Она подняла руку с изяществом, от которого захотелось щелкнуть каблуками, почтительно склониться и поднести дамские пальцы к губам - когда-то мне, правда, недолго, довелось играть роль прусского аристократа. В памяти всплывали всевозможные картины, и я довольно ясно представлял - хоть сейчас это казалось немыслимым - себя и эту изысканную, грациозную леди целующимися под проливным дождем в канаве, в то время как люди в военной форме прочесывали мокрые кусты вокруг. Вспоминал и проведенную вдвоем неделю в Лондоне... Я глядел на лицо Тины и видел, что она тоже припоминает. Затем ее мизинец легонько шевельнулся у меня в ладони - определенным образом. Условный знак, сигнал командира подчиненному.
Я ждал этого. И уставился прямо ей в глаза, и не сделал ответного знака, хоть и помнил его отлично. Глаза Тины едва заметно сузились, она отняла пальцы. Я повернулся пожать руку Франку Лорису, ежели, конечно, так его звали, что было очень маловероятно.
Любителей дробить кости видно сразу. Так и вышло. По крайней мере, он пытался. Когда ничто не хрустнуло, Фрэнк тоже испробовал трюк с шевелящимся мизинцем. Он оказался дьявольски большим мужчиной - не совсем моего роста, этого трудно достичь, - но гораздо шире и тяжелее, с каменной физиономией профессионального атлета. Нос ему перебили много лет назад, и, следовало полагать, не на футбольном матче в колледже.
Их просто-напросто распознаешь. Нечто во взгляде, в очертаниях губ; мягкие, настороженные движения, неуловимое презрительное высокомерие выдают их посвященному. Это исходило даже от Тины, прелестной, надушенной, безукоризненно светской. Проглядывало. Некогда я и сам был таким. Думал, все выветрилось. А так ли?
Я посмотрел на великана, и мы странным образом возненавидели друг друга с первого взгляда. Я был счастливым мужем, для которого не существовало женщин, кроме собственной жены; он - профессионалом, выполнявшим работу - Бог весть какую - с напарницей. Но, разумеется, его проинформировали перед приездом сюда, и он знал: Мэтту Хелму довелось работать с этой же напарницей. Какой бы характер ни носили внеслужебные деяния Лориса, - а субъект выглядел чрезвычайно энергичным, - он не мог не задуматься о деяниях вашего покорного слуги при подобных же обстоятельствах пятнадцать лет назад.
И, конечно же, пускай Тина давно стала для меня ничем, я не мог не размышлять о ее обязанностях в качестве миссис Лорис.
Мы сердечно возненавидели друг друга, еще крепче стиснули руки, произнесли обычные пустые слова, и я позволил ему сокрушать мои суставы, бешено орудовать мизинцем и не дал почувствовать в ответ ничего, - покуда рукопожатие не продлилось до пределов разумного и не прервалось. К черту Лориса. К черту Тину. И к черту Мака, если присылает эту парочку через полтора десятка лет выкапывать останки надежно погребенных воспоминаний. Я не сомневался, что Мак и по сей день командует парадом. Организацию невозможно было представить себе в иных руках, да и кто бы еще взялся за такое?
Глава 3
Последний раз я видел Мака за столом в маленьком невзрачном кабинете в Вашингтоне.
- Ваш послужной список в этой папке, - сказал он, когда я приблизился. - Тщательно изучите. Здесь подробные сведения о людях, которых вы якобы знали, и местах, где якобы находились. Запомнить и уничтожить. А вот - орденские ленточки, если придется снова надеть мундир.
Я взглянул и ухмыльнулся. "Как, "Пурпурного Сердца" нет?" Я только что пролежал три месяца в разных госпиталях.
Мак не улыбнулся.
- Не принимайте увольнение слишком всерьез, Эрик. Вы больше не в армии, это правда, но ничего не берите в голову.
- То есть, сэр?
- То есть появится множество джентльменов, - как и все мы, он усвоил выспренние английские обороты речи, пребывая по ту сторону Атлантики, - появится множество джентльменов, стремящихся сразить наивных девиц рассказами о том, какими непризнанными героями они прошли войну, как соображения секретности не позволяют поведать миру об их эпических подвигах. Еще появится множество потрясающих, разоблачающих и прибыльных мемуаров. - Мак поднял на меня глаза.
Он сидел спиной к окну, и лицо его было плохо различимо, но глаза, и я их видел, были серыми и холодными. - Говорю об этом потому, что ваше личное дело содержит данные об имеющихся известных литературных способностях. О нашей службе никаких мемуаров не будет. Мы никогда ничего не делали. Нас вообще не существовало. Помните об этом, капитан Хелм.
Воинский чин и подлинное имя, произнесенные вслух, означали, что кусок жизни остался позади. Я становился посторонним.
- Не собираюсь писать ничего подобного, сэр.
- Возможно. Однако насколько я разумею, вы намерены вскоре жениться на привлекательной молодой леди, с которой познакомились в местном госпитале. Поздравляю. Но помните, чему вас учили, капитан Хелм. Вы не доверитесь никому, даже самым близким людям. И даже не намекнете, когда зайдет разговор о войне, что могли бы немало порассказать - если бы могли. Ни при каких обстоятельствах, капитан Хелм, каким бы ущербом ни грозило молчание вашей гордости, репутации, семейной жизни, сколь достойным доверия ни был бы собеседник, вы не станете говорить ни о чем - даже о невозможности говорить. - Он указал на мой послужной список. - Легенда, конечно же, несовершенна. Совершенных не бывает. Вас могут поймать на противоречии. Вы даже можете наткнуться на человека, с которым якобы дружили во время войны, а он, естественно, скажет: самозванец - или похлеще. Сделано все, дабы исключить подобную неприятность - и ради вас, и ради нас, - однако просчеты не исключены всегда. Если такое стрясется, держитесь вашей легенды, пускай даже положение станет невыносимым. Лгите спокойно и упорствуйте во лжи. Лгите всем, включая собственную жену. Не смейте говорить ей, что все могли бы объяснить, но это запрещено. Не просите поверить, будто все было иначе. Смотрите ей прямо в глаза - и лгите.
- Понимаю, - сказал я. - Разрешите вопрос?
- Да.
- Не сочтите за дерзость, сэр, но как вы теперь намерены вынуждать к этому?
Кажется, он слегка улыбнулся, впрочем, может, это только показалось. Улыбаться Мак не любил.
- Вы уволены из армии, капитан Хелм. А мы вас не увольняем. Как же вас уволить, если мы не существуем?
На том и закончилось. Я направился было к выходу, зажав под мышкой свой послужной список, но голос Мака остановил меня.
Я молодцевато развернулся:
- Да, сэр?
- Вы хороший агент, Эрик. Один из лучших. Удачи.
В устах Мака это звучало немалой похвалой. Я вышел на улицу, по старой привычке прошагал два квартала, прежде чем остановить такси и поехать к поджидавшей меня Бет, - и внезапно понял, что Маку нечего опасаться моего языка. Имея разрешение, я, конечно, рассказал бы невесте правду, только невеста была нежной, чувствительной девушкой из Новой Англии, и вовсе не стоило огорчаться приказу, воспрещавшему поведать, каким хорошим работником я оказался в своей области.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37