Только «Вайгач» вышел из бухты — радиограмма: «Ожидается шторм десять баллов». Воротился «Вайгач» в порт. Идет Вергун по мосткам к дому, видит — спускается по лесенке Глаша. Принарядилась, словно на Первомай. На лице улыбка, какой его не дарила. Идет, на море смотрит — моря не видит. Что-то Вергуна в сердце ударило, остановился, переждал, пока Глафира на мостик спустится, и пошел за ней. Она идет, как всегда: голова гордо запрокинута, ни на кого не смотрит. Поднялась по лестнице в поселок, прошла уличный ряд, вышла в падь, где кондаковское домо-вище стоит, замок открыла, вошла. Долго он ждал Глафиру. Слышал, пела она что-то грустное, протяжное, слов не разобрать. Потом вышла, половичок стряхнула, у порога положила, дом заперла, под половик ключ сунула и прошла мимо. Вергун заглянул в окно — чисто прибрано, над кроватью все та же кондаковская берданка висит, на столе скатерть… И стыдно, что подглядывал, а совладать с собой не смог.
«Ко всем придут жены, а ко мне… — думал он. — Да и какая она мне жена? Кондакова! Сколько раз в поселковый совет звал — пойдем, Глаша, распишемся. Нет, говорит, я по мертвому памятник живой, а с тобой мне хорошо, спокойно. Так и будем жить, сказала. Так и живем», — вздохнул Вергун.
Судно кренится, крепче ветер, выше волна, а Щелкунов все куражится. Ноги у него тонкие, слабые, его то о надстройку, то о лебедку, то еще о чего шваркнет, он ничего не замечает. Мусолит во рту химический карандаш, на клочке газеты цифры выводит, подсчитывает. Подбил Щелкунов итог и еще больше заважничал, полез в ходовую рубку:
— Слышь-ка, Михаиле Григорьевич, у меня так выходит: тонн двести, а то и больше! Если на денежки перевести — не меньше как полмиллиона потянет! Вот фарт так фарт!
Тяжело загруженное судно сидело выше ватерлинии, качка хотя и была килевая, но судно болтало сильно. У Щелкунова ноги от радости совсем ослабели, его то на капитана швырнет, то на штурманский столик; того и гляди, затылком эхолот трахнет.
Как Вергун ни привык к рыбному духу, но и ему было непереносно: очень от Щелкунова селедкой разило и спиртом. Михаил Григорьевич только отворачивался да, когда швырнет на него Щелкунова, легонько отпихнет его от себя и счистит прилипшие рыбьи чешуйки — помощник ими был разукрашен густо.
— А главное, сеть! — захлебывался Щелкунов. — Нет, ты погляди, Михайло Григорьевич, ведь до чего хитрую штуку придумали — капрон! Я весь порядок проверил, веришь ли, хоть бы где нитку спустил! Цены этой сети нет! Золото! Чистое золото!!
— От тебя, Прохор Степанович, спиртом разит! — не выдержал Вергун.
— Зуб треклятый замучил… — глазом не моргнул Щелкунов. — Пойду свежую вату положу, — добавил он, спускаясь вниз.
Но в каюту Щелкунов не полез, а направился к левому борту, где лежали сети.
В это время снежный заряд кончился, и проглянуло солнышко.
Вергун поднес к глазам бинокль и, оглядев горизонт, увидел сторожевик.
Тот ли это сторожевой корабль, что спас их от камней Святого Рога? Повстречаться бы! Жаль, что погода штормовая, а то бы подошли ближе. «Не побрезговали бы пограничники, может, и приняли бы бочку „атлантической“ свежего посолу», — думал Вергун.
Опустив ветровое стекло в рубке, оно было рябое от подтаявшего снега, Вергун внимательно наблюдал за кораблем и вдруг увидел идущий на большой скорости мотобот.
Вергун был настоящим моряком, красивое судно и хороший ход он мог оценить по достоинству. Мотобот шел прямо на «Вайгача», высоко задрав нос, словно чайка летел над гребнем волны.
— Хорош! — не удержался Вергун.
Перенеся бинокль на сторожевой корабль, он увидел флаги на фале, прочел их и удивился.
«Кому же это „застопорить ход“? А если мотоботу? По рангоутам и обводам, видать, не наш!»
В это мгновение он заметил, что на корабле расчет растягивал чехлы орудий…
Корабль и мотобот уже были видны невооруженным глазом. Команда сейнера сгрудилась на носу. Молодой матрос взобрался на мостик и прямо через окно рубки, волнуясь, сказал капитану:
— Михаил Григорьевич, как же это? Ведь уходит, подлец!..
Решение созрело как-то сразу, словно другого и быть не могло. Включив трансляцию, Вергун скомандовал в микрофон:
— Приготовить сети к выброске!
