При существующем уровне пипо мне
приходится до них слишком низко опускаться".
Эти слова заставили Ирреверзиблуса пожалеть, что он снабдил пипогиго
такой сильной способностью к размножению.
По желанию Адама Радарро и комиссии, которую тот возглавлял,
профессор снабдил пипогиго способностью к очень быстрому созреванию. И
теперь пипогенные индивидуумы достигали телесной и духовной зрелости
настолько быстро, что, по выражению Радарро, "экономические последствия
этого мы ощутим еще при нашей жизни". И на глазах поколения отцов,
создавших пипо, началось обучение первого выводка отпрысков Августа
Пипогенуса, едва отряхнувшихся от обломков яичной скорлупы. Совершалось
оно "просто и небюрократично", как говорил Август, прямо в полете, в
облаках, где А.П. собирал вокруг себя черные, бьющие крыльями массы, над
которыми парил, поучая потомков.
Ирреверзиблус, а уж тем более Радарро и различные комиссии, которые
тот возглавлял, не могли знать содержание обучения в облаках.
Настораживало то, что А.П. ни разу не представил учебный план на
утверждение. Самолеты, воздушные шары, летающие суда, которые запускал
Радарро и на которых иногда поднимался сам (несмотря на подагру, астму и
камни в мочевом пузыре) с целью хоть что-нибудь понять в этом учебном
процессе, возвращались обратно, не принося никаких существенных сведений.
На магнитофонах были записаны только писк и щебет.
Разумеется, нельзя не согласиться с критиками этого метода,
утверждавшими, что вовсе не надо было подниматься в воздух на громоздких
аппаратах. Без всяких усилий можно было бы записать звуки этих
образовательных курсов с помощью радиоволн. Но, по словам Радарро, "мы
хотели однозначно продемонстрировать, что мы - существа, тоже способные
летать, пусть и не за счет собственных крыльев, но благодаря нашему
творческому духу!".
Расшифровка писка и щебета затягивалась. Ирреверзиблус целые недели
проводил перед магнитофонами, пытаясь их понять. Он пускал ленту на
замедленной скорости, чтобы выделить отдельные звуковые блоки, установить,
походят ли они на какой-либо человеческий язык.
Радарро нашел его в лаборатории - тот сидел на полу сгорбившись, в
белом халате, будто скрывая пару крыльев за плечами. И с заметным усилием
извергал писк и щебет...
Радарро пришлось хорошенько его встряхнуть, чтобы привлечь к себе
внимание.
- Повторите-ка за мной эти звуки! - обратился к нему Ирреверзиблус. -
Может, вы установите, на какой человеческий язык они похожи?
- Вряд ли, - отвечал Радарро. - На мой взгляд, самое лучшее было бы,
если бы мы взяли да схватили вашего умника Августа Пипогенуса, когда он
спустится в этот дом и уснет. Связали бы его хорошенько, расспросили бы о
значении этих звуков. А не ответил бы, можно было бы немного поморить его
голодом и жаждой или пригрозить подрезать сухожилия на крыльях - ему и
всем другим пило, - а если и тогда не ответил бы, мы бы это и сделали...
- Никогда! - возмущенно воскликнул Ирреверзиблус. (Радарро
показалось, будто белый халат профессора вздувается и Ирреверзиблус
вот-вот взлетит.) - Подобные действия в высшей степени аморальны! Как
можете вы, Радарро, делать такие предложения? Это ведь живые организмы,
чью самобытность мы можем разрушить.
- А не было так же аморально превращать пипогиго, который
естественным образом, самобытно возник в горах Альфа, в хомо пипогенуса
эректуса? Ваша совесть при этом ничего вам не говорила?
Ирреверзиблус проникновенно и печально посмотрел на Радарро.
- А разве не вы дали мне на это миллиарды?
Радарро снова почудилось в нем что-то дьявольское. Печальный сатана,
который уже в сотый раз видит, как заказчик вдруг является к нему с
угрызениями совести...
- И разве не было аморально и непоследовательно оставить Пипогенусу
крылья вместо того, чтобы лишить его их? Он стал бы тогда более похож на
человека и мог бы легче влиться в человеческое общество.
- То, что у него есть крылья, и составляет необыкновенную выгоду
применения Пипогенуса и его потомков. До сих пор нам ни разу не
приходилось, отправляя пипо куда-либо, затрачивать какие-то средства
передвижения. У них - свой собственный биологический транспорт.
Информация, которую они передавали нам, часто доставлялась быстрее и
надежнее, чем по электронному пути, который подвержен различным
нарушениям. Я отказываюсь вас понимать, Радарро!
- Но положение изменилось. Нам необходимо знать, что они там,
наверху, затевают.
- Мы скоро это узнаем. Нужно только почаще воспроизводить их звуки -
я привлеку к этому Тео Коммунициуса, известного языковеда...
- Тогда уж поскорее, пожалуйста, - горько сказал Радарро.
В следующий раз он застал Ирреверзиблуса и Коммунициуса в белых
халатах, вздутых на спине, будто под ними были сложенные крылья. Сидя на
корточках перед магнитофоном, они пищали, щебетали и время от времени
издавали пронзительные вопли.
- Ну, так ничего и не обнаружили? - резко спросил он.
- Напротив, - ответил Коммунициус, - мне как раз кажется, что при
некоторых системах звуков речь идет о вербализации и ороговении некоторых
человеческих языковых элементов, которые, возможно, отвечают склонности
Пипогенусов к лаконизму.
- О боже! - воскликнул Радарро.
- Излишняя поспешность только повредила бы делу, - продолжал
Коммунициус. - Но для того, чтобы повысить вероятность более скорых
результатов, я предлагаю привлечь к этому большую группу молодых ученых.
Посетив в следующий раз Ирреверзиблуса и Коммунициуса, Радарро увидел
их в окружении людей в белых халатах, имитирующих птичьи крики. Они сидели
на корточках на полу, совершенно его не замечая. Даже потряхивание и удары
не смогли вывести их из этого состояния.
Тогда Радарро позвал психиатра Алеуса. Тот оглядел собрание в белых
одеяниях и ничего не сказал. Он терпеть не мог Радарро.
- Они несколько перенапряглись, - констатировал он. - Я пропишу им
парочку канистр сонного сока. И тогда они с новыми силами смогут приняться
за расшифровку птичьего языка.
- Но это же чушь! - сказал Радарро. - Эти ученые никогда ничего не
добьются таким способом.
- А вы-то сами пробовали повторить эти звуки?
- Постараюсь этого избежать, - отвечал Радарро. - Иначе потом я буду
сидеть здесь точно так же. А я пока в здравом уме.
"Именно поэтому я тебя и ненавижу", - подумал Алеус. Он чувствовал,
как в груди его поднимается желание самому повторять птичьи звуки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
приходится до них слишком низко опускаться".
Эти слова заставили Ирреверзиблуса пожалеть, что он снабдил пипогиго
такой сильной способностью к размножению.
По желанию Адама Радарро и комиссии, которую тот возглавлял,
профессор снабдил пипогиго способностью к очень быстрому созреванию. И
теперь пипогенные индивидуумы достигали телесной и духовной зрелости
настолько быстро, что, по выражению Радарро, "экономические последствия
этого мы ощутим еще при нашей жизни". И на глазах поколения отцов,
создавших пипо, началось обучение первого выводка отпрысков Августа
Пипогенуса, едва отряхнувшихся от обломков яичной скорлупы. Совершалось
оно "просто и небюрократично", как говорил Август, прямо в полете, в
облаках, где А.П. собирал вокруг себя черные, бьющие крыльями массы, над
которыми парил, поучая потомков.
Ирреверзиблус, а уж тем более Радарро и различные комиссии, которые
тот возглавлял, не могли знать содержание обучения в облаках.
Настораживало то, что А.П. ни разу не представил учебный план на
утверждение. Самолеты, воздушные шары, летающие суда, которые запускал
Радарро и на которых иногда поднимался сам (несмотря на подагру, астму и
камни в мочевом пузыре) с целью хоть что-нибудь понять в этом учебном
процессе, возвращались обратно, не принося никаких существенных сведений.
На магнитофонах были записаны только писк и щебет.
Разумеется, нельзя не согласиться с критиками этого метода,
утверждавшими, что вовсе не надо было подниматься в воздух на громоздких
аппаратах. Без всяких усилий можно было бы записать звуки этих
образовательных курсов с помощью радиоволн. Но, по словам Радарро, "мы
хотели однозначно продемонстрировать, что мы - существа, тоже способные
летать, пусть и не за счет собственных крыльев, но благодаря нашему
творческому духу!".
Расшифровка писка и щебета затягивалась. Ирреверзиблус целые недели
проводил перед магнитофонами, пытаясь их понять. Он пускал ленту на
замедленной скорости, чтобы выделить отдельные звуковые блоки, установить,
походят ли они на какой-либо человеческий язык.
Радарро нашел его в лаборатории - тот сидел на полу сгорбившись, в
белом халате, будто скрывая пару крыльев за плечами. И с заметным усилием
извергал писк и щебет...
