Он рассказал вымышленную историю, якобы происшедшую с ним, о том, как его принуждали делать то, чего он не хотел.
И Муриэль Бентанн, попав в этот настрой, разревелась и, лежа в его объятиях, ударилась в признания, стала говорить обо всем, называть себя бродягой, бездельницей, вымогательницей, помешавшейся на рулетке, лгущей всем подряд, живущей единственной надеждой сорвать куш и навсегда уехать из этого города.
Хью сказал, что уважает ее за правду, а затем вкрадчиво, осторожно попытался подтолкнуть на дорожку, на которую она пока не ступала:
— Беда в том, моя милая, — сказал он, — что когда ты в замазке, то можешь легко попасть к кому-нибудь на крючок и потом будешь делать вещи, которые малость выходят за рамки закона, потому что за это дают хорошие деньги, а деньги тебе нужны.
Муриэль вздохнула, чмокнула его в уголок рта и согласилась.
— Да тебе-то чего бояться, ты ж ничего такого не делаешь.
— Еще как делаю, дорогой.
— Ну конечно, конечно, такие большие дела. — Хью притворно зевнул.
Она повернулась и, опершись на локоть, глянула на Хью сверху вниз. При этом черные запутанные волосы свесились на лицо. У нее появилась икота — эхо недавних слез.
— Ты что! Мне однажды выдали деньги на расходы и письменную инструкцию, которую надо было выучить наизусть, а потом сжечь. Я летала в Монтерей, сидела там два дня, пока у меня в номере не появился ящик с косметикой. Потом полетела назад и оставила его где велели. А через пару дней получила по почте две тысячи баков.
— И ты их скормила рулетке.
— Конечно. А что, ты думаешь, там было?
— Наркотики?
— Черт его знает. Но если б меня потрясла полиция, то сейчас меня здесь бы не было.
— Значит, ты что-то делаешь и даже не знаешь что?
— Может, так оно и лучше, дорогой. Вот пару месяцев назад я должна была слетать в Сан-Франциско, изобразить там сцену, потом ехать автобусом в Лос-Анджелес и оттуда лететь сюда. И тысяча в кармане. Делай как сказано, не задавай вопросов, понял? Мы с тобой, дорогой, маленькие люди. А кто над нами — вот они знают все.
— А кто просил тебя лететь в Сан-Франциско?
— А-а... Я была на своей работе, и вдруг приземляется летающая тарелка, из нее высыпают ребятки с голубыми антеннами на головах и начинают давать мне команды. — Муриэль прижалась к Хью и, уткнувшись в его шею, сказала: — М-м, ты такой милый, хороший, давай больше не будем о моих проблемах, ладно? Дорогой, ты бы позвонил, чтобы принесли поесть, иначе я так ослабну, что от меня не будет никакого толку.
Свет в комнате еще не выключался, когда Хью тихо ушел. Был час ночи. Муриэль храпела, как докер после смены. Хью оставил ей записку, составленную с таким расчетом, чтобы предупредить возможные подозрения, которые могут посетить ее поутру на трезвую голову:
"Дорогая, здесь сто долларов, которые тебе нужны, чтобы перебиться до получения денег, плюс еще кое-что на завтрак и такси. Мне пора на работу. Ты просила меня передать привет Гиджу Аллену, но я думаю обойтись без этого, потому что ты тогда можешь быть занята в мой следующий выходной, а я хочу тебя поскорее снова увидеть, с тобой было так хорошо. Хью".
Он посидел некоторое время в машине, не заводя ее. Было грустно, тошно, досадно. Потом он поехал по пустынным улицам, свернул в курортную зону, попав сразу в большое движение и окунувшись в свет неоновой рекламы. Слева и справа работали шумные, как бойлерные, залы казино, пережевывая и перемалывая все новые и новые жертвы, выплевывая их иллюзии и оставляя себе их деньги.
* * *
Хью Даррен зашел к Элу Марта в пять часов следующего дня. Эл сидел у окна своей спальни под простыней, а парикмахер, похожий на него как родной брат, приводил ему в порядок волосы.
— Я не против, чтобы ты взял несколько дней отдыха, малыш, — сказал Эл. — Я знаю, ты работал без выходных. И если ты скажешь, что все налажено так, что проработает неделю без тебя, то о'кей. Думаю, тебе надо отдохнуть.
— Что, заметно?
— Не по тебе, по работе. Сейчас дела идут не так гладко, как чуть раньше. С едой не то, я слышал. Потом, ходят слухи, некоторые гости были недовольны и уехали раньше времени. Слышал, что какой-то съезд сорвался, не вышло с организацией. Так что, может, сейчас у тебя свежести не хватает, парень. Это бывает. Тебе надо вырваться в другую обстановку. Слетай на Гавайи, у Гиджа там налажено, он сделает тебе и девочку, и жилье, — все высший класс, и это тебе не будет стоить ни цента. Ты только скажи ему. Ты нам нравишься, парень, и мы хотим, чтобы ты продолжал работать на нас, как раньше... Э, э! Ты волосы стриги, а не уши, балбес!
