Я также ничего не говорила им о сегодняшней встрече. Мне хотелось бы уже быть дома до их возвращения.
Когда мы выходили из кафе, он спросил:
– Могу я вас подвезти?
– И как можно скорее, – попросила я. Преимущество «тойоты» перед автобусом как средством передвижения было очевидным.
В дороге он почти ничего не говорил. Я тоже. Не знаю почему, но мне было немного грустно. Наверное, в результате разговора об отъезде и расставании с детьми.
Следующая неделя пролетела совершенно незаметно. Из дома я не выходила, занималась с Крысем, разговаривала с Эльжбетой и ждала позднего возвращения моего ребенка. Я категорически потребовала от него уладить наконец формальности с моей пропиской, в противном случае, сказала я, он заплатит штраф, о чем якобы сообщила мне одна из моих соседок.
Однажды утром на полу в коридоре среди газет, которые ежедневно почтальон бросал через специальную щель в дверях, игравшую вместе с полом роль домашнего почтового ящика, я обнаружила адресованное мне письмо. Содержание было кратким – предложение встретиться завтра по поводу интересующего меня вопроса. Затем следовали дата, номер телефона и подпись, из которой кроме первой буквы «Б» мне удалось расшифровать только две следующие – «а» и «е».
Я была пунктуальна, что случается со мной нечасто. Встретились мы буквально у входа в кафе.
– Умираю от любопытства, – сказала я, как только мы сели.
– Вы хотели знать, почему я вас подозревал, хотя в отношении именно вас это может показаться странным… Речь идет не только о том, что вы не похожи на особу, занимающуюся контрабандой наркотиками. Из опыта нам известно, что этим могут заниматься и люди, которые выглядят весьма пристойно. К тому же ваше поведение не совсем обычное…
– Что это значит? – прервала я его, нахохлившись. – Если я не свищу и не плюю на улицах, не ковыряю пальцем в носу… Когда мне было лет шесть, у меня была подружка, которая мне очень нравилась тем, что все это проделывала; как-то я захотела последовать ее примеру, и кончилось это плохо, больше я не пробовала. Что же, черт возьми, необычного в моем поведении? И необычного для кого? Для нормальных людей или для торговцев наркотиками?
– Ваша реакция на события спонтанная, к тому же вы не колеблетесь, высказывая суждения… ну, скажем… нешаблонные…
Я не дала ему продолжать.
– Вы утвердились в этом мнении на основе моих откровений о том, что я не терплю готовить. Ведь это абсолютно не совпадает со сложившимся у всех мужчин убеждением, что сущность женщины – в заботе о семейном очаге, выстаивании у газовой плиты и помешивании в кастрюлях.
– Я не хотел вас обидеть и совершенно не это хотел сказать.
– А что же тогда?
– Что ни один разумный и предусмотрительный организатор контрабанды не доверил бы такого задания вам.
– На моем месте вы, пожалуй, тоже не сочли бы такое утверждение комплиментом?
– Вы считаете, что способности, необходимые для контрабанды наркотиками, заслуживают похвалы?
– По-моему, в таком деле нужен прежде всего ум, а его, – я вздохнула, – вы у меня, видимо, не обнаружили.
– Ух… – Теперь была его очередь вздыхать. – Мне кажется, что разговор с закоренелым преступником шел бы легче. Хотите вы или не хотите узнать, почему я вас подозревал?
– Как вы можете меня об этом спрашивать?! – возмутилась я. – Столько времени считать человека преступником и не сказать почему!
– Вы позволите мне теперь говорить спокойно? Я позволила.
