.. И что же? Люди моего сорта в предупреждениях не нуждаются. И, если хочешь знать, я расхаживал по палубе - грудь колесом! - убежденный, что сумею оборонить Эвелину против кого угодно. Желают явиться - пускай ко мне являются! Но ребята рассудили по-своему, и пришли по назначению. Тем лучше для них. Один-ноль... Но попытаюсь выровнять проигрышный счет и завершить операцию не без некоего изящества - хотя и без Эвелины...
Диана Лоуренс глядела странными глазами.
- Вы... - сказала она, - вы... занятный человек. То есть...
- Я не занятный субъект, - назидательно изрек я. - Я субъект уморительный. Умопомрачающий! Оставайся в каюте, и не вздумай высовываться. Даже частично! Это касается, в первую очередь, головы - наиважнейшей анатомической детали. Кто-нибудь может опознать - или, того хуже, не опознать вовсе - твою хорошенькую мордашку. Запомни: Мадлен Барт изволит отсыпаться после незначительного сотрясения мозгов - если таковые наличествовали, в чем весьма сомневаюсь - и невольного купания в ледяной воде. Пока тебя никто не видит - никто не заподозрит подмены. Дамский сортир - напротив; захочешь отлучиться - скажи, я покараулю в коридоре... Нет?
Слабо усмехнувшись, Диана ответила:
- Нет уж, благодарю. А... А мне... полагается знать, чем занимаетесь вы... в каждую отдельную минуту?
Я посмотрел на собеседницу пристально.
- Послушная девочка - и разумная вдобавок. Нет, не полагается. Просто запрись в каюте на пару с револьвером и вышибай мозги любому, отворившему дверь. Кроме, само собою, меня.
Глава 5
Роскошная кают-компания выдавалась окнами - не могу сказать "иллюминаторами" - на кормовой отрезок палубы, где красовалась мачта и торчали стрелы подъемных устройств, лишь смутно различимые в темноте, за мокрыми от дождя стеклами. Оставалось уповать, что вахтенный рулевой и капитан способны видеть больше моего, и помогают себе надежным радаром.
Плыли мы с довольно приличной скоростью, судя по стуку и лязгу судовых машин где-то под ногами, а предварительно изученная мною карта Норвегии свидетельствовала: берег чертовски предательский, изрезанный глубокими заливами, ощетинившийся каменистыми мысами. Не тот берег, вдоль которого в штормовую ночь можно мчать, очертя голову.
Я утешился мыслью, что корабль этот - и, пожалуй, капитан его - годами ходил за рубежи Полярного круга и возвращался назад в целости и сохранности. Опыт - неплохая вещь, и весьма облегчает жизнь...
В кают-компании горланил "кретиноскоп", являвший нам сборище норвежских любителей решать загадки - позор и срам всенародного размаха. Одно дело - бахвалиться вопиющим и полным невежеством в приятельском кругу, и совсем иное - выставлять свою глупость на обозрение целой стране. А также сопредельным Швеции и Дании, между прочим.
Лишь немногие из пассажиров, расположившихся в кают-компании, краем глаза следили за жалким телевизионным фарсом. Остальные мужественно - и женственно - пытались не замечать субъектов, исступленно ломавших головы над непроницаемо темным, таинственным именем великого древнегреческого поэта: "Г... МЕР". Не доставало единственной буквы, и вот ее-то межеумки отыскивали, тужась и пыхтя от непомерного мозгового напряжения... Боги, боги бессмертные!
Снова, как и в самолете, я втихомолку подивился: что же это за общество, позволяющее одному остолопу с лишней монеткой в кармане истязать ближних, алчущих мира и спокойствия? Позволяющее просто уплатить, повернуть выключатель и навязать окружающим экранное действо, способное повергнуть в истерику даже умеренно развитого орангутанга? Но время для раздумий над подобными неприятностями было неподходящим.
Я увидел подле входной двери красный рюкзак - родного братца тому, который давеча снесли по трапу на пристань. Владелец обнаружился почти немедля. В углу, справа - там, где он мог следить за каждым новоприбывшим, делая вид, будто всецело поглощен предстающим на голубом экране "Лугом Кудесников"... Парень поспорил бы с самим Гаем Юлием Цезарем, по преданию, могшим читать, писать, слушать и разговаривать одновременно. Ибо, изучая гостей и глядя в телевизор, он умудрялся еще и пожирать глазами пару изящных, обтянутых нейлоновыми чулками, ног. Учитывая редкость подобного зрелища в нынешней, облаченной брюками, Скандинавии, укорять парня было бы несправедливо.