— Спасибо, я хочу зарыться куда-нибудь в тихое место.
* * *
В Далласе Хью был во вторник. Остаток вторника, всю среду и большую часть четверга он предпринимал безуспешные попытки напрямую связаться с Гомером Гэллоуэллом. Деньги окружили старика высокой стеной. Хью умолял, говорил, что это срочное и личное дело, но все попытки наталкивались на эту непробиваемую стену, охраняемую его чиновным аппаратом, который отшивал просителей и поважнее. В четверг к вечеру Хью снова вышел на самый высокий эшелон окружения Гэллоуэлла, которого только смог достичь, и сказал человеку на другом конце телефонного провода:
— Если у вас есть возможность напрямую лично связаться с ним, то, пожалуйста, назовите ему это имя: Бетти Доусон.
Через десять минут в номере отеля «Бейкер», где остановился Хью, раздался телефонный звонок и ему дали адрес, по которому он должен быть в девять часов вечера. Это было новое здание, а указанная в адресе квартира располагалась в цокольном этаже, владельцем ее значился Г.Л. Уэллс. Квартира была просторной и скромно обставленной. Человек-робот, не представивший себя и не назвавший по имени Хью, впустил его, провел в глубину квартиры и оставил в маленькой гостиной — со словами, что мистер Гэллоуэлл неожиданно задерживается и будет несколько позже. Он спросил Хью, чего он хотел бы выпить, принес заказанное, дал новый журнал и удалился.
В десять минут десятого Гомер Гэллоуэлл медленно вошел в комнату. На нем были темный неглаженный костюм, яркий дешевый галстук, ботинки плотника, пропыленная черная шляпа. Он очень напоминал тех тихих сморщенных пожилых людей, которые греются на солнышке на скамейках в парке. Но глаза, несколько искажаемые стеклами очков, были мудрыми, холодными и безжалостными.
Он устроился на синей кушетке, положил рядом с собой шляпу и сказал:
— Ты тот самый, на кого она положила глаз. Я видел тебя тогда за стойкой регистрации. Ты лет пять прибавил с тех пор. Это она тебя прислала?
— Нет.
— Тогда, сынок, советовал бы тебе иметь веские причины, чтобы отвлекать меня от дела.
— Если вас немного интересует Бетти или то, что произошло с ней, то причины у меня есть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
И Муриэль Бентанн, попав в этот настрой, разревелась и, лежа в его объятиях, ударилась в признания, стала говорить обо всем, называть себя бродягой, бездельницей, вымогательницей, помешавшейся на рулетке, лгущей всем подряд, живущей единственной надеждой сорвать куш и навсегда уехать из этого города.
Хью сказал, что уважает ее за правду, а затем вкрадчиво, осторожно попытался подтолкнуть на дорожку, на которую она пока не ступала:
— Беда в том, моя милая, — сказал он, — что когда ты в замазке, то можешь легко попасть к кому-нибудь на крючок и потом будешь делать вещи, которые малость выходят за рамки закона, потому что за это дают хорошие деньги, а деньги тебе нужны.
Муриэль вздохнула, чмокнула его в уголок рта и согласилась.
— Да тебе-то чего бояться, ты ж ничего такого не делаешь.
— Еще как делаю, дорогой.
— Ну конечно, конечно, такие большие дела. — Хью притворно зевнул.
Она повернулась и, опершись на локоть, глянула на Хью сверху вниз. При этом черные запутанные волосы свесились на лицо. У нее появилась икота — эхо недавних слез.
— Ты что! Мне однажды выдали деньги на расходы и письменную инструкцию, которую надо было выучить наизусть, а потом сжечь. Я летала в Монтерей, сидела там два дня, пока у меня в номере не появился ящик с косметикой. Потом полетела назад и оставила его где велели. А через пару дней получила по почте две тысячи баков.
— И ты их скормила рулетке.
— Конечно. А что, ты думаешь, там было?
— Наркотики?
— Черт его знает. Но если б меня потрясла полиция, то сейчас меня здесь бы не было.
— Значит, ты что-то делаешь и даже не знаешь что?
— Может, так оно и лучше, дорогой. Вот пару месяцев назад я должна была слетать в Сан-Франциско, изобразить там сцену, потом ехать автобусом в Лос-Анджелес и оттуда лететь сюда. И тысяча в кармане. Делай как сказано, не задавай вопросов, понял? Мы с тобой, дорогой, маленькие люди. А кто над нами — вот они знают все.
— А кто просил тебя лететь в Сан-Франциско?
