Но поскольку это не представляется возможным, а население протестует, то, идя ему навстречу, отменяют постройки гаражей. Понятно и логично.
В каждом доме есть люди с темпераментом общественников, поднимающие других на борьбу... В нашем их двое. Это Марья Алексеевна, преподавательница средней школы, и пенсионер дядя Коля, бывший заводской бухгалтер. Некоторое время нам удавалось скрыть от них, что мы строим гараж. Три года мы собирались только по ночам. Помню первое заседание пайщиков. Полночь. Сошлись у меня. На дворе снег, слякоть, ветер. Стульев не хватило, сидели на полу, говорили шепотом. За окном воет ветер, мы шепчемся, – было похоже на встречу заговорщиков, замышляющих убийство. Но мы и были заговорщиками, а с точки зрения наших общественников нами замышлялось именно убийство: медленное отравление окружающих "окисью углерода и канцерогенными продуктами неполного сгорания бензина". Это я цитирую одно из писем жильцов нашего дома. Марья Алексеевна – учительница истории, она ли обнаружила познания в химии? Или это дядя Коля? Я как-то видел у него в руках учебник.
И вот еще что нас спасло... В те годы, когда мы тайно готовились к отравлению... я хочу сказать: к постройке гаража... Так вот, в те годы силы и энергия противника были брошены на другое. Марья Алексеевна и дядя Коля поднимали жильцов нашего дома и соседних корпусов на борьбу против платной стоянки. Неподалеку от нас проектировалась платная стоянка на двести машин. Дядя Коля с Марьей Алексеевной поклялись стоянки не допустить и не допустили. Этим они и были заняты, пока мы тайно заседали, и спохватились поздно: уже был вырыт котлован. Письмо с требованием "не допустить", однако, написали, и оно наделало нам неприятностей, задержав стройку на год. Но совсем отменить стройку им пока не удалось... В письме, между прочим, было сказано: "...члены гаражного кооператива собирались тайно от общественности, держали в секрете место расположения будущего гаража и даже говорили, что на этом месте будет построен детский сад". Все правда. А как было дело? Рыли котлован, вдруг вижу – идет Марья Алексеевна. Я обмер. Спрашивает: "Что это?" Говорю: "Это... Это так... Пустяки. Маленький котлованчик". И от растерянности хихикнул, как идиот. Она устремила на меня огненный взгляд, я затрепетал и сам не знаю как ляпнул: "Детский садик тут строят!" Ну, в общем, мне нечего возразить против заключительного абзаца письма: "Члены ГСК темнили, лгали, вводили общественность в заблуждение и вообще вели себя аморально".
Все верно. Я уже двадцать лет веду себя аморально, с тех самых пор, что купил "Победу". И лгу, и обманываю, и даже нарушаю закон, покупая левые запчасти... Я жил в старом доме в центре Москвы, во дворе кроме моей "Победы" стоял еще "Москвич" некоего Василия Федотовича, авиамеханика. На работе нас с Василием Федотовичем уважали, а в нашем доме, клянусь, мы были последними людьми, париями... Нам говорили: "Поставили свои коптилки, а тут дети!" Заводя машины, мы слышали: "Подняли грохот, а тут старики!" Мыли мы машины по ночам, стараясь не стукнуть, не звякнуть, но однажды страдавший бессонницей сосед поймал меня за этим занятием. Помню его вопль: "Моет!!!" – и мое упавшее сердце, и ощущение, что застигли меня за грабежом – нет, за убийством! А милиция останавливала: негоже омрачать вид столичных улиц грязной машиной. Бормотал: "Учту. Виноват". Ах, это вечное чувство вины... Я был счастлив, когда переехал в новый район и увидел на асфальтовой площадке перед домом пятнадцать машин, не считая моей... Подумал: "Нас уже не двое против всех!" Это смягчило мне горечь расставания с Василием Федотовичем: за годы гонений мы сблизились, как братья. Теперь машин перед домом уже двадцать две, и в их числе...
Этим летом по дому пронесся слух: Федя купил "Жигули". Я ушам не поверил... Федя – молодой рабочий, токарь, сын дяди Коли. Дядя Коля, вдовец, живет с сыном и его семьей. Представляете? Ведь дядя Коля верный соратник Марьи Алексеевны, поседевший на борьбе с автомобилистами дома, неустанный хлопотун, собиратель подписей под письмами... И вот я выхожу на балкон в жаркое августовское утро и вижу: стоят новенькие "Жигули" вишневого цвета, рядом Федя с женой и детишками. Укладывают в машину Федину гитару, продуктовые сумки. Собираются, видимо, в зону отдыха нашего района. Федя сел за руль, жена рядом, девочки их сзади, не едут, ждут кого-то, и вижу – идет дядя Коля. Выражение лица сложное: и смущение на нем написано, и гордость... Взялся дядя Коля за дверцу и тут обернулся на дом, – а жильцы кто в окна смотрит, кто на балконе стоит... Вижу: дядя Коля вздрогнул, вобрал голову в плечи и быстро исчез в машине. Уехали. Смотрю я направо: на соседнем со мной балконе второго этажа – Марья Алексеевна. Ее-то, конечно, и увидел дядя Коля. Ее, пораженную изумлением и отчаяньем. Ее, в этом состоянии окаменевшую, скрестившую на груди руки. Именно с ее пылающим взором встретился взгляд отъезжавшего дяди Коли... Что подумали, что почувствовали оба? – как воскликнул кто-то из классиков...
Неделю спустя иду я через наш двор, гляжу – дядя Коля моет "Жигули", старшая внучка помогает, а младшая рядом крутится со своим игрушечным ведерком... Очень милая семейная сцена. Я остановился и похвалил цвет машины. Надо было видеть, как просиял дядя Коля. И мы с ним немного поговорили о машинах. Это в первый раз за десять лет я дружелюбно беседовал с дядей Колей.
Иду дальше через детскую площадку и смотрю – под грибом, на лавочке, где стол и где обычно "козла забивают", сидит Сергей Григорьевич, экономист-плановик, недавно вышедший на пенсию. Во дворе у нас его попросту называют "дядя Сережа". Так вот, дядя Сережа, надев очки, склонился над потрепанной книжкой. Я из любопытства заглянул ему через плечо и вижу слова: "окись углерода". Вздрогнул и быстро отошел. Не учебник ли это химии? А не готовится ли в лице дяди Сережи замена дяде Коле, перебежавшему в лагерь противника? То-то обрадуется Марья Алексеевна...
Мне иногда хочется побеседовать с ней на морально-этические темы. Сказать ей, что нам, автолюбителям, и лгать приходится, и обманывать, но это не потому, что мы такие уж прирожденные лгуны, а потому что иначе... Да, кстати, говоря о морали... Знаете, я недавно чуть было не дал взятку, – ах, что сказала бы тут Марья Алексеевна! А дело было так. Я мечтаю устроить свои "Жигули" на платную стоянку, – гараж когда еще будет, а во дворе небезопасно. Однажды из багажников восьми машин исчезли восемь запасных колес, а попробуй купи новые! Знаю, что на платных стоянках двести автомобилей охраняются одним сторожем-пенсионером, вооруженным исключительно свистком, а все же, все же... Во дворе и такой охраны нет. Был у меня шанс попасть на стоянку, от дома моего далекую, но я и на это шел:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
В каждом доме есть люди с темпераментом общественников, поднимающие других на борьбу... В нашем их двое. Это Марья Алексеевна, преподавательница средней школы, и пенсионер дядя Коля, бывший заводской бухгалтер. Некоторое время нам удавалось скрыть от них, что мы строим гараж. Три года мы собирались только по ночам. Помню первое заседание пайщиков. Полночь. Сошлись у меня. На дворе снег, слякоть, ветер. Стульев не хватило, сидели на полу, говорили шепотом. За окном воет ветер, мы шепчемся, – было похоже на встречу заговорщиков, замышляющих убийство. Но мы и были заговорщиками, а с точки зрения наших общественников нами замышлялось именно убийство: медленное отравление окружающих "окисью углерода и канцерогенными продуктами неполного сгорания бензина". Это я цитирую одно из писем жильцов нашего дома. Марья Алексеевна – учительница истории, она ли обнаружила познания в химии? Или это дядя Коля? Я как-то видел у него в руках учебник.
И вот еще что нас спасло... В те годы, когда мы тайно готовились к отравлению... я хочу сказать: к постройке гаража... Так вот, в те годы силы и энергия противника были брошены на другое. Марья Алексеевна и дядя Коля поднимали жильцов нашего дома и соседних корпусов на борьбу против платной стоянки. Неподалеку от нас проектировалась платная стоянка на двести машин. Дядя Коля с Марьей Алексеевной поклялись стоянки не допустить и не допустили. Этим они и были заняты, пока мы тайно заседали, и спохватились поздно: уже был вырыт котлован. Письмо с требованием "не допустить", однако, написали, и оно наделало нам неприятностей, задержав стройку на год. Но совсем отменить стройку им пока не удалось... В письме, между прочим, было сказано: "...члены гаражного кооператива собирались тайно от общественности, держали в секрете место расположения будущего гаража и даже говорили, что на этом месте будет построен детский сад". Все правда. А как было дело? Рыли котлован, вдруг вижу – идет Марья Алексеевна. Я обмер. Спрашивает: "Что это?" Говорю: "Это... Это так... Пустяки. Маленький котлованчик". И от растерянности хихикнул, как идиот. Она устремила на меня огненный взгляд, я затрепетал и сам не знаю как ляпнул: "Детский садик тут строят!" Ну, в общем, мне нечего возразить против заключительного абзаца письма: "Члены ГСК темнили, лгали, вводили общественность в заблуждение и вообще вели себя аморально".
