Нелепое геройство меня не прельщало. Карты меланхолично перелетали из руки в руку, поблескивая опасными краями.
— Ты уверена, что братья верны тебе? — спросил Атрирх, отгоняя отростки, стремящиеся ко мне из тьмы.
— Да.
Вопрос меня позабавил. Я посмотрела на покрытые коркой из каменной крошки, пыли, грязи и засохшей крови руки. Бутафория, иллюзия жизни. Сейчас я тоже была всего лишь тенью, чьей-то выдумкой. Атрирх колыхался, становясь то одним, то другим, то сразу несколькими существами, только глаза, до краев полные облаками, оставались одними и теми же. В нем не чувствовалось гордости и любопытства Ариоха, он был более спокойным, он составлял одно целое с миром, в котором правил. Я слышала легенды о нем от братьев. Они редко и мало говорили, но порой показывали мне отрывки того, что видели.
— И сколько стоит твоя вера? — поинтересовался Атрирх. — Ты требуешь от других прозрений, к которым они не готовы. Люди — враги для Эйлоса и Тарена, только твоя власть не давала им преступить черту.
— Моя вера непоколебима.
— Ты отдашь свою жизнь и свою свободу за эту веру? — Атрирх свернулся кольцами, превращаясь в теневую змею.
Глаза его блестели.
— Отдам.
— Сыграем на твой замок? — продолжил спрашивать Повелитель Теней. — Неужели ты подаришь мне Алый Призрак за уверенность в их преданности?
Я подумала о стене огня и высоких шпилях своего замка, но ответ пришел быстро.
— Твои вопросы глупы.
— А честь? Поставишь долг на карту? — продолжал он. — Так ли это важно для тебя, Ра?
— Моя честь уже зависела от них и осталась нетронутой. Долг же не ставят на карту, — отрезала я. — Лишь ничтожество будет вмешивать долг в споры о привязанностях.
Глаза Атрирха смотрели на меня с морды шакала. Он о чем-то сожалел, но мне не было дела до его мыслей, — мной владело желание вернуться и отомстить Сэтру. Разговор с Повелителем Теней лишь отдалял очередную ступень Пути.
— Ты слишком сильно веришь в свои крылья, Ра, — сказал Атрирх. — Ты отдашь мне все, о чем мы говорили, за их верность?
— Да. И, если нужно, немедленно.
Повелитель Тени встал, потом повернулся ко мне спиной и зашагал прочь.
— Постой! Верни мне моих братьев, Дэр тебя возьми! — рассердилась я.
Он махнул рукой, открывая передо мной широкую дверь. Атрирх не хотел ничего брать, он потерял ко мне интерес, погрузившись в свою печаль, но я поняла, что проиграла, так и не услышав зова братьев, так и не ощутив связи с ними.
— Уходи и не возвращайся, Тизраэль. Ты — боль для моего мира, — от него остался один лишь голос. — Я много слышал о тебе и твоей вере в Путь, но не думал, что рассказы правдивы. Саги о тебе уже слагаются во всех мирах, но вряд ли это принесет радость.
— Проклятье! — я снова позвала братьев, но отброшенный Атрирхом зов отозвался ошеломляющей болью. — Тарен!
— Мне не нужна ни твоя свобода, ни твой замок, ни твоя честь.
Атрирх исчез, а я держалась за ручку парящей среди сумерек двери.
— Домой, — приказала я, и ощутила дикую боль, а потом с потолка Цитадели Стали повалились белые карты с плачущим черным оком.
Они танцевали, царапая лицо, падая прямо на холодные губы. Насмешка Ариоха, который ничего не сказал мне о братьях. Я была уверена, что он не сводит с меня суровых и одновременно бесстыжих глаз, прикидывая, как же я выпутаюсь из такого расклада.
— Тарен… — пытались сказать губы, но я молчала, шевеля окровавленными ладонями, распятая, словно раздавленное насекомое.
Пепел от сожженных замков залетал в проем и садился на меня. Вой изуродованной Цитадели затих, зато шепот братьев стал громче — один продолжал фразу, оборванную другим, свистящие слова древнего языка выстраивали сеть заклинания. Я слышала их, но не могла позвать. Это было невыносимо.
— Тарен! — закричала я, и звук ударился о потолок Цитадели Стали.
«Они выбрали не тебя».
— Эйлос!
— Тарен!
— Тарен!
Я снова видела их глазами, а они знали, что происходит со мной. Сумрачные силуэты возникли внезапно, выступив из арки, и подошли ближе. Я дернула рукой, почти слыша, как рвутся ткани, как некрасивыми полосами размазывается по полу кровь, но освободиться мне не удалось.
— Ты лучшая из Детей Лезвия, Ра, — произнес Тарен, слегка кивнув. — Никто не смог бы вернуться оттуда, откуда вернулась ты.
— Освободи меня, — приказала я.
