Линия жизни доктора Гольдштейна прервалась ранним утром 25 февраля, и
в мои намерения входило сократить эту линию всего только на полчаса.
Результат: в пещере ничего не происходит, мирный процесс набирает обороты,
десятки людей остаются жить.
Я стоял, невидимый в предрассветной тени, и размышлял о том, имеет ли
смысл обойтись еще меньшей кровью и всего лишь скрутить доктора
Гольдштейна, посидеть с ним и объяснить то, что он сам понять почему-то не
смог. Когда я услышал шаги, то уже действительно готов был дать доктору
подножку и поговорить с ним по душам. Но эта мысль исчезла сразу же после
того, как я увидел вышедшего на площадь человека. Человека? Доктора
Гольдштейна в этот момент уже нельзя было причислить к роду людскому. Все
человеческое было ему уже чуждо. По площади шел Мститель. Мысленно он был
уже перед Творцом, и лишь Ему, Единственному, готов был дать отчет в своих
действиях. Я мог загородить Гольдштейну дорогу, и он обошел бы меня, не
заметив. Я мог крикнуть ему в ухо, и он не услышал бы меня. Он шел вперед,
бережно, будто раненную руку, поддерживая висевшую на плече автоматическую
винтовку "Галиль".
Он прошел мимо меня, и я понял, что в моем распоряжении есть только
один способ. Доктор Гольдштейн умрет на полчаса раньше. Десятки людей
останутся жить, в том числе и мой дед Наум, погибший в августе девяносто
четвертого от ножа арабского террориста.
Я расстегнул кобуру и вытащил пистолет. Я навернул глушитель и пошел
вслед за Гольдштейном, чтобы успеть обойти его прежде, чем он достигнет
армейского поста у входа в пещеру. Я не мог выстрелить в спину. Шаги мои
были гулкими, Гольдштейн должен был слышать их, но он не обернулся. Он
слышал в этот момент только голос Творца в своей душе. Я поравнялся с ним,
обогнал и встал, поднимая оружие.
Чья-то рука вцепилась в мое плечо, другая рука выбила пистолет. И
чей-то голос сказал:
- Уважаемый покупатель! Сработало предохранительное устройство.
Действия уважаемого покупателя смертельно опасны.
Я обернулся, а доктор Гольдштейн проследовал мимо, не обратив на меня
ни малейшего внимания. Передо мной стоял молодой человек, больше, впрочем,
похожий на манекен в магазине готового платья.
- Что, черт возьми... - начал я.
Молодой человек улыбнулся приклеенной улыбкой, поднял пистолет и
протянул его мне со словами:
- Уважаемый покупатель не должен мешать Баруху Гольдштейну, потому
что в противном случае уважаемый покупатель погибнет, что не допускается
инструкцией по безопасности использования Смесителя времени.
Что я должен был делать? Застрелить представителя фирмы, а потом
броситься догонять доктора? У меня хватило ума понять, что это ничего не
изменит. Явится другой представитель и вернет меня в 2029 год.
- Послушай, - сказал я убедительно, - я понимаю, что убивать плохо.
Но Гольдштейна все равно убьют через полчаса. А перед этим он положит
тридцать арабов. А потом арабы положат десятки евреев. И мировая пресса
будет называть израильтян убийцами невинных. Это нам надо? Будь другом,
отойди с дороги.
Молодой человек посмотрел вслед Гольдштейну, будто сопоставляя мой
прогноз с собственным впечатлением, покачал головой и сказал:
- Инструкция по безопасности использования Смесителя разрешает любые
действия в истории, если они не угрожают жизни уважаемого покупателя.
- Но мне-то что угрожает? - искренне удивился я.
- Согласно программе инструктажа, - ответил представитель фирмы, - я
продемонстрирую тебе следствия задуманного тобой поступка...

Время скачком сместилось назад, я вышел из своего укрытия, а доктор
Гольдштейн метрах в трех впереди меня размеренным шагом шел выполнять свою
мицву как он ее понимал. Я навинтил глушитель и обошел Гольдштейна справа.
Встал перед ним, поднял пистолет и, когда доктор, наконец, заметил меня и
удивленно посмотрел мне в глаза, я нажал на спуск.
Не уверен, был ли хлопок - я ничего не слышал. На груди Гольдштейна
мгновенно расцвел красный цветок, и доктор молча повалился лицом вперед. Я
отступил, у меня дрожали руки, и я никак не мог попасть пистолетом в
отверстие кобуры. Наверно, нужно было быть довольным. Я изменил ход
истории, и хотя бы в одном из альтернативных миров сотни людей останутся
живы, а имидж государства Израиль не понесет ощутимых потерь.
Наверно, мне нужно было сразу вернуться в XXI век, предоставив
современникам Гольдштейна самим разбираться в ситуации. Но, черт возьми,
для чего я убил человека? Чтобы даже и не знать результата? Я остался.

Тело доктора Гольдштейна обнаружили солдаты, пришедшие примерно
полчаса спустя на усиление охраны Пещеры Патриархов. Действия ЦАХАЛа
предсказать было нетрудно. Объявили тревогу, вызвали подкрепление, оцепили
район, начали прочесывание. Я вовсе не желал быть обнаруженным - ни
арабами, ни своими. Мне нужно было только увидеть результат, и я перебегал
от дома к дому, довольно успешно укрываясь от патрулей.
К десяти утра евреи Хеврона и все население Кирьят-Арбы вышли на
улицы. Сначала забрасывали камнями арабские машины, потом начались драки.
Полиция не справлялась, и ЦАХАЛ использовал слезоточивый газ. На
час-другой установилось спокойствие, и я послушал сообщение, переданное по
радиостанции "Галей ЦАХАЛ". Во время беспорядков погибли три поселенца и
пять палестинских арабов. Обе стороны обвиняли друг друга в убийстве
Гольдштейна. Улицы Хеврона после полудня вымерли - в городе объявили
комендантский час. На окраине Кирьят-Арбы поселенцы устроили демонстрацию,
размахивали оружием и кричали "Долой Рабина!" и "Нет мира с арабами!" Это
было неприятно, но привычно. У ХАМАСа не было особого повода усиливать
террор, а у Арафата - повода давить на Израиль. Мир приближался. Я добился
своего. Я мог уходить.
Может быть, эта мысль притупила мою бдительность. Я услышал за своей
спиной резкий оклик израильского солдата и бросился бежать - нельзя было
допустить, чтобы меня поймали. Интересно, как бы стал я объяснять то
обстоятельство, что в моем удостоверении личности проставлена дата выдачи
- 2014 год? Мимо просвистела пуля, и я пригнул голову. А вторая пуля
попала мне в спину. Это не больно, уверяю вас. Будто тебя кто-то сильно
толкнул, и сразу понимаешь, что жизнь кончилась.
Впрочем, вряд ли я, будучи уважаемым потенциальным покупателем
Смесителя истории, могу быть объективен - не успев еще почувствовать боли,
я оказался в инструкторской кабине.
- Уважаемый покупатель, - назидательно сказал голос, в котором я без
усилий узнал голос молодого человека, остановившего меня на улице в
Хевроне, - убедился в том, что предположенное им действие по изменению
истории смертельно опасно для уважаемого покупателя?
1 2 3