— А-а... Я была на своей работе, и вдруг приземляется летающая тарелка, из нее высыпают ребятки с голубыми антеннами на головах и начинают давать мне команды. — Муриэль прижалась к Хью и, уткнувшись в его шею, сказала: — М-м, ты такой милый, хороший, давай больше не будем о моих проблемах, ладно? Дорогой, ты бы позвонил, чтобы принесли поесть, иначе я так ослабну, что от меня не будет никакого толку.
Свет в комнате еще не выключался, когда Хью тихо ушел. Был час ночи. Муриэль храпела, как докер после смены. Хью оставил ей записку, составленную с таким расчетом, чтобы предупредить возможные подозрения, которые могут посетить ее поутру на трезвую голову:
"Дорогая, здесь сто долларов, которые тебе нужны, чтобы перебиться до получения денег, плюс еще кое-что на завтрак и такси. Мне пора на работу. Ты просила меня передать привет Гиджу Аллену, но я думаю обойтись без этого, потому что ты тогда можешь быть занята в мой следующий выходной, а я хочу тебя поскорее снова увидеть, с тобой было так хорошо. Хью".
Он посидел некоторое время в машине, не заводя ее. Было грустно, тошно, досадно. Потом он поехал по пустынным улицам, свернул в курортную зону, попав сразу в большое движение и окунувшись в свет неоновой рекламы. Слева и справа работали шумные, как бойлерные, залы казино, пережевывая и перемалывая все новые и новые жертвы, выплевывая их иллюзии и оставляя себе их деньги.
* * *
Хью Даррен зашел к Элу Марта в пять часов следующего дня. Эл сидел у окна своей спальни под простыней, а парикмахер, похожий на него как родной брат, приводил ему в порядок волосы.
— Я не против, чтобы ты взял несколько дней отдыха, малыш, — сказал Эл. — Я знаю, ты работал без выходных. И если ты скажешь, что все налажено так, что проработает неделю без тебя, то о'кей. Думаю, тебе надо отдохнуть.
— Что, заметно?
— Не по тебе, по работе. Сейчас дела идут не так гладко, как чуть раньше. С едой не то, я слышал. Потом, ходят слухи, некоторые гости были недовольны и уехали раньше времени. Слышал, что какой-то съезд сорвался, не вышло с организацией. Так что, может, сейчас у тебя свежести не хватает, парень. Это бывает. Тебе надо вырваться в другую обстановку. Слетай на Гавайи, у Гиджа там налажено, он сделает тебе и девочку, и жилье, — все высший класс, и это тебе не будет стоить ни цента. Ты только скажи ему. Ты нам нравишься, парень, и мы хотим, чтобы ты продолжал работать на нас, как раньше... Э, э! Ты волосы стриги, а не уши, балбес!
— Спасибо, я хочу зарыться куда-нибудь в тихое место.
* * *
В Далласе Хью был во вторник. Остаток вторника, всю среду и большую часть четверга он предпринимал безуспешные попытки напрямую связаться с Гомером Гэллоуэллом. Деньги окружили старика высокой стеной. Хью умолял, говорил, что это срочное и личное дело, но все попытки наталкивались на эту непробиваемую стену, охраняемую его чиновным аппаратом, который отшивал просителей и поважнее. В четверг к вечеру Хью снова вышел на самый высокий эшелон окружения Гэллоуэлла, которого только смог достичь, и сказал человеку на другом конце телефонного провода:
— Если у вас есть возможность напрямую лично связаться с ним, то, пожалуйста, назовите ему это имя: Бетти Доусон.
Через десять минут в номере отеля «Бейкер», где остановился Хью, раздался телефонный звонок и ему дали адрес, по которому он должен быть в девять часов вечера. Это было новое здание, а указанная в адресе квартира располагалась в цокольном этаже, владельцем ее значился Г.Л. Уэллс. Квартира была просторной и скромно обставленной. Человек-робот, не представивший себя и не назвавший по имени Хью, впустил его, провел в глубину квартиры и оставил в маленькой гостиной — со словами, что мистер Гэллоуэлл неожиданно задерживается и будет несколько позже. Он спросил Хью, чего он хотел бы выпить, принес заказанное, дал новый журнал и удалился.
В десять минут десятого Гомер Гэллоуэлл медленно вошел в комнату. На нем были темный неглаженный костюм, яркий дешевый галстук, ботинки плотника, пропыленная черная шляпа. Он очень напоминал тех тихих сморщенных пожилых людей, которые греются на солнышке на скамейках в парке. Но глаза, несколько искажаемые стеклами очков, были мудрыми, холодными и безжалостными.
Он устроился на синей кушетке, положил рядом с собой шляпу и сказал:
— Ты тот самый, на кого она положила глаз. Я видел тебя тогда за стойкой регистрации. Ты лет пять прибавил с тех пор. Это она тебя прислала?
— Нет.
— Тогда, сынок, советовал бы тебе иметь веские причины, чтобы отвлекать меня от дела.
— Если вас немного интересует Бетти или то, что произошло с ней, то причины у меня есть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74