Я смотрела на отца О'Брайена. Он мне улыбался ободряющей улыбкой. Вот оно, свершилось. Моя мечта сбылась.
Я откашлялась.
– Я, Изабель… – и тут остановилась.
По церкви прокатилась волна смешков. Тим тоже радостно улыбнулся. Я снова откашлялась.
– Я, Изабель… – И тут в моих ушах раздался какой-то грохот, глаза застелил туман, и у меня возникло чувство, что время остановилось. Я всех видела, словно в замедленной съемке, они смотрели на меня, слушали меня, махали мне руками, чтобы я продолжала. Но слова застряли в моем горле, и я ничего не могла с этим поделать. Мне очень хотелось их произнести. Они были очень близко, где-то внутри меня. Но преодолеть барьер губ они почему-то не могли.
Тим нетерпеливо смотрел на меня. Отец О'Брайен смотрел благожелательно. Все остальные – с ожиданием.
И внезапно воздушный шарик лопнул, время снова пошло вперед с прежней скоростью, и я посмотрела на Тима и на отца О'Брайена и выдохнула…
– Извините, я не могу.
Потом я уронила свой букет к подножию алтаря, подобрала подол юбки и бросилась бежать по проходу церкви с такой скоростью, какую позволяли мне развить туфли на высоких каблуках.
Шофер стоял возле машины и курил сигарету. Когда я вылетела из церкви, он посмотрел на меня, как на сумасшедшую.
Я запрыгнула на заднее сиденье, подобрала юбки и скомандовала ему:
– Заводи мотор!
– Что?
– Не спорь, делай, что говорят!
Он не стал спорить. Очевидно, мой маниакальный взгляд показался ему устрашающим. Когда мы выехали на улицу, я оглянулась назад и увидела, как из церкви высыпала толпа народа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119