Радарро пришлось хорошенько его встряхнуть, чтобы привлечь к себе
внимание.
- Повторите-ка за мной эти звуки! - обратился к нему Ирреверзиблус. -
Может, вы установите, на какой человеческий язык они похожи?
- Вряд ли, - отвечал Радарро. - На мой взгляд, самое лучшее было бы,
если бы мы взяли да схватили вашего умника Августа Пипогенуса, когда он
спустится в этот дом и уснет. Связали бы его хорошенько, расспросили бы о
значении этих звуков. А не ответил бы, можно было бы немного поморить его
голодом и жаждой или пригрозить подрезать сухожилия на крыльях - ему и
всем другим пило, - а если и тогда не ответил бы, мы бы это и сделали...
- Никогда! - возмущенно воскликнул Ирреверзиблус. (Радарро
показалось, будто белый халат профессора вздувается и Ирреверзиблус
вот-вот взлетит.) - Подобные действия в высшей степени аморальны! Как
можете вы, Радарро, делать такие предложения? Это ведь живые организмы,
чью самобытность мы можем разрушить.
- А не было так же аморально превращать пипогиго, который
естественным образом, самобытно возник в горах Альфа, в хомо пипогенуса
эректуса? Ваша совесть при этом ничего вам не говорила?
Ирреверзиблус проникновенно и печально посмотрел на Радарро.
- А разве не вы дали мне на это миллиарды?
Радарро снова почудилось в нем что-то дьявольское. Печальный сатана,
который уже в сотый раз видит, как заказчик вдруг является к нему с
угрызениями совести...
- И разве не было аморально и непоследовательно оставить Пипогенусу
крылья вместо того, чтобы лишить его их? Он стал бы тогда более похож на
человека и мог бы легче влиться в человеческое общество.
- То, что у него есть крылья, и составляет необыкновенную выгоду
применения Пипогенуса и его потомков. До сих пор нам ни разу не
приходилось, отправляя пипо куда-либо, затрачивать какие-то средства
передвижения. У них - свой собственный биологический транспорт.
Информация, которую они передавали нам, часто доставлялась быстрее и
надежнее, чем по электронному пути, который подвержен различным
нарушениям. Я отказываюсь вас понимать, Радарро!
- Но положение изменилось. Нам необходимо знать, что они там,
наверху, затевают.
- Мы скоро это узнаем. Нужно только почаще воспроизводить их звуки -
я привлеку к этому Тео Коммунициуса, известного языковеда...
- Тогда уж поскорее, пожалуйста, - горько сказал Радарро.
В следующий раз он застал Ирреверзиблуса и Коммунициуса в белых
халатах, вздутых на спине, будто под ними были сложенные крылья. Сидя на
корточках перед магнитофоном, они пищали, щебетали и время от времени
издавали пронзительные вопли.
- Ну, так ничего и не обнаружили? - резко спросил он.
- Напротив, - ответил Коммунициус, - мне как раз кажется, что при
некоторых системах звуков речь идет о вербализации и ороговении некоторых
человеческих языковых элементов, которые, возможно, отвечают склонности
Пипогенусов к лаконизму.
- О боже! - воскликнул Радарро.
- Излишняя поспешность только повредила бы делу, - продолжал
Коммунициус. - Но для того, чтобы повысить вероятность более скорых
результатов, я предлагаю привлечь к этому большую группу молодых ученых.
Посетив в следующий раз Ирреверзиблуса и Коммунициуса, Радарро увидел
их в окружении людей в белых халатах, имитирующих птичьи крики. Они сидели
на корточках на полу, совершенно его не замечая. Даже потряхивание и удары
не смогли вывести их из этого состояния.
Тогда Радарро позвал психиатра Алеуса. Тот оглядел собрание в белых
одеяниях и ничего не сказал. Он терпеть не мог Радарро.
- Они несколько перенапряглись, - констатировал он. - Я пропишу им
парочку канистр сонного сока. И тогда они с новыми силами смогут приняться
за расшифровку птичьего языка.
- Но это же чушь! - сказал Радарро. - Эти ученые никогда ничего не
добьются таким способом.
- А вы-то сами пробовали повторить эти звуки?
- Постараюсь этого избежать, - отвечал Радарро. - Иначе потом я буду
сидеть здесь точно так же. А я пока в здравом уме.
"Именно поэтому я тебя и ненавижу", - подумал Алеус. Он чувствовал,
как в груди его поднимается желание самому повторять птичьи звуки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11