Из разговоров с ней у меня сложилось впечатление, что вы были друзьями. Но, может быть, у такого человека, как вы, нет времени на дружбу? Может, вы не можете себе этого позволить, мистер Гэллоуэлл.
— Не вижу причины отвечать на вопросы или говорить что-то еще, сынок. Но я могу себе позволить друзей, которые не думают нажиться на дружбе со мной. Я мог бы насчитать пятерых. Две — женщины, и она — одна из них. Однажды у меня был друг, он принял смерть, которая предназначалась для меня. Я могу сделать то же ради любого из пятерых, если нужно. А теперь давай, что у тебя есть, служащий отеля.
— Я приехал за информацией, мистер Гэллоуэлл, не за помощью. Если вы считаете ее своим другом, я расскажу вам все, как это происходило. И тогда вы поймете, почему я хочу точно знать, что случилось в тот последний вечер, когда вы были в отеле. У вас есть время выслушать все?
— Даже если я не могу делать со своим временем, что хочу, беды не бывает, сынок. Ты вроде настроился надолго, так что давай-ка сделаем себе виски для разговора, если я смогу найти этого идиота, которого держу тут.
И Даррен рассказал старику все, что узнал. Заканчивая, он выдавил из себя:
— Думаю, ее... убили. Но не хватает важной детали — почему? Смерть отца означала, что они теряли власть над ней, но зачем им понадобилось убивать ее?
Хью смотрел вниз на свои сжатые кулаки, потом поднял глаза на Гэллоуэлла и увидел, как этот сухощавый старец весь сжался, появились капли слез в глазах и мокрые следы на щеках. Гэллоуэлл достал цветной платок из кармана брюк, снял очки, вытер лицо, громко высморкался и снова надел очки.
— Как будто потемнело в мире, — еле слышно сказал он.
— А что было в тот вечер?
— У тебя насчет вечера не совсем точно, но догадки верные. Конечно, они натравили ее на меня — ведь забрал назад свои деньги, которые они так долго хранили, что начали считать своими. Для меня это было вроде игры. Я в таких делах упрямый. Но если бы все пошло, как хотел Макс Хейнс, и она постаралась завлечь меня в постель, то это было бы настолько непохоже на ту Бетти, которую я знал, что я сразу бы почувствовал подвох и не пошел бы на приманку, хотя в этом костре, который кажется погасшим, еще есть угли. Когда ставишь приманку на лису, она может сорок раз пройти мимо нее, но не притронется... Тем вечером миз Бетти приходила в мой номер два раза, и такое впечатление, что это были два разных человека. Это было так...
После того как Гэллоуэлл закончил свой рассказ о том вечере, Хью сказал:
— Значит, три раза. И вы должны были быть четвертым. Мотель «Страна игр». Кинокамера и магнитофон. Вот такая механика. И дальше шантаж. Прокляни же их, Господи, прокляни их всех!
— Она любила тебя, сынок.
— Это прекрасно. Действительно прекрасно. Жизнь — это процесс запоздалого постижения всего того, что для тебя было уже очевидно раньше...
— Я не рассказал тебе всего, — медленно произнес Гомер, — и, может быть, об этом говорить труднее всего. У меня в голове помутилось от злости, когда я узнал, что эти друзья думали провести меня на женщине. Этот Хейнс позвонил мне, и, клянусь Богом, сынок, я даже не подумал, что могу подставить ее. В общем, я дал ему понять, что знаю обо всем. А единственно, как я мог узнать, это, конечно, от нее. Я, видно, считал, что она вышла из игры и теперь в безопасности. Да-а. Ну и я с Хейнса с живого начал снимать шкуру. Нарисовал ему картину, что его ждет, и это было так непохоже на то, что этот парень когда-нибудь слышал, что у него голос охрип. Он до сих пор, наверное, плохо спит. Но это был самый дурацкий способ доставить себе удовольствие. Это, может, и убило миз Бетти, они узнали, что она пошла против них, да еще не уехав из города. Раз сказала мне, то, мол, скажет и другим.
— А разве иначе они не могли об этом узнать? Бетти, возможно, пришлось как-то отвечать им, почему она не приехала в мотель.
Гомер Гэллоуэлл испытал некоторое облегчение.
— Я об этом не думал. Дьявол, все, что я делал пока для тебя, сынок, это вроде как убедить тебя, что миз Бетти мертва. Но теперь я этим займусь как следует, сынок. У тебя есть союзник.
— Но я не знаю, что делать дальше, мистер Гэллоуэлл.
Старик посмотрел на него с явным изумлением:
— Они как будто убили твою женщину или нет? У тебя есть только один путь. Мне не надо говорить тебе, что в полицию идти бесполезно. Там все шито-крыто. У тебя один путь, сынок, ты понял?