– Несмотря на то что у вас нет соответствующих склонностей, которые, по моему мнению, обусловлены главным образом отсутствием угрызений совести, наличием сметливости и железных нервов, я пришел к выводу, что они пошли на риск и послали вас потому, что у них не было в тот момент более подходящей кандидатуры. Их поджимали сроки, а вашим козырем была официальная цель поездки – посещение сына, это должно было отвлечь от вас внимание. Однако о том, что из Польши переправлялась партия этого товара, мы знали. Не думайте, что мы у себя не знаем тех, кто греет руки на этом деле. Но проблема состоит в том, что мы не можем предъявить обвинение, не имея в руках достаточных, то есть обоснованных, доказательств. Мы довольно часто задерживаем и осуждаем непосредственных торговцев так называемыми «пушками» или, иначе говоря, приготовленными для разовых инъекций дозами. Но ведь они – плотвички в сети. Не они организуют контрабанду. Главные ее вдохновители и организаторы им неизвестны и недостижимы. Наши информаторы есть в разных контрабандистских центрах. Мы часто закрываем глаза на их мелкие грешки, если они могут быть нам полезными. Это – единственная уступка в борьбе с преступностью, и так поступает полиция всего мира. Мы принимаем во внимание вид и серьезность правонарушения, но важнее выявить настоящее крупное преступление, чем наказывать людей за мелкие проступки…
Итак, мы получили копию разговора, подслушанного два месяца назад в амстердамском кабаке. Могу сказать только, что один из участников переговоров был польским моряком. О технических подробностях нашей работы я не буду вас информировать. Во всяком случае у нас были идеальные основания ожидать, что в те дни, когда вы появились в Голландии, должна поступить партия товара, переправляемого через Польшу. Разумеется, мы позаботились о получении списка всех, кто должен был прибыть из Польши в это время, а также тех, кто уже прибыл…
– Наверное, это было нелегко? – не удержалась я от вопроса.
– Заявления о выдаче виз рассматриваются и в странах, куда выдаются визы. Вы также заполняли свое заявление в двух экземплярах, приложив к каждому свою фотографию.
– Меня это не только удивило, но и вызвало у меня раздражение, – буркнула я.
– Кроме регистрации выданных виз существует еще такая процедура, как таможенный контроль при пересечении границы, достаточно лишь предварительного извещения пограничной службы. Примерно через неделю после вашего приезда я обратил на вас внимание, так как вы не прописались, хотя такая обязанность существует. Я подумал, что это была ошибка с вашей стороны, что вас подвели нервы, а для нас это предупреждающий знак.
– Я ведь просила ребенка прописать меня! – простонала я.
– Вы просили ребенка? – удивился он.
– Моего ребенка, то есть сына.
Он попытался сдержать ухмылку, но это ему не вполне удалось.
– Не понимаю, что здесь смешного, – насупилась я. – То, что он взрослый, отнюдь не меняет того факта, что он мой ребенок.
– Ни в коем случае, – виновато подтвердил он.
– И тогда вы начали за мной следить? Теперь он как бы слегка занервничал.
– Ну, не я, а мои люди из соответствующей службы… Он хотел сказать, что комиссар не выполняет функций обычного сыщика. – В первый раз я присмотрелся к вам на террасе того кафе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Когда мы выходили из кафе, он спросил:
– Могу я вас подвезти?
– И как можно скорее, – попросила я. Преимущество «тойоты» перед автобусом как средством передвижения было очевидным.
В дороге он почти ничего не говорил. Я тоже. Не знаю почему, но мне было немного грустно. Наверное, в результате разговора об отъезде и расставании с детьми.
Следующая неделя пролетела совершенно незаметно. Из дома я не выходила, занималась с Крысем, разговаривала с Эльжбетой и ждала позднего возвращения моего ребенка. Я категорически потребовала от него уладить наконец формальности с моей пропиской, в противном случае, сказала я, он заплатит штраф, о чем якобы сообщила мне одна из моих соседок.
Однажды утром на полу в коридоре среди газет, которые ежедневно почтальон бросал через специальную щель в дверях, игравшую вместе с полом роль домашнего почтового ящика, я обнаружила адресованное мне письмо. Содержание было кратким – предложение встретиться завтра по поводу интересующего меня вопроса. Затем следовали дата, номер телефона и подпись, из которой кроме первой буквы «Б» мне удалось расшифровать только две следующие – «а» и «е».
Я была пунктуальна, что случается со мной нечасто. Встретились мы буквально у входа в кафе.
– Умираю от любопытства, – сказала я, как только мы сели.
– Вы хотели знать, почему я вас подозревал, хотя в отношении именно вас это может показаться странным… Речь идет не только о том, что вы не похожи на особу, занимающуюся контрабандой наркотиками. Из опыта нам известно, что этим могут заниматься и люди, которые выглядят весьма пристойно. К тому же ваше поведение не совсем обычное…
– Что это значит? – прервала я его, нахохлившись. – Если я не свищу и не плюю на улицах, не ковыряю пальцем в носу… Когда мне было лет шесть, у меня была подружка, которая мне очень нравилась тем, что все это проделывала; как-то я захотела последовать ее примеру, и кончилось это плохо, больше я не пробовала. Что же, черт возьми, необычного в моем поведении? И необычного для кого? Для нормальных людей или для торговцев наркотиками?
– Ваша реакция на события спонтанная, к тому же вы не колеблетесь, высказывая суждения… ну, скажем… нешаблонные…
Я не дала ему продолжать.