Тени плясали в их глазах. Удовольствие затмевало страдание, вбирало его в себя — так, что боль становилась частью удовольствия. Удушье превращалось в элемент игры, который вел к вершине, к экстазу. Я слышала потусторонние звуки теневой стороны мира, о которой они рассказывали шелестящими голосами, завораживая, как хоровод падающих листьев. Они стояли, не подходя близко, лица были скрыты капюшонами.
— Мы хотим уйти, — ответил Эйлос и улыбнулся краешком рта. — Мы долго служили тебе, теперь настало другое время.
— Мы отправимся в Тени, — продолжил Тарен. — Путь стал слишком смутен, чтобы его можно было понять.
Они приблизились, бесшумно ступая по плитам Цитадели Стали.
— Вы проклятые предатели, — процедила я, чувствуя жесткость карт у щеки.
Эйлос кивнул брату, и они вытащили мечи из моих израненных ног. Движения были ласковы, но сейчас действовали сильнее, чем жестокий удар. Они извлекли обломки серпов из ладоней, стараясь не причинять боли. Я чувствовала дыхание Тарена — он шептал в ухо фразы на древнем языке; голос-бархат…
Лицо Эйлоса начало светиться, а потом распалось на хлопья пепла, оставив полутемный призрак. Во впадинах обычно высокомерных и насмешливых очей бурлил сумрак, а высокие скулы смазывались, заставляя моргать. Мне хотелось утонуть в нем, поглотить, оставить в себе или самой остаться внутри брата, бежать по его венам, стать чужой кровью и слиться навсегда.
— Вы должны вернуться ко мне, — прошептала я, стискивая карту Ариоха.
На лице Тарена появилось выражение отрешенности. Они видели то, что мне было неведомо, они были далеко, хотя сидели рядом, — так, что их дыхание срывалось на мои губы. Я попыталась пошевелиться. Не было участка тела, который бы не болел. Грудь превратилась в месиво. Ноги не слушались. Повсюду валялись карты из колоды лорда Хаоса. Их края манили блеском наточенной стали.
— Почему? — хрипло спросила я.
Эйлос усмехнулся из-под капюшона, а Тарен прикоснулся к моей израненной щеке и медленно поднялся. Фамильный плащ тихо прошуршал, соскользнув с его рук на мои плечи. Я скребла пальцами по полу, выводя символы Алфавита. Они дотронулись губами, совершая одним им понятный ритуал, и Тарен осторожно укутал меня в плащ, на котором алела птица-Смерть.
— Прощай, — сказал он, и братья пошли к выходу.
Шаг в шаг, бесшумно и красиво. Я вспомнила вопросы Атрирха, на которые я так уверенно отвечала, и карты лорда Хаоса ожили, подползая к руке, скручиваясь в спираль, словно ими играл ветер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
— Ты уверена, что братья верны тебе? — спросил Атрирх, отгоняя отростки, стремящиеся ко мне из тьмы.
— Да.
Вопрос меня позабавил. Я посмотрела на покрытые коркой из каменной крошки, пыли, грязи и засохшей крови руки. Бутафория, иллюзия жизни. Сейчас я тоже была всего лишь тенью, чьей-то выдумкой. Атрирх колыхался, становясь то одним, то другим, то сразу несколькими существами, только глаза, до краев полные облаками, оставались одними и теми же. В нем не чувствовалось гордости и любопытства Ариоха, он был более спокойным, он составлял одно целое с миром, в котором правил. Я слышала легенды о нем от братьев. Они редко и мало говорили, но порой показывали мне отрывки того, что видели.
— И сколько стоит твоя вера? — поинтересовался Атрирх. — Ты требуешь от других прозрений, к которым они не готовы. Люди — враги для Эйлоса и Тарена, только твоя власть не давала им преступить черту.
— Моя вера непоколебима.
— Ты отдашь свою жизнь и свою свободу за эту веру? — Атрирх свернулся кольцами, превращаясь в теневую змею.
Глаза его блестели.
— Отдам.
— Сыграем на твой замок? — продолжил спрашивать Повелитель Теней. — Неужели ты подаришь мне Алый Призрак за уверенность в их преданности?
Я подумала о стене огня и высоких шпилях своего замка, но ответ пришел быстро.
— Твои вопросы глупы.
— А честь? Поставишь долг на карту? — продолжал он. — Так ли это важно для тебя, Ра?
— Моя честь уже зависела от них и осталась нетронутой. Долг же не ставят на карту, — отрезала я. — Лишь ничтожество будет вмешивать долг в споры о привязанностях.
Глаза Атрирха смотрели на меня с морды шакала. Он о чем-то сожалел, но мне не было дела до его мыслей, — мной владело желание вернуться и отомстить Сэтру. Разговор с Повелителем Теней лишь отдалял очередную ступень Пути.
— Ты слишком сильно веришь в свои крылья, Ра, — сказал Атрирх. — Ты отдашь мне все, о чем мы говорили, за их верность?
— Да. И, если нужно, немедленно.
Повелитель Тени встал, потом повернулся ко мне спиной и зашагал прочь.
— Постой! Верни мне моих братьев, Дэр тебя возьми! — рассердилась я.