Все верно. Я уже двадцать лет веду себя аморально, с тех самых пор, что купил "Победу". И лгу, и обманываю, и даже нарушаю закон, покупая левые запчасти... Я жил в старом доме в центре Москвы, во дворе кроме моей "Победы" стоял еще "Москвич" некоего Василия Федотовича, авиамеханика. На работе нас с Василием Федотовичем уважали, а в нашем доме, клянусь, мы были последними людьми, париями... Нам говорили: "Поставили свои коптилки, а тут дети!" Заводя машины, мы слышали: "Подняли грохот, а тут старики!" Мыли мы машины по ночам, стараясь не стукнуть, не звякнуть, но однажды страдавший бессонницей сосед поймал меня за этим занятием. Помню его вопль: "Моет!!!" – и мое упавшее сердце, и ощущение, что застигли меня за грабежом – нет, за убийством! А милиция останавливала: негоже омрачать вид столичных улиц грязной машиной. Бормотал: "Учту. Виноват". Ах, это вечное чувство вины... Я был счастлив, когда переехал в новый район и увидел на асфальтовой площадке перед домом пятнадцать машин, не считая моей... Подумал: "Нас уже не двое против всех!" Это смягчило мне горечь расставания с Василием Федотовичем: за годы гонений мы сблизились, как братья. Теперь машин перед домом уже двадцать две, и в их числе...
Этим летом по дому пронесся слух: Федя купил "Жигули". Я ушам не поверил... Федя – молодой рабочий, токарь, сын дяди Коли. Дядя Коля, вдовец, живет с сыном и его семьей. Представляете? Ведь дядя Коля верный соратник Марьи Алексеевны, поседевший на борьбе с автомобилистами дома, неустанный хлопотун, собиратель подписей под письмами... И вот я выхожу на балкон в жаркое августовское утро и вижу: стоят новенькие "Жигули" вишневого цвета, рядом Федя с женой и детишками. Укладывают в машину Федину гитару, продуктовые сумки. Собираются, видимо, в зону отдыха нашего района. Федя сел за руль, жена рядом, девочки их сзади, не едут, ждут кого-то, и вижу – идет дядя Коля. Выражение лица сложное: и смущение на нем написано, и гордость... Взялся дядя Коля за дверцу и тут обернулся на дом, – а жильцы кто в окна смотрит, кто на балконе стоит... Вижу: дядя Коля вздрогнул, вобрал голову в плечи и быстро исчез в машине. Уехали. Смотрю я направо: на соседнем со мной балконе второго этажа – Марья Алексеевна. Ее-то, конечно, и увидел дядя Коля. Ее, пораженную изумлением и отчаяньем. Ее, в этом состоянии окаменевшую, скрестившую на груди руки. Именно с ее пылающим взором встретился взгляд отъезжавшего дяди Коли... Что подумали, что почувствовали оба? – как воскликнул кто-то из классиков...
Неделю спустя иду я через наш двор, гляжу – дядя Коля моет "Жигули", старшая внучка помогает, а младшая рядом крутится со своим игрушечным ведерком... Очень милая семейная сцена. Я остановился и похвалил цвет машины. Надо было видеть, как просиял дядя Коля. И мы с ним немного поговорили о машинах. Это в первый раз за десять лет я дружелюбно беседовал с дядей Колей.
Иду дальше через детскую площадку и смотрю – под грибом, на лавочке, где стол и где обычно "козла забивают", сидит Сергей Григорьевич, экономист-плановик, недавно вышедший на пенсию. Во дворе у нас его попросту называют "дядя Сережа". Так вот, дядя Сережа, надев очки, склонился над потрепанной книжкой. Я из любопытства заглянул ему через плечо и вижу слова: "окись углерода". Вздрогнул и быстро отошел. Не учебник ли это химии? А не готовится ли в лице дяди Сережи замена дяде Коле, перебежавшему в лагерь противника? То-то обрадуется Марья Алексеевна...
Мне иногда хочется побеседовать с ней на морально-этические темы. Сказать ей, что нам, автолюбителям, и лгать приходится, и обманывать, но это не потому, что мы такие уж прирожденные лгуны, а потому что иначе... Да, кстати, говоря о морали... Знаете, я недавно чуть было не дал взятку, – ах, что сказала бы тут Марья Алексеевна! А дело было так. Я мечтаю устроить свои "Жигули" на платную стоянку, – гараж когда еще будет, а во дворе небезопасно. Однажды из багажников восьми машин исчезли восемь запасных колес, а попробуй купи новые! Знаю, что на платных стоянках двести автомобилей охраняются одним сторожем-пенсионером, вооруженным исключительно свистком, а все же, все же... Во дворе и такой охраны нет. Был у меня шанс попасть на стоянку, от дома моего далекую, но я и на это шел:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11