– Вы утвердились в этом мнении на основе моих откровений о том, что я не терплю готовить. Ведь это абсолютно не совпадает со сложившимся у всех мужчин убеждением, что сущность женщины – в заботе о семейном очаге, выстаивании у газовой плиты и помешивании в кастрюлях.
– Я не хотел вас обидеть и совершенно не это хотел сказать.
– А что же тогда?
– Что ни один разумный и предусмотрительный организатор контрабанды не доверил бы такого задания вам.
– На моем месте вы, пожалуй, тоже не сочли бы такое утверждение комплиментом?
– Вы считаете, что способности, необходимые для контрабанды наркотиками, заслуживают похвалы?
– По-моему, в таком деле нужен прежде всего ум, а его, – я вздохнула, – вы у меня, видимо, не обнаружили.
– Ух… – Теперь была его очередь вздыхать. – Мне кажется, что разговор с закоренелым преступником шел бы легче. Хотите вы или не хотите узнать, почему я вас подозревал?
– Как вы можете меня об этом спрашивать?! – возмутилась я. – Столько времени считать человека преступником и не сказать почему!
– Вы позволите мне теперь говорить спокойно? Я позволила.
– Несмотря на то что у вас нет соответствующих склонностей, которые, по моему мнению, обусловлены главным образом отсутствием угрызений совести, наличием сметливости и железных нервов, я пришел к выводу, что они пошли на риск и послали вас потому, что у них не было в тот момент более подходящей кандидатуры. Их поджимали сроки, а вашим козырем была официальная цель поездки – посещение сына, это должно было отвлечь от вас внимание. Однако о том, что из Польши переправлялась партия этого товара, мы знали. Не думайте, что мы у себя не знаем тех, кто греет руки на этом деле. Но проблема состоит в том, что мы не можем предъявить обвинение, не имея в руках достаточных, то есть обоснованных, доказательств. Мы довольно часто задерживаем и осуждаем непосредственных торговцев так называемыми «пушками» или, иначе говоря, приготовленными для разовых инъекций дозами. Но ведь они – плотвички в сети. Не они организуют контрабанду. Главные ее вдохновители и организаторы им неизвестны и недостижимы. Наши информаторы есть в разных контрабандистских центрах. Мы часто закрываем глаза на их мелкие грешки, если они могут быть нам полезными. Это – единственная уступка в борьбе с преступностью, и так поступает полиция всего мира. Мы принимаем во внимание вид и серьезность правонарушения, но важнее выявить настоящее крупное преступление, чем наказывать людей за мелкие проступки…
Итак, мы получили копию разговора, подслушанного два месяца назад в амстердамском кабаке. Могу сказать только, что один из участников переговоров был польским моряком. О технических подробностях нашей работы я не буду вас информировать. Во всяком случае у нас были идеальные основания ожидать, что в те дни, когда вы появились в Голландии, должна поступить партия товара, переправляемого через Польшу. Разумеется, мы позаботились о получении списка всех, кто должен был прибыть из Польши в это время, а также тех, кто уже прибыл…
– Наверное, это было нелегко? – не удержалась я от вопроса.
– Заявления о выдаче виз рассматриваются и в странах, куда выдаются визы. Вы также заполняли свое заявление в двух экземплярах, приложив к каждому свою фотографию.
– Меня это не только удивило, но и вызвало у меня раздражение, – буркнула я.
– Кроме регистрации выданных виз существует еще такая процедура, как таможенный контроль при пересечении границы, достаточно лишь предварительного извещения пограничной службы. Примерно через неделю после вашего приезда я обратил на вас внимание, так как вы не прописались, хотя такая обязанность существует. Я подумал, что это была ошибка с вашей стороны, что вас подвели нервы, а для нас это предупреждающий знак.
– Я ведь просила ребенка прописать меня! – простонала я.
– Вы просили ребенка? – удивился он.
– Моего ребенка, то есть сына.
Он попытался сдержать ухмылку, но это ему не вполне удалось.
– Не понимаю, что здесь смешного, – насупилась я. – То, что он взрослый, отнюдь не меняет того факта, что он мой ребенок.
– Ни в коем случае, – виновато подтвердил он.
– И тогда вы начали за мной следить? Теперь он как бы слегка занервничал.
– Ну, не я, а мои люди из соответствующей службы… Он хотел сказать, что комиссар не выполняет функций обычного сыщика. – В первый раз я присмотрелся к вам на террасе того кафе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52