– Ну, раз такой разговор, я ухожу, – сказал Сантис и пошел домой, поблескивая ножом в спине.
Петруччо выхватил из-за пазухи чугунную болванку и незаметно ударил Сантиса по голове.
– Сицилийская скотина! – процедил сквозь зубы Сантис, раздвигая заклинившиеся челюсти ножом, вытащенным из спины.
Он был ослаблен после гриппа и еле держался на своей деревяшке. Деревяшка была как новая, поскольку Сантис каждое утро подстругивал её топориком.
Петруччо достал из-под плаща составные части автомата, собрал его, приставил дуло к груди Сантиса и прицелился. Целился он хорошо, потому что был одноглазым. Как и Сантис.
– Ну что, поговорим с глазу на глаз? – сказал он и выстрелил Сантису в грудь.
Но промахнулся. И пули пробили старику лоб.
Сквозь дырку во лбу старика Сантиса Петруччо увидел бегущих полицейских. Пора было сматывать.
Петруччо смотал бикфордов шнур, который он собирался подкопать под Сантиса, и просто швырнул в него бомбу.
Страшной силы взрыв разворотил здание, и все пятнадцать этажей вместе с жильцами рухнули на беднягу Сантиса.
– Убегаешь, трусливая гиена?! – крикнул своёму товарищу Сантис и закурил.
А Петруччо сел в лимузин и, дав по Сантису прощальный залп из трехдюймовой базуки, на бешеной скорости помчался в Синг-Синг, свою любимую тюрьму, чтобы успеть к вечерней поверке.
На следующий день все газеты Нью-Йорка вышли с огромными заголовками: «Очередная вылазка мафии. Юбилейное покушение на Крепкого отца! Джузеппе Сантис доставлен в свою любимую больницу. Руки, ноги и туловище целы. Но пока не найдены. Как заявил сам пострадавший: „Я думаю, против меня что-то замышляется“!»
Зима ожидалась суровой. Петруччо начинал кровопролитную войну против Крепкого отца.

Дядя Вася. Почти по Чехову.
Веранда. Нина Ивановна пьет чай. Где-то слышен звук телевизора .
НИНА ИВАНОВНА (плачет ). Как все скучно… пошло…
Появляется Фишка .
ФИШКА. Крученый удар в верхний угол!
НИНА ИВАНОВНА (смеется ). Как скучно, глупо, бледно, вяло, бессмысленно, бесцельно, без выдумки, без огонька играют наши ребята.
ФИШКА. Зенит – чемпион!
Появляется дядя Вася .
ДЯДЯ ВАСЯ (задумчиво ). Эти надписи уже везде пишут. Над каждой дыркой. Я, например, надпись «Спартак – чемпион!» уже в туалете видел. Так что даже непонятно, среди чего «Спартак» чемпион. Спрашивается тогда: каким местом они играют? И в какие ворота?
Появляется Протасов.
ПРОТАСОВ (горячо ). Главное – попасть в ворота!
НИНА ИВАНОВНА (смеется ). Протасов, миленький! Мало попасть в ворота – надо ещё промахнуться мимо вратаря!
ДЯДЯ ВАСЯ (задумчиво ). Наш вратарь болен. Очень болен. У него мяченедержание.
ФИШКА. «Водоканал» – чемпион!
Уходит.
ПРОТАСОВ (горячо ). Скоро! Скоро наши будут играть лучше. Может быть – даже через пятьдесят лет.
НИНА ИВАНОВНА (плачет ). Я вспоминаю наши ворота. Раньше наши ворота были такие маленькие, а теперь какие-то большие.
Голос за сценой: «Штанга!»
Прихрамывая, выходит Фишка со штангой.
ПРОТАСОВ (горячо ). Нет, обыграем! Я верю! Обыграем, если будем играть только на своём поле.
ФИШКА (поет ). Поле… Русское по-о-оле…
ПРОТАСОВ (горячо ). Поле надо убрать! Убрать с него все! Траву, ворота, игроков, судей.
НИНА ИВАНОВНА (смеется ). А как же без ворот, Протасов, голубчик?! Что же это за поле будет – без ворот? Русское биополе?
