— Живыми вы отсюда не уйдете, — бормотал тиран.
— Избитая поговорка, — скрипнул зубами Оборотень, приближаясь к самодержцу.
— Чего вы хотите? Власти, денег? — неожиданно тонко запищал Новый Кортес.
— Мы хотим лишь спокойно покинуть твой заразный закуток, — сообщил Мефф, — а ты будешь нас сопровождать в качестве прикрытия. Пусть команда могильщиков освободит террасу. Вертолет я поведу сам…
— А какие у меня гарантии?..
— Никаких, — твердо сказал Кайтек, — но в противном случае ты умрешь сейчас же. Если б мы были идеалистами, то, быть может, потребовали твоей отставки, торжественного порицания кортезианизма и освобождения невольников… Но мы не идеалисты. Мы профессионально творим зло, хотя и менее отвратными способами, чем ты…
— И позволите мне вернуться?
— Отдай приказ!
Диктатор на полусогнутых ногах подошел к интеркому. Терраса опустела. Минутой позже отворились броневые двери. И почти тотчас же затарахтел мотор.
— Adios, Cortezia… то бишь, Трапезия! — поправился Фаусон.
Никто не мешал им улетать. В воображении Меффа уже рисовались картины лихорадочных совещаний иерархов, ежечасно меняющие смысл коммюнике, расслабление в гарнизонах и, наконец, всеобщее ликование по всей стране, которой, хоть и был он сатаной, Мефф желал хотя бы краткой передышки.
Когда они покинули территориальные воды, судьба деспота свершилась. Зубы Вурдалака отыскали его сонную артерию, медленно разгрызли ее не нарушая гортани, так что крики гибнущего диктатора долго еще сплетались с гулом двигателя. В свои последние минуты Бандальеро сначала впустую призывал бога, потом извергал проклятия, наконец ослабленный потерей крови, принялся бормотать какие-то стишки об индейце Монтесуме и боевом вожде Кортесе.
— Я сосу эту пакость сознательно, — сказал Оборотень, и в его голосе прозвучало нескрываемое отвращение.
Еще три дня назад Фаусон ошалел бы от тревоги. Сейчас же он думал исключительно о двигателе, рулях и высотомерах. Металлический холод все глубже охватывал органы его чувств. Ощущение, которое описать трудно. Что-то вроде дерматина, искусственной кожи, кожимита понемногу заменяло ткани, мышцы, всю нервную систему специалиста по рекламе. А запах крови, заполняющий кабину, казался сладким, упоительным, вкусным.
Тело Бандальеро они сбросили в океане. Оборотень выцарапал на груди трупа свой родовой знак, чтобы, как он сказал, акулы знали, кого благодарить за презент. Вертолет бросили в пальмовой роще на берегу красочного, чрезвычайно похожего на другие, островка, которыми так богато Карибское море. Пешком добрались до городка, откуда вскоре рейсовый самолет унес Фаусона в Майами. Вурдалак испарился по дороге, направившись в тот уголок мира, где должен был спокойно ожидать дальнейших указаний.
Утренние газеты не принесли ничего сенсационного из Кортезии.
— Долго им тайны не удержать, — усмехнулся Фаусон.
В полдень, просматривая дневные выпуски ТВ, он испытал шок. Через спутниковую связь шла прямая передача из Пунта Либертад. Приношение кровавых жертв по случаю открытия новых детских яслей. Церемонию почтил присутствием сам Первосвященник.
«Невероятно! — подумал Мефф. — Запустили старый фильм!» Однако в глубине была видна сложенная из цветов сегодняшняя дата, а в толпе нотаблей путался худощавый посланник, который только вчера вернулся на родину. Представление тянулось достаточно долго и Мефф успел заметить некоторую угловатость в движениях диктатора. Его одежда тоже была подогнана не наилучшим образом.
— Двойник! Попросту двойник!
Кортезианизм явно намеревался пережить своего творца, дабы царить долго и несчастливо. Бывает.
X
Сообщение о скором отцовстве подействовало на Лесора, и без того пребывающего в стрессовом состоянии, словно удар в солнечное сплетение. Он присел на диванчике и несколько секунд не мог глубоко вздохнуть, тем более что-нибудь сказать. Мэрион же чувствовала себя как дома. Кинула на диван раскрытый чемодан, на кресло — плащ, потом скрылась в ванной, «чтобы слегка освежиться». Через открытую дверь доносились фразы сленга проектировщиков упаковок, короткие, содержательные и имеющие вполне конкретную, единственную, весьма неинтересную для Андре направленность.
— А ты не заглянешь чикнуться? — наконец послышался вопрос.
Андре инстинктивно попятился…
— Ах, да, я хотела тебя спросить, что это за типы сшиваются вокруг тебя?
— Стипендиаты из Мавритании, — пробормотал он первое, что пришло в голову, уже почти совсем ретировавшись в коридор.
— Ты куда?! — загородила ему дорогу ведьмоватая хозяйка, неожиданно проявившись из тьмы. — Вроде бы, у тебя есть определенные обязанности.
Он покраснел, словно второклассник.
— Но я не могу… понимаете!.. Она покачала головой.
— Знаю, что не можешь, но ты же актер? Играй!
Лесор набрал полную грудь воздуха, как артист, изображающий Гамлета перед очередным монологом, и пружинящим шагом датского принца ступил в ванную.
Увы! Премьера оказалась неудачной. Провал артиста уже в первом акте был столь ощутим, что милосердный автор просто вынужден опустить занавес. Ни тощая суфлерша из-за двери, ни благожелательность художественного материала, то бишь Мэрион, которая после нескольких минут жалкой импровизации предложила перейти на стол («Там ты почувствуешь себя лучше, чудачок!»), не позволили актерскому искусству подняться на соответствующую высоту, или хотя бы холмик. Он целовал Мэрион, а видел Кристину. Sacre Dieu! Только в анекдотах актеры-импотенты в состоянии разыгрывать роли идеальных любовников. После часового усилия Лесор, выражаясь эвфемично, отменил спектакль, сдался, оправдывая сей факт «неготовностью основного исполнителя».
Мэрион не стала устраивать скандала. Только сказала:
— Перетрудился, чертушка. Ну, ничего, я о тебе позабочусь…
— А как же Америка? — забеспокоился актер, которого как-никак наняли в качестве дублера, а не каскадера.
— Я взяла двухнедельный отпуск. Увидишь, все будет о'кей!
17 февраля — моторная яхта «Жизель» с группой представителей высших классов на борту покинула Нассау, направляясь к Ямайке. Погода стояла прекрасная, хотя метеорологи предсказывали магнитные бури. Спустя три дня два пограничника, патрулировавших побережье Кубы, наткнулись на дрейфующую яхту. Не сумев связаться с экипажем, они поднялись на палубу и убедились, что роскошный корабль пуст. Совершенно. Напрасно они искали следов борьбы или паники. Палубу, вероятно, покинули вечером, однако спасательные средства были нетронуты. Телевизор включен. В баре — наполненные напитками фужеры. Отложенные во время игры карты. Судя по их набору, один из игроков собирался объявить малый шлем на пиках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72