Их сетчатые отражения были неподвижны в гладкой как зеркало воде. Над водой, словно немые стражи, высились длинные колонны из розового мрамора. Они поддерживали своды потолка.
Вода, как обычно, была ледяной. Сэм макнул в нее руку, когда помогал отцу отвязать их плавательное средство, пришвартованное сбоку от дворцовых ступеней. Вода закапала с его пальцев, и знаки Хартии ярко вспыхнули в ней. Вся вода в Хранилище была пронизана магией от Великих Камней Хартии. Ближе к центру помещения вода становилась совсем уж волшебной и по мере приближения к Камням все более теплой. Самое же удивительное, что у самых Камней она не была даже мокрой.
Их судно представляло собой плот с позолоченными скрепами по углам. Таких плотов в Хранилище было два, но второй взяла Сабриэль. Она, наверное, уже была там, в центре зала, куда не проникал солнечный свет. Камни Хартии сияли миллионами знаков Хартии, знаки, переливаясь, текли по ним. Обычно знаки просто слабо поблескивали, но их не заглушал неяркий солнечный свет. Путники не видели этого сияния, пока не миновали третий ряд колонн и солнечный свет остался далеко позади.
Тачстоун взял веревку, положил руку на доски плота и прошептал лишь одно слово. Неподвижная поверхность воды подернулась рябью, и плот стал медленно поворачивать. В Хранилище не было течения, но плот двигался так, словно его что-то влекло — водные ли потоки, невидимая ли рука. Тачстоун, Сэм и Эллимер стояли близко друг к другу на самой середине плота, чтобы не нарушить равновесие.
Вот, подумал Сэм, точно так же его тетки и бабушка когда-то плыли навстречу Смерти. Стояли, наверное, на этом самом плоту, ничего не подозревали до самой последней минуты, когда на них бросился Керригор. Потом плот нашли и починили. А Керригор перерезал им горло, собрал их кровь в золотую чашу. Кровь была ему необходима для разрушения Великих Камней Хартии.
Кровь для разрушения, кровь для воссоздания. Королевская кровь их разрушила, и королевская же кровь их восстановила вновь. Кровь его отца.
Сэм посмотрел на Тачстоуна и подумал о том, как же он это сделал. Долгие недели кропотливой работы в полном одиночестве. Каждое утро Тачстоун брал серебряный нож с заклинаниями Хартии и вскрывал на своих ладонях порезы, едва затянувшиеся со вчерашнего дня. Эти шрамы покрыли его ладони белой сетью — от мизинца до кончика большого пальца. Тачстоун резал свои руки и произносил заклинания, чрезвычайно опасные для волшебника, не говоря уже об угрозе и тяжести, исходящих от разрушенных Камней. Да еще он не был до конца уверен в действенности своих заклинаний.
Но больше всего Сэма поражала сила крови, между прочим, той же самой, что текла и у него в жилах. Ему было странно, что его собственное сердце сродни Великим Камням. Как же невежествен он был в вопросах тайн Хартии! Почему члены Королевской семьи, Аборсены, Клэйр отличались по крови от остальных нормальных людей, и даже от других магов Хартии, чьей крови было достаточно, чтобы ломать или чинить Камни меньших размеров? Только три семьи принадлежали к Великим магам Хартии, они были сродни Великим Камням и Стене. Но почему? Почему их кровь содержала в себе магию Хартии и эту магию не мог скопировать никто другой, даже тот, кому была доступна общая Хартия?
Сэма всегда зачаровывала магия Хартии, особенно работа с ней, но чем больше он ее использовал, тем яснее сознавал, