Девушки как-то принесли бумагу и тушь, и Уилл набросал изображение парусника, потому что Филипп часто расспрашивал его о кораблях.
– Вы, Андзин Миура, – сказал тогда мальчик, – великий штурман. Мы много слышали о вас, мой господин.
– От своей матери? – вопрос вырвался у него совершенно непроизвольно.
– Всякий слыхал об Андзине Миуре, – ответил Филипп. – Человек, который умеет строить корабли получше даже голландских.
Поэтому он нарисовал Филиппу корабль. Английский корабль, гордо бегущий по волнам. Больше того – набросал внутренние планы и даже показал его в разрезе. Его работа. Он ведь корабельный плотник. Только и всего. Корабельный плотник, попавший в ад. И работавший на дьявола.
Филипп был в восторге. Он часами разглядывал чертежи, мысленно бродя вдоль и поперёк по кораблю или даже командуя им. В конце концов, море и корабли были у него в крови.
И так же, часами, Уилл рассказывал. Это было единственным развлечением. Он рассказывал о долгих месяцах, проведённых в море, рассказал Филиппу о битве с Армадой, о ледяных горах, плавающих у Северного мыса, о воинах-дикарях в Кейп-Лопес, о неоглядных просторах Южной Атлантики, о пингвинах и снегах Горна, о Великом океане. Отец, разговаривающий с сыном.
Возможно, эти четырнадцать дней он даже был счастлив… Но Филипп поначалу просто растерялся. Его истинкты были столь тщательно вылеплены, что он просто чувствовал себя обделённым. Но за эти последние несколько дней даже он оттаял.
Двери медленно распахнулись. За ними виднелась обычная стража. Как будто и не было этих пятнадцати лет. Но на сей раз там были не его служанки со столиками и пищей, а Ода Юраку, одетый в ярко-оранжевое кимоно. Один.
– Андзин Миура, – сказал Ода Юраку и поклонился. – Мне очень жаль, что я не смог посетить вас раньше. Вас, наверное, все позабыли.
– Мне здесь вполне уютно, – отозвался Уилл.
– Впрочем, у вас есть мальчик, – закончил Юраку. – Он вам по вкусу, Андзин Миура?
Уилл поклонился:
– Он очень умный мальчик, мой господин Юраку… Он приложил много усилий, чтобы скрасить моё пребывание здесь.
Несколько секунд Юраку не сводил с него взгляда, едва заметно нахмурившись. Затем он ещё раз поклонился и пошёл к окнам.
– Я двоюродный брат Оды Нобунаги. Пятнадцать лет я был его правой рукой.
Уилл нахмурился:
– Я знаю это, мой господин.
– Когда Нбунага умер, я встал перед выбором, Андзин Миура. А Асаи Едогими – моя племянница.
– Я знаю это, мой господин. – Но сердце его забилось чаще. Может быть, у него всё-таки есть друг в этом замке?
– Эти люди, – продолжал Юраку, – они ничтожества. Простолюдины. А я происхожу из величайшей семьи страны.
– Столь же великой, как Минамото, мой господин? – спросил Уилл.
Юраку взглянул на него и повернулся к двери.
– Я хочу поправить своё прежнее пренебрежение к вам, Андзин Миура. Вы поужинаете со мной?
– Охотно, мой господин Юраку. Если вы позволите мне принять ванну и переодеться.
Юраку поклонился, и полчаса спустя Уилл шагал за ним по широкому, отделанному деревянными панелями коридору, вверх по бесконечно изукрашенным лестницам, по затянутым гобеленами каминным залам, снова вверх по лестницам. В этом замкнутом пространстве он терял чувство направления. Но сейчас они наверняка где-то высоко, почти под крышей башни. Направляясь куда? На встречу с кем? Пот градом лил с него. И как рукоять короткого меча вонзилась ему под рёбра! Но самыми неожиданными были те слова Юраку.
Ширмы скользнули в стороны. Это уж наверняка не тюрьма. Юраку вошёл в комнату величиной татами в тридцать, где их ждали около полдюжины вельмож. Здесь были братья Оно, Санада и Исида Норихаза, но они оставались на полу. Потому что на возвышении виднелась маленькая, лёгкая фигурка юноши лет двадцати, в небесно-голубом кимоно.
– Коутоу, Андзин Миура, – шепнул Юраку и сам поспешно опустился на колени. Уилл последовал его примеру, а Хидеери положил руки на бёдра по освещённой веками традиции, прежде чем подозвать их ближе.
– Андзин Миура, мой господин принц, – объявил Юраку. Уилл опустился на колени рядом с возвышением.
– Человек с пушками, – произнёс Хидеери. – Я много слышал о тебе, Андзин Миура. Твои ядра чуть не убили мою мать.
– За это я хотел бы искренне извиниться перед самой принцессой, мой господин, – ответил Уилл.
Хидеери внимательно посмотрел на него.
– У тебя, без сомнения, будет такая возможность, – заметил он. – А теперь поедим, мой господин Харунага.