— Что я хочу и что могу — две разные вещи. Это не Старый Запад, мистер Гэллоуэлл. Подойти к ним не проблема, если я не выроню пистолет, смогу ухлопать одного, ну двух. Мое удовлетворение продлится пару секунд, пока кто-то другой не вышибет мне мозги. Смело и красиво. — Хью слегка наклонился вперед. — А мне нужны все они — Хейнс, Марта, Аллен, Браун елл и Чарм. И, как говорят в старом испанском тосте, время порадоваться этому. А если сюда вовлечены и другие, то и они мне нужны. Но я не обманываюсь насчет себя. Я не тот тип человека, что вы. Если я приставлю пистолет к голове Макса Хейнса, не уверен, смогу ли нажать на спусковой крючок. Все-таки человек. Прежде чем что-то делать, я как следует должен узнать границы собственных возможностей. Не хочу влезать во что-то, если мои инстинкты не позволят мне закончить дело.
Гэллоуэлл медленно закрыл и открыл глаза.
— Нам надо прежде всего выяснить, кто участвовал и в чем. Еще раз давай убедимся в том, что мы, как ни печально, на правильном пути. Из пяти, которых ты назвал, как думаешь, кого бы придавить немножко, чтобы раскололся?
Даррен задумался.
— Браунелл. Бобер Браунелл... Вы правильно меня поняли, когда я говорил насчет того, что не знаю, смогу ли выстрелить?..
— Когда-то у меня на ранчо был рабочий, который не мог застрелить кролика или пришпорить лошадь. Не мог заставить себя ударить человека, как бы тот его ни обзывал. Однажды вечером в районе Кервилля компания ребят захотела поиздеваться над ним, они попытались стащить с него брюки, чтобы проверить, мужчина он или не мужчина. До того как ему сломали левую руку, он успел троим выписать направления в больницу и с поломанной левой позаботился о здоровье и двух других. Этот парень по-прежнему не мог убить зайца или наступить на жабу, но все в округе знали, что он мужчина, хотя и не такой, как все. Если б ты не был мужчиной, Даррен, она не отдала бы тебе ни минуты своего времени, так что не оправдывайся передо мной насчет неспособности действовать, как в старые времена. Как это говорят: твоя высшая цель прекрасна, так? Теперь надо сделать что?.. Оставить Браунелла на попечение моим людям, и мы узнаем, что произошло и кто к этому приложил руку.
— А дальше?
Губы Гэллоуэлла слегка растянулись в улыбке.
— Есть одна вещь, которая для этих друзей важнее всего на свете. Что они любят больше всего?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
— Не вижу причины отвечать на вопросы или говорить что-то еще, сынок. Но я могу себе позволить друзей, которые не думают нажиться на дружбе со мной. Я мог бы насчитать пятерых. Две — женщины, и она — одна из них. Однажды у меня был друг, он принял смерть, которая предназначалась для меня. Я могу сделать то же ради любого из пятерых, если нужно. А теперь давай, что у тебя есть, служащий отеля.
— Я приехал за информацией, мистер Гэллоуэлл, не за помощью. Если вы считаете ее своим другом, я расскажу вам все, как это происходило. И тогда вы поймете, почему я хочу точно знать, что случилось в тот последний вечер, когда вы были в отеле. У вас есть время выслушать все?
— Даже если я не могу делать со своим временем, что хочу, беды не бывает, сынок. Ты вроде настроился надолго, так что давай-ка сделаем себе виски для разговора, если я смогу найти этого идиота, которого держу тут.
И Даррен рассказал старику все, что узнал. Заканчивая, он выдавил из себя:
— Думаю, ее... убили. Но не хватает важной детали — почему? Смерть отца означала, что они теряли власть над ней, но зачем им понадобилось убивать ее?
Хью смотрел вниз на свои сжатые кулаки, потом поднял глаза на Гэллоуэлла и увидел, как этот сухощавый старец весь сжался, появились капли слез в глазах и мокрые следы на щеках. Гэллоуэлл достал цветной платок из кармана брюк, снял очки, вытер лицо, громко высморкался и снова надел очки.
— Как будто потемнело в мире, — еле слышно сказал он.
— А что было в тот вечер?
— У тебя насчет вечера не совсем точно, но догадки верные. Конечно, они натравили ее на меня — ведь забрал назад свои деньги, которые они так долго хранили, что начали считать своими. Для меня это было вроде игры. Я в таких делах упрямый. Но если бы все пошло, как хотел Макс Хейнс, и она постаралась завлечь меня в постель, то это было бы настолько непохоже на ту Бетти, которую я знал, что я сразу бы почувствовал подвох и не пошел бы на приманку, хотя в этом костре, который кажется погасшим, еще есть угли. Когда ставишь приманку на лису, она может сорок раз пройти мимо нее, но не притронется... Тем вечером миз Бетти приходила в мой номер два раза, и такое впечатление, что это были два разных человека. Это было так...
После того как Гэллоуэлл закончил свой рассказ о том вечере, Хью сказал:
— Значит, три раза. И вы должны были быть четвертым. Мотель «Страна игр». Кинокамера и магнитофон. Вот такая механика. И дальше шантаж. Прокляни же их, Господи, прокляни их всех!
— Она любила тебя, сынок.
— Это прекрасно. Действительно прекрасно. Жизнь — это процесс запоздалого постижения всего того, что для тебя было уже очевидно раньше...
— Я не рассказал тебе всего, — медленно произнес Гомер, — и, может быть, об этом говорить труднее всего. У меня в голове помутилось от злости, когда я узнал, что эти друзья думали провести меня на женщине. Этот Хейнс позвонил мне, и, клянусь Богом, сынок, я даже не подумал, что могу подставить ее. В общем, я дал ему понять, что знаю обо всем. А единственно, как я мог узнать, это, конечно, от нее. Я, видно, считал, что она вышла из игры и теперь в безопасности. Да-а. Ну и я с Хейнса с живого начал снимать шкуру. Нарисовал ему картину, что его ждет, и это было так непохоже на то, что этот парень когда-нибудь слышал, что у него голос охрип. Он до сих пор, наверное, плохо спит. Но это был самый дурацкий способ доставить себе удовольствие. Это, может, и убило миз Бетти, они узнали, что она пошла против них, да еще не уехав из города. Раз сказала мне, то, мол, скажет и другим.
— А разве иначе они не могли об этом узнать? Бетти, возможно, пришлось как-то отвечать им, почему она не приехала в мотель.
Гомер Гэллоуэлл испытал некоторое облегчение.
— Я об этом не думал. Дьявол, все, что я делал пока для тебя, сынок, это вроде как убедить тебя, что миз Бетти мертва. Но теперь я этим займусь как следует, сынок. У тебя есть союзник.
— Но я не знаю, что делать дальше, мистер Гэллоуэлл.
Старик посмотрел на него с явным изумлением:
— Они как будто убили твою женщину или нет? У тебя есть только один путь. Мне не надо говорить тебе, что в полицию идти бесполезно. Там все шито-крыто. У тебя один путь, сынок, ты понял?
— Что я хочу и что могу — две разные вещи. Это не Старый Запад, мистер Гэллоуэлл. Подойти к ним не проблема, если я не выроню пистолет, смогу ухлопать одного, ну двух. Мое удовлетворение продлится пару секунд, пока кто-то другой не вышибет мне мозги. Смело и красиво. — Хью слегка наклонился вперед. — А мне нужны все они — Хейнс, Марта, Аллен, Браун елл и Чарм. И, как говорят в старом испанском тосте, время порадоваться этому. А если сюда вовлечены и другие, то и они мне нужны. Но я не обманываюсь насчет себя. Я не тот тип человека, что вы. Если я приставлю пистолет к голове Макса Хейнса, не уверен, смогу ли нажать на спусковой крючок. Все-таки человек. Прежде чем что-то делать, я как следует должен узнать границы собственных возможностей. Не хочу влезать во что-то, если мои инстинкты не позволят мне закончить дело.
Гэллоуэлл медленно закрыл и открыл глаза.
— Нам надо прежде всего выяснить, кто участвовал и в чем. Еще раз давай убедимся в том, что мы, как ни печально, на правильном пути. Из пяти, которых ты назвал, как думаешь, кого бы придавить немножко, чтобы раскололся?
Даррен задумался.
— Браунелл. Бобер Браунелл... Вы правильно меня поняли, когда я говорил насчет того, что не знаю, смогу ли выстрелить?..
— Когда-то у меня на ранчо был рабочий, который не мог застрелить кролика или пришпорить лошадь. Не мог заставить себя ударить человека, как бы тот его ни обзывал. Однажды вечером в районе Кервилля компания ребят захотела поиздеваться над ним, они попытались стащить с него брюки, чтобы проверить, мужчина он или не мужчина. До того как ему сломали левую руку, он успел троим выписать направления в больницу и с поломанной левой позаботился о здоровье и двух других. Этот парень по-прежнему не мог убить зайца или наступить на жабу, но все в округе знали, что он мужчина, хотя и не такой, как все. Если б ты не был мужчиной, Даррен, она не отдала бы тебе ни минуты своего времени, так что не оправдывайся передо мной насчет неспособности действовать, как в старые времена. Как это говорят: твоя высшая цель прекрасна, так? Теперь надо сделать что?.. Оставить Браунелла на попечение моим людям, и мы узнаем, что произошло и кто к этому приложил руку.
— А дальше?
Губы Гэллоуэлла слегка растянулись в улыбке.
— Есть одна вещь, которая для этих друзей важнее всего на свете. Что они любят больше всего?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74