Никогда еще на «Вайгаче» не выполняли команду с такой быстротой. Все бросились к левому борту и, подвязывая сети одну к другой, стали наращивать дрифтерный порядок.
Щелкунов не сразу сообразил, что происходит на судне, когда же он понял и попытался помешать команде, его легко, но решительно пихнули в сторону. Наступив на селедку, он поскользнулся, упал, быстро вскочил на ноги, ворвался в ходовую рубку и, схватив Вергуна за борт тужурки, закричал:
— Ты что же делаешь? Разбойник! Да за это тебя в тюрьму!!
— Оставь, сквалыга, — спокойно бросил Вергун.
— На весь порт одна сеть капроновая! Двадцать тысяч государственных денег! В тюрьме тебя, лешего, сгноят! Остановись, пока не поздно!
— Скат ты! — в сердцах выругался Вергун. И, сняв крышку переговорной трубы, скомандовал: — Самый полный!
В это время судно сильно накренилось. Щелкунов потерял равновесие, оступился ногой в люк, упал на спину и ударился головой о переборку.
Мотобот был в десяти кабельтовых от сейнера, когда обрушился новый, необычайной силы заряд. Все заволокло снежной пеленой, и, казалось, они потеряли мотобот из виду. Но, готовясь к встрече, своим подсознательным, моряцким чутьем Вергун угадывал ход мотобота.
Прошло еще несколько секунд.
— Право руля! — скомандовал Вергун рулевому и крикнул в микрофон: — Сети за борт!
«Вайгач» даже прилег на волну — так круто развернулся. Судно пересекало курс мотобота, оставляя за кормой крепкую капроновую сеть.
Капитан «Бенони» был в ходовой рубке, когда, сотрясаясь всем корпусом, судно потеряло ход. На винты мотобота тугими култышками намотались капроновые сети «Вайгача». Генри Лаусон, капитан «Бенони», был опытный человек и отлично знал, что игра проиграна.
Подобрав на борт остатки сетей, «Вайгач» прошел в нескольких кабельтовых от «Вьюги» и отсалютовал тифоном. Команда сейнера сгрудилась на борту, люди кричали, размахивали руками.
Сторожевой корабль передал на сейнер: «Благодарим за помощь!» — и, сбавив ход, пошел на сближение с мотоботом, поднявшим в это время норвежский флаг.
Отливая холодной водой Щелкунова,
Тимка привел его в чувство, с трудом оттащил в глубину рубки и, посадив, прислонил к штурманскому столику. Видимо, ничего не соображая, помощник долго водил глазами, потом хриплым шепотом выл а сил (он потерял голос):
— Пропала… сеть?..
— Половина еще осталась, — успокоил его механик.
Щелкунов схватился за голову и застонал, потом встал на четвереньки, перехватился руками, чуть не стянул со стола штурманскую карту, с трудом подошел к Вергуну и угрожающе сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
«Ко всем придут жены, а ко мне… — думал он. — Да и какая она мне жена? Кондакова! Сколько раз в поселковый совет звал — пойдем, Глаша, распишемся. Нет, говорит, я по мертвому памятник живой, а с тобой мне хорошо, спокойно. Так и будем жить, сказала. Так и живем», — вздохнул Вергун.
Судно кренится, крепче ветер, выше волна, а Щелкунов все куражится. Ноги у него тонкие, слабые, его то о надстройку, то о лебедку, то еще о чего шваркнет, он ничего не замечает. Мусолит во рту химический карандаш, на клочке газеты цифры выводит, подсчитывает. Подбил Щелкунов итог и еще больше заважничал, полез в ходовую рубку:
— Слышь-ка, Михаиле Григорьевич, у меня так выходит: тонн двести, а то и больше! Если на денежки перевести — не меньше как полмиллиона потянет! Вот фарт так фарт!
Тяжело загруженное судно сидело выше ватерлинии, качка хотя и была килевая, но судно болтало сильно. У Щелкунова ноги от радости совсем ослабели, его то на капитана швырнет, то на штурманский столик; того и гляди, затылком эхолот трахнет.
Как Вергун ни привык к рыбному духу, но и ему было непереносно: очень от Щелкунова селедкой разило и спиртом. Михаил Григорьевич только отворачивался да, когда швырнет на него Щелкунова, легонько отпихнет его от себя и счистит прилипшие рыбьи чешуйки — помощник ими был разукрашен густо.
— А главное, сеть! — захлебывался Щелкунов. — Нет, ты погляди, Михайло Григорьевич, ведь до чего хитрую штуку придумали — капрон! Я весь порядок проверил, веришь ли, хоть бы где нитку спустил! Цены этой сети нет! Золото! Чистое золото!!