Даймио поклонился и хлопнул в ладоши. Ширмы скользнули в стороны, и служанки поспешили в комнату с маленькими лакированными столиками и пылающими жаровнями. У Уилла появилась наконец возможность осмотреться. Богато убранная комната, свежайшие циновки на полу, по углам огромные вазы, полные цветов, на стенах – драпировки. А что за драпировками? Ведь в воздухе чувствовался слабый аромат. Аромат, какого он не ощущал пятнадцать лет. Тогда он был в этой башне, он уверен в этом. Требования этикета запрещали даже принцессе Едогими обедать с мужчинами, но наверняка она где-то поблизости. И её горничные?
Подали рис. Хидеери мелкими глотками отпивал чай, разглядывая Уилла поверх чашки, – как странно напоминает Иеясу, в которого, возможно, он и перенял эту привычку.
– Тебе понравилось пребывание в Осакском замке, Андзин Миура?
– Было очень интересно, мой господин. – Мы не предполагали, что ты пробудешь здесь так долго, – сказал Хидеери. – Ты ведь видел, как солдаты Токугавы засыпают ров?
– Как и было предусмотрено договором с принцессой Едогими, мой господин.
– Внешний ров засыпан несколько дней назад, – заметил Ода Юраку. – Но работы всё не прекращаются.
Уилл посмотрел на старика.
– Мне ничего об этом не известно, мой господин. Из моего окна плохо видно, а выходить на крепостные стены мне не позволяют.
Хидеери кивнул:
– Тем не менее это так. Впрочем, мы все сейчас узнаем.
– Он идёт, мой господин принц, – сказал Сенада. Девушка, стоявшая на коленях рядом с Уиллом и подкладывавшая ему на тарелку тонкие ломтики жареной курятины, украдкой улыбнулась ему. Ширмы вновь раздвинулись, пропуская на этот раз самурая в полном боевом облачении, за исключением шлема. Он медленно опустился в поклоне на пол, но Хидеери тут же жестом приказал ему подняться.
– Сегун был занят другими делами, мой господин принц, – ответил самурай. – Меня принял господин Хонда Масадзуми.
– Ты передал ему наш протест?
– Да, мой господин принц.
– И что ответил господин Масадзуми?
– Он был нездоров, мой господин принц, и потому не покидал своего дома. Таким образом, он не мог лично наблюдать за ходом работ. Но он был разгневан, услышав, что его солдаты вышли за рамки инструкций. Он пообещал послать человека к господину Итакуре в Киото, чтобы установить истину в этом деле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123
– Вы, Андзин Миура, – сказал тогда мальчик, – великий штурман. Мы много слышали о вас, мой господин.
– От своей матери? – вопрос вырвался у него совершенно непроизвольно.
– Всякий слыхал об Андзине Миуре, – ответил Филипп. – Человек, который умеет строить корабли получше даже голландских.
Поэтому он нарисовал Филиппу корабль. Английский корабль, гордо бегущий по волнам. Больше того – набросал внутренние планы и даже показал его в разрезе. Его работа. Он ведь корабельный плотник. Только и всего. Корабельный плотник, попавший в ад. И работавший на дьявола.
Филипп был в восторге. Он часами разглядывал чертежи, мысленно бродя вдоль и поперёк по кораблю или даже командуя им. В конце концов, море и корабли были у него в крови.
И так же, часами, Уилл рассказывал. Это было единственным развлечением. Он рассказывал о долгих месяцах, проведённых в море, рассказал Филиппу о битве с Армадой, о ледяных горах, плавающих у Северного мыса, о воинах-дикарях в Кейп-Лопес, о неоглядных просторах Южной Атлантики, о пингвинах и снегах Горна, о Великом океане. Отец, разговаривающий с сыном.
Возможно, эти четырнадцать дней он даже был счастлив… Но Филипп поначалу просто растерялся. Его истинкты были столь тщательно вылеплены, что он просто чувствовал себя обделённым. Но за эти последние несколько дней даже он оттаял.
Двери медленно распахнулись. За ними виднелась обычная стража. Как будто и не было этих пятнадцати лет. Но на сей раз там были не его служанки со столиками и пищей, а Ода Юраку, одетый в ярко-оранжевое кимоно. Один.
– Андзин Миура, – сказал Ода Юраку и поклонился. – Мне очень жаль, что я не смог посетить вас раньше. Вас, наверное, все позабыли.
– Мне здесь вполне уютно, – отозвался Уилл.
– Впрочем, у вас есть мальчик, – закончил Юраку. – Он вам по вкусу, Андзин Миура?
Уилл поклонился:
– Он очень умный мальчик, мой господин Юраку… Он приложил много усилий, чтобы скрасить моё пребывание здесь.
Несколько секунд Юраку не сводил с него взгляда, едва заметно нахмурившись. Затем он ещё раз поклонился и пошёл к окнам.
– Я двоюродный брат Оды Нобунаги. Пятнадцать лет я был его правой рукой.