Он махнул рукой, открывая передо мной широкую дверь. Атрирх не хотел ничего брать, он потерял ко мне интерес, погрузившись в свою печаль, но я поняла, что проиграла, так и не услышав зова братьев, так и не ощутив связи с ними.
— Уходи и не возвращайся, Тизраэль. Ты — боль для моего мира, — от него остался один лишь голос. — Я много слышал о тебе и твоей вере в Путь, но не думал, что рассказы правдивы. Саги о тебе уже слагаются во всех мирах, но вряд ли это принесет радость.
— Проклятье! — я снова позвала братьев, но отброшенный Атрирхом зов отозвался ошеломляющей болью. — Тарен!
— Мне не нужна ни твоя свобода, ни твой замок, ни твоя честь.
Атрирх исчез, а я держалась за ручку парящей среди сумерек двери.
— Домой, — приказала я, и ощутила дикую боль, а потом с потолка Цитадели Стали повалились белые карты с плачущим черным оком.
Они танцевали, царапая лицо, падая прямо на холодные губы. Насмешка Ариоха, который ничего не сказал мне о братьях. Я была уверена, что он не сводит с меня суровых и одновременно бесстыжих глаз, прикидывая, как же я выпутаюсь из такого расклада.
— Тарен… — пытались сказать губы, но я молчала, шевеля окровавленными ладонями, распятая, словно раздавленное насекомое.
Пепел от сожженных замков залетал в проем и садился на меня. Вой изуродованной Цитадели затих, зато шепот братьев стал громче — один продолжал фразу, оборванную другим, свистящие слова древнего языка выстраивали сеть заклинания. Я слышала их, но не могла позвать. Это было невыносимо.
— Тарен! — закричала я, и звук ударился о потолок Цитадели Стали.
«Они выбрали не тебя».
— Эйлос!
— Тарен!
— Тарен!
Я снова видела их глазами, а они знали, что происходит со мной. Сумрачные силуэты возникли внезапно, выступив из арки, и подошли ближе. Я дернула рукой, почти слыша, как рвутся ткани, как некрасивыми полосами размазывается по полу кровь, но освободиться мне не удалось.
— Ты лучшая из Детей Лезвия, Ра, — произнес Тарен, слегка кивнув. — Никто не смог бы вернуться оттуда, откуда вернулась ты.
— Освободи меня, — приказала я.
Тени плясали в их глазах. Удовольствие затмевало страдание, вбирало его в себя — так, что боль становилась частью удовольствия. Удушье превращалось в элемент игры, который вел к вершине, к экстазу. Я слышала потусторонние звуки теневой стороны мира, о которой они рассказывали шелестящими голосами, завораживая, как хоровод падающих листьев. Они стояли, не подходя близко, лица были скрыты капюшонами.
— Мы хотим уйти, — ответил Эйлос и улыбнулся краешком рта. — Мы долго служили тебе, теперь настало другое время.
— Мы отправимся в Тени, — продолжил Тарен. — Путь стал слишком смутен, чтобы его можно было понять.
Они приблизились, бесшумно ступая по плитам Цитадели Стали.
— Вы проклятые предатели, — процедила я, чувствуя жесткость карт у щеки.
Эйлос кивнул брату, и они вытащили мечи из моих израненных ног. Движения были ласковы, но сейчас действовали сильнее, чем жестокий удар. Они извлекли обломки серпов из ладоней, стараясь не причинять боли. Я чувствовала дыхание Тарена — он шептал в ухо фразы на древнем языке; голос-бархат…
Лицо Эйлоса начало светиться, а потом распалось на хлопья пепла, оставив полутемный призрак. Во впадинах обычно высокомерных и насмешливых очей бурлил сумрак, а высокие скулы смазывались, заставляя моргать. Мне хотелось утонуть в нем, поглотить, оставить в себе или самой остаться внутри брата, бежать по его венам, стать чужой кровью и слиться навсегда.
— Вы должны вернуться ко мне, — прошептала я, стискивая карту Ариоха.
На лице Тарена появилось выражение отрешенности. Они видели то, что мне было неведомо, они были далеко, хотя сидели рядом, — так, что их дыхание срывалось на мои губы. Я попыталась пошевелиться. Не было участка тела, который бы не болел. Грудь превратилась в месиво. Ноги не слушались. Повсюду валялись карты из колоды лорда Хаоса. Их края манили блеском наточенной стали.
— Почему? — хрипло спросила я.
Эйлос усмехнулся из-под капюшона, а Тарен прикоснулся к моей израненной щеке и медленно поднялся. Фамильный плащ тихо прошуршал, соскользнув с его рук на мои плечи. Я скребла пальцами по полу, выводя символы Алфавита. Они дотронулись губами, совершая одним им понятный ритуал, и Тарен осторожно укутал меня в плащ, на котором алела птица-Смерть.
— Прощай, — сказал он, и братья пошли к выходу.
Шаг в шаг, бесшумно и красиво. Я вспомнила вопросы Атрирха, на которые я так уверенно отвечала, и карты лорда Хаоса ожили, подползая к руке, скручиваясь в спираль, словно ими играл ветер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80