— От тебя, Прохор Степанович, спиртом разит! — не выдержал Вергун.
— Зуб треклятый замучил… — глазом не моргнул Щелкунов. — Пойду свежую вату положу, — добавил он, спускаясь вниз.
Но в каюту Щелкунов не полез, а направился к левому борту, где лежали сети.
В это время снежный заряд кончился, и проглянуло солнышко.
Вергун поднес к глазам бинокль и, оглядев горизонт, увидел сторожевик.
Тот ли это сторожевой корабль, что спас их от камней Святого Рога? Повстречаться бы! Жаль, что погода штормовая, а то бы подошли ближе. «Не побрезговали бы пограничники, может, и приняли бы бочку „атлантической“ свежего посолу», — думал Вергун.
Опустив ветровое стекло в рубке, оно было рябое от подтаявшего снега, Вергун внимательно наблюдал за кораблем и вдруг увидел идущий на большой скорости мотобот.
Вергун был настоящим моряком, красивое судно и хороший ход он мог оценить по достоинству. Мотобот шел прямо на «Вайгача», высоко задрав нос, словно чайка летел над гребнем волны.
— Хорош! — не удержался Вергун.
Перенеся бинокль на сторожевой корабль, он увидел флаги на фале, прочел их и удивился.
«Кому же это „застопорить ход“? А если мотоботу? По рангоутам и обводам, видать, не наш!»
В это мгновение он заметил, что на корабле расчет растягивал чехлы орудий…
Корабль и мотобот уже были видны невооруженным глазом. Команда сейнера сгрудилась на носу. Молодой матрос взобрался на мостик и прямо через окно рубки, волнуясь, сказал капитану:
— Михаил Григорьевич, как же это? Ведь уходит, подлец!..
Решение созрело как-то сразу, словно другого и быть не могло. Включив трансляцию, Вергун скомандовал в микрофон:
— Приготовить сети к выброске!
Никогда еще на «Вайгаче» не выполняли команду с такой быстротой. Все бросились к левому борту и, подвязывая сети одну к другой, стали наращивать дрифтерный порядок.
Щелкунов не сразу сообразил, что происходит на судне, когда же он понял и попытался помешать команде, его легко, но решительно пихнули в сторону. Наступив на селедку, он поскользнулся, упал, быстро вскочил на ноги, ворвался в ходовую рубку и, схватив Вергуна за борт тужурки, закричал:
— Ты что же делаешь? Разбойник! Да за это тебя в тюрьму!!
— Оставь, сквалыга, — спокойно бросил Вергун.
— На весь порт одна сеть капроновая! Двадцать тысяч государственных денег! В тюрьме тебя, лешего, сгноят! Остановись, пока не поздно!
— Скат ты! — в сердцах выругался Вергун. И, сняв крышку переговорной трубы, скомандовал: — Самый полный!
В это время судно сильно накренилось. Щелкунов потерял равновесие, оступился ногой в люк, упал на спину и ударился головой о переборку.
Мотобот был в десяти кабельтовых от сейнера, когда обрушился новый, необычайной силы заряд. Все заволокло снежной пеленой, и, казалось, они потеряли мотобот из виду. Но, готовясь к встрече, своим подсознательным, моряцким чутьем Вергун угадывал ход мотобота.
Прошло еще несколько секунд.
— Право руля! — скомандовал Вергун рулевому и крикнул в микрофон: — Сети за борт!
«Вайгач» даже прилег на волну — так круто развернулся. Судно пересекало курс мотобота, оставляя за кормой крепкую капроновую сеть.
Капитан «Бенони» был в ходовой рубке, когда, сотрясаясь всем корпусом, судно потеряло ход. На винты мотобота тугими култышками намотались капроновые сети «Вайгача». Генри Лаусон, капитан «Бенони», был опытный человек и отлично знал, что игра проиграна.
Подобрав на борт остатки сетей, «Вайгач» прошел в нескольких кабельтовых от «Вьюги» и отсалютовал тифоном. Команда сейнера сгрудилась на борту, люди кричали, размахивали руками.
Сторожевой корабль передал на сейнер: «Благодарим за помощь!» — и, сбавив ход, пошел на сближение с мотоботом, поднявшим в это время норвежский флаг.
Отливая холодной водой Щелкунова,
Тимка привел его в чувство, с трудом оттащил в глубину рубки и, посадив, прислонил к штурманскому столику. Видимо, ничего не соображая, помощник долго водил глазами, потом хриплым шепотом выл а сил (он потерял голос):
— Пропала… сеть?..
— Половина еще осталась, — успокоил его механик.
Щелкунов схватился за голову и застонал, потом встал на четвереньки, перехватился руками, чуть не стянул со стола штурманскую карту, с трудом подошел к Вергуну и угрожающе сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35