Уилл нахмурился:
– Я знаю это, мой господин.
– Когда Нбунага умер, я встал перед выбором, Андзин Миура. А Асаи Едогими – моя племянница.
– Я знаю это, мой господин. – Но сердце его забилось чаще. Может быть, у него всё-таки есть друг в этом замке?
– Эти люди, – продолжал Юраку, – они ничтожества. Простолюдины. А я происхожу из величайшей семьи страны.
– Столь же великой, как Минамото, мой господин? – спросил Уилл.
Юраку взглянул на него и повернулся к двери.
– Я хочу поправить своё прежнее пренебрежение к вам, Андзин Миура. Вы поужинаете со мной?
– Охотно, мой господин Юраку. Если вы позволите мне принять ванну и переодеться.
Юраку поклонился, и полчаса спустя Уилл шагал за ним по широкому, отделанному деревянными панелями коридору, вверх по бесконечно изукрашенным лестницам, по затянутым гобеленами каминным залам, снова вверх по лестницам. В этом замкнутом пространстве он терял чувство направления. Но сейчас они наверняка где-то высоко, почти под крышей башни. Направляясь куда? На встречу с кем? Пот градом лил с него. И как рукоять короткого меча вонзилась ему под рёбра! Но самыми неожиданными были те слова Юраку.
Ширмы скользнули в стороны. Это уж наверняка не тюрьма. Юраку вошёл в комнату величиной татами в тридцать, где их ждали около полдюжины вельмож. Здесь были братья Оно, Санада и Исида Норихаза, но они оставались на полу. Потому что на возвышении виднелась маленькая, лёгкая фигурка юноши лет двадцати, в небесно-голубом кимоно.
– Коутоу, Андзин Миура, – шепнул Юраку и сам поспешно опустился на колени. Уилл последовал его примеру, а Хидеери положил руки на бёдра по освещённой веками традиции, прежде чем подозвать их ближе.
– Андзин Миура, мой господин принц, – объявил Юраку. Уилл опустился на колени рядом с возвышением.
– Человек с пушками, – произнёс Хидеери. – Я много слышал о тебе, Андзин Миура. Твои ядра чуть не убили мою мать.
– За это я хотел бы искренне извиниться перед самой принцессой, мой господин, – ответил Уилл.
Хидеери внимательно посмотрел на него.
– У тебя, без сомнения, будет такая возможность, – заметил он. – А теперь поедим, мой господин Харунага.
Даймио поклонился и хлопнул в ладоши. Ширмы скользнули в стороны, и служанки поспешили в комнату с маленькими лакированными столиками и пылающими жаровнями. У Уилла появилась наконец возможность осмотреться. Богато убранная комната, свежайшие циновки на полу, по углам огромные вазы, полные цветов, на стенах – драпировки. А что за драпировками? Ведь в воздухе чувствовался слабый аромат. Аромат, какого он не ощущал пятнадцать лет. Тогда он был в этой башне, он уверен в этом. Требования этикета запрещали даже принцессе Едогими обедать с мужчинами, но наверняка она где-то поблизости. И её горничные?
Подали рис. Хидеери мелкими глотками отпивал чай, разглядывая Уилла поверх чашки, – как странно напоминает Иеясу, в которого, возможно, он и перенял эту привычку.
– Тебе понравилось пребывание в Осакском замке, Андзин Миура?
– Было очень интересно, мой господин. – Мы не предполагали, что ты пробудешь здесь так долго, – сказал Хидеери. – Ты ведь видел, как солдаты Токугавы засыпают ров?
– Как и было предусмотрено договором с принцессой Едогими, мой господин.
– Внешний ров засыпан несколько дней назад, – заметил Ода Юраку. – Но работы всё не прекращаются.
Уилл посмотрел на старика.
– Мне ничего об этом не известно, мой господин. Из моего окна плохо видно, а выходить на крепостные стены мне не позволяют.
Хидеери кивнул:
– Тем не менее это так. Впрочем, мы все сейчас узнаем.
– Он идёт, мой господин принц, – сказал Сенада. Девушка, стоявшая на коленях рядом с Уиллом и подкладывавшая ему на тарелку тонкие ломтики жареной курятины, украдкой улыбнулась ему. Ширмы вновь раздвинулись, пропуская на этот раз самурая в полном боевом облачении, за исключением шлема. Он медленно опустился в поклоне на пол, но Хидеери тут же жестом приказал ему подняться.
– Сегун был занят другими делами, мой господин принц, – ответил самурай. – Меня принял господин Хонда Масадзуми.
– Ты передал ему наш протест?
– Да, мой господин принц.
– И что ответил господин Масадзуми?
– Он был нездоров, мой господин принц, и потому не покидал своего дома. Таким образом, он не мог лично наблюдать за ходом работ. Но он был разгневан, услышав, что его солдаты вышли за рамки инструкций. Он пообещал послать человека к господину Итакуре в Киото, чтобы установить истину в этом деле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123