ПРОТАСОВ (горячо ). Скосить траву и залить поле льдом! Тогда мы выиграем и у барзильцев, и у аргентинцев, и у камерунцев… Причем коньки только у наших, а они – в бутсах.
ФИШКА (прислушивается ). Аут!
Фишку уносят.
ДЯДЯ ВАСЯ (задумчиво ). Жизнь прожить – не поле… Эх!
ПРОТАСОВ (горячо ). Я верю, я уверен, я заверяю, что наши будут играть лучше. Очень скоро. Может быть – даже через сто лет!
НИНА ИВАНОВНА (смеется сквозь слезы ). Я заболела, я больна, я болельщица… я глупая, отвратительная болельщица…
ПРОТАСОВ (горячо ). Вот подождите, через каких-нибудь пару тысяч лет… Вот увидите!..
За сценой слышен шум падающего тела Фишки или телевизора.
ДЯДЯ ВАСЯ (задумчиво ). Фишка заснул.
Выходит Фишка с испуганной ряшкой.
ФИШКА. Гол!
НИНА ИВАНОВНА. Кто гол?
ДЯДЯ ВАСЯ. Чехов… чехов нам не обыграть.
Занавес.

Маклохий и Альмивия. Опера опер.
Краткое содержание
Картина первая .
Вонтамбург конца стонадцатого века. Задворк центринца де Надвсяма. Центриц празднует день яркания своей своячери центрицессы Альмивии. Альмивия пивакает о том, что этот день – самый брильёзный день в её движности. Вместе с ней гудянет весь сбормот. Не гудянет только стёртая трюха центрицессы Альмивии – заглохая Шлямба. «Почему ты не гудянешь вместе со всем честнявым сбормотом?» – вуткает её центринц. «Потому что ты допустякал спотычку, – отвуткает ему заглохая Шлямба. – Ты не притямкал в свой задворк злопукого барбуна Кривчака». Но центринц её уже не чучухает.
Картина вторая .
Вдруг растрескается жваткий бамс!
Это прикандычил злопукий барбун Кривчак. Своими мергапанными кочерягами он хапециет центрицессу Альмивию и ушваркивает её в своё подпадунье. Все ошумлены.
Картина третья .
Жмачное подпадунье Кривчака. Он пытается облюлить Альмивию. Припаргует ей развисюльные дарцупаги и разутряпистые махамотки. Но Альмивия не охотит промухлять свою люлюку на все эти блеснующие звяки. Начинаются кривчаковские тряски.
Картина четвертая .
Задворк центринца де Надвсяма. Кто шмаргнёт от Кривчака Альмивию, тот станет её парнёхом! Но никто не бумкает, как шмаргнуть пресосную центрицессу от злопукой кобяки. Тут из толпы масявок выхляпывает замхатый Маклохий.
«Я шмаргну Альмивию!» – вуткает он на весь задворк. Но масявки над ним бубулькают: «Как же ты, долбуха, шмаргнешь пресосную Альмивию, если у тебя даже чекрыжа нет?» «Вот мой чекрыж!» – отвуткает Маклохий и вынякивает из шидрюких ножнин мощнявый трампас. Все ошумлены.
Картина пятая .
Хабура Маклохия. Он точит свой верный трампас и пивакает о том, как ухайдукает Кривчака.
Картина шестая .
Жмачное подпадунье Кривчака. Он чучухает, что Маклохий цуцокает к нему верхом на коберуле. Вдруг растрескается жваткий бамс! Это Маклохий сцуцокался вниз со своей коберули и разблиндал себе весь нюхамыльник. «Эй, ты, Кривчак, так тебя растопчак! – вуткает Маклохий на все подпадунье. Выхляпывай на каючный драй!» «Ладно, выхляпну, – отвуткает ему Кривчак. – Только не урякай так в мое чучухо!»
Картина седьмая .
Драй Маклохия с Кривчаком. Сначала Кривчак тютюкнул Маклохия. Потом Маклохий тютюкнул Кривчака. Оба трюп трюпа тютюкают и, если ещё могут, пивакают. Но вот Маклохий смизыкал все, чему его учили в шалаге, и одним тютюком отбаркасил Кривчаку чердачину. Кривчак ошумлён. Без чердачины он уже не злопукий Кривчак, а добрюхий Кравчук.
Картина последняя .
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82