Но меня неизмеримо больше привлек усевшийся подле девицы пожилой субъект - довольно маленький, хрупкий, неброский. Обладатель пушистых седых волос, тщательно зачесанных, дабы по возможности прикрыть обозначившуюся розовую лысинку.
Маленький, хрупкий, седовласый, безобидный с виду человек, сообщил Хэнк Прист, описывая доктора Эльфенбейна. Миниатюрна и весьма приглядна, сказал он о Грете. Вот и великолепно. Вражеские главнокомандующие объявились на самом что ни на есть виду. Пускай отдыхают и терпеливо ждут, покуда настанет их черед... А сейчас приличествовало уделить внимание мелкой сошке. Усердным подчиненным...
Парень обернулся, понукаемый необъяснимым первобытным ощущением. Я весьма неоригинально зову такое чувство шестым. Обернулся - и узрел меня во всей непревзойденной и трудноописуемой красе.
Мгновение-другое норвежец попросту не знал, как отнестись к нежданному открытию. Я пялился на него прямо в упор: безо всяких изысканных шпионских уловок либо диверсантских тонкостей. Парень, к чести его будь сказано, уставился мне в зрачки с откровенным вызовом.
"Оба мы отлично знаем, что именно приключилось нынче вечером!" Так надлежало толковать выражение голубых, нахальных, самоуверенных глаз. "И что теперь поделаешь, а, приятель?" Надлежало отдать противнику должное: самообладания норвежцу было не занимать стать.
Я знал: передо мною опытный убийца, преуспевший в последнем покушении всецело. Но сам парень, разумеется, не подозревал о собственной удаче. Тем лучше. Для меня. Отнюдь незачем прибавлять врагу заслуженной и оправданной самоуверенности. И без этого попотеть придется...
Глаза, подметил я, были очень голубыми. До неприличия. Лет норвежцу исполнилось около тридцати с небольшим хвостиком. Впечатляюще мужественная физиономия. В первую голову, подумал я угрюмо, ею впечатляется сам обладатель. Пожалуй, не без оснований гордится эдакой внешностью... Ишь, звезда голливудская, герой ковбойский... Храбрец, атлет, умелец - и зверь бешеный в придачу. Полнейший "джентльменский набор".
Тем лучше.
Ибо я - не храбрец, отнюдь не атлет, умеренно умелый и временами бешеный истребитель... А излишне уверенные в себе субъекты опрокидываются тем легче, чем глубже презирают худосочного с их точки зрения и недостаточно прыткого врага. Пускай презирает - лишь бы опрокинулся исправно...
Я легонько дернул головой, требуя от парня выйти наружу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
Диана Лоуренс глядела странными глазами.
- Вы... - сказала она, - вы... занятный человек. То есть...
- Я не занятный субъект, - назидательно изрек я. - Я субъект уморительный. Умопомрачающий! Оставайся в каюте, и не вздумай высовываться. Даже частично! Это касается, в первую очередь, головы - наиважнейшей анатомической детали. Кто-нибудь может опознать - или, того хуже, не опознать вовсе - твою хорошенькую мордашку. Запомни: Мадлен Барт изволит отсыпаться после незначительного сотрясения мозгов - если таковые наличествовали, в чем весьма сомневаюсь - и невольного купания в ледяной воде. Пока тебя никто не видит - никто не заподозрит подмены. Дамский сортир - напротив; захочешь отлучиться - скажи, я покараулю в коридоре... Нет?
Слабо усмехнувшись, Диана ответила:
- Нет уж, благодарю. А... А мне... полагается знать, чем занимаетесь вы... в каждую отдельную минуту?
Я посмотрел на собеседницу пристально.
- Послушная девочка - и разумная вдобавок. Нет, не полагается. Просто запрись в каюте на пару с револьвером и вышибай мозги любому, отворившему дверь. Кроме, само собою, меня.
Глава 5
Роскошная кают-компания выдавалась окнами - не могу сказать "иллюминаторами" - на кормовой отрезок палубы, где красовалась мачта и торчали стрелы подъемных устройств, лишь смутно различимые в темноте, за мокрыми от дождя стеклами. Оставалось уповать, что вахтенный рулевой и капитан способны видеть больше моего, и помогают себе надежным радаром.
Плыли мы с довольно приличной скоростью, судя по стуку и лязгу судовых машин где-то под ногами, а предварительно изученная мною карта Норвегии свидетельствовала: берег чертовски предательский, изрезанный глубокими заливами, ощетинившийся каменистыми мысами. Не тот берег, вдоль которого в штормовую ночь можно мчать, очертя голову.
Я утешился мыслью, что корабль этот - и, пожалуй, капитан его - годами ходил за рубежи Полярного круга и возвращался назад в целости и сохранности. Опыт - неплохая вещь, и весьма облегчает жизнь...
В кают-компании горланил "кретиноскоп", являвший нам сборище норвежских любителей решать загадки - позор и срам всенародного размаха. Одно дело - бахвалиться вопиющим и полным невежеством в приятельском кругу, и совсем иное - выставлять свою глупость на обозрение целой стране. А также сопредельным Швеции и Дании, между прочим.
Лишь немногие из пассажиров, расположившихся в кают-компании, краем глаза следили за жалким телевизионным фарсом. Остальные мужественно - и женственно - пытались не замечать субъектов, исступленно ломавших головы над непроницаемо темным, таинственным именем великого древнегреческого поэта: "Г... МЕР". Не доставало единственной буквы, и вот ее-то межеумки отыскивали, тужась и пыхтя от непомерного мозгового напряжения... Боги, боги бессмертные!
Снова, как и в самолете, я втихомолку подивился: что же это за общество, позволяющее одному остолопу с лишней монеткой в кармане истязать ближних, алчущих мира и спокойствия? Позволяющее просто уплатить, повернуть выключатель и навязать окружающим экранное действо, способное повергнуть в истерику даже умеренно развитого орангутанга? Но время для раздумий над подобными неприятностями было неподходящим.
Я увидел подле входной двери красный рюкзак - родного братца тому, который давеча снесли по трапу на пристань. Владелец обнаружился почти немедля. В углу, справа - там, где он мог следить за каждым новоприбывшим, делая вид, будто всецело поглощен предстающим на голубом экране "Лугом Кудесников"... Парень поспорил бы с самим Гаем Юлием Цезарем, по преданию, могшим читать, писать, слушать и разговаривать одновременно. Ибо, изучая гостей и глядя в телевизор, он умудрялся еще и пожирать глазами пару изящных, обтянутых нейлоновыми чулками, ног. Учитывая редкость подобного зрелища в нынешней, облаченной брюками, Скандинавии, укорять парня было бы несправедливо.
Но меня неизмеримо больше привлек усевшийся подле девицы пожилой субъект - довольно маленький, хрупкий, неброский. Обладатель пушистых седых волос, тщательно зачесанных, дабы по возможности прикрыть обозначившуюся розовую лысинку.
Маленький, хрупкий, седовласый, безобидный с виду человек, сообщил Хэнк Прист, описывая доктора Эльфенбейна. Миниатюрна и весьма приглядна, сказал он о Грете. Вот и великолепно. Вражеские главнокомандующие объявились на самом что ни на есть виду. Пускай отдыхают и терпеливо ждут, покуда настанет их черед... А сейчас приличествовало уделить внимание мелкой сошке. Усердным подчиненным...
Парень обернулся, понукаемый необъяснимым первобытным ощущением. Я весьма неоригинально зову такое чувство шестым. Обернулся - и узрел меня во всей непревзойденной и трудноописуемой красе.
Мгновение-другое норвежец попросту не знал, как отнестись к нежданному открытию. Я пялился на него прямо в упор: безо всяких изысканных шпионских уловок либо диверсантских тонкостей. Парень, к чести его будь сказано, уставился мне в зрачки с откровенным вызовом.
"Оба мы отлично знаем, что именно приключилось нынче вечером!" Так надлежало толковать выражение голубых, нахальных, самоуверенных глаз. "И что теперь поделаешь, а, приятель?" Надлежало отдать противнику должное: самообладания норвежцу было не занимать стать.
Я знал: передо мною опытный убийца, преуспевший в последнем покушении всецело. Но сам парень, разумеется, не подозревал о собственной удаче. Тем лучше. Для меня. Отнюдь незачем прибавлять врагу заслуженной и оправданной самоуверенности. И без этого попотеть придется...
Глаза, подметил я, были очень голубыми. До неприличия. Лет норвежцу исполнилось около тридцати с небольшим хвостиком. Впечатляюще мужественная физиономия. В первую голову, подумал я угрюмо, ею впечатляется сам обладатель. Пожалуй, не без оснований гордится эдакой внешностью... Ишь, звезда голливудская, герой ковбойский... Храбрец, атлет, умелец - и зверь бешеный в придачу. Полнейший "джентльменский набор".
Тем лучше.
Ибо я - не храбрец, отнюдь не атлет, умеренно умелый и временами бешеный истребитель... А излишне уверенные в себе субъекты опрокидываются тем легче, чем глубже презирают худосочного с их точки зрения и недостаточно прыткого врага. Пускай презирает - лишь бы опрокинулся исправно...
Я легонько дернул головой, требуя от парня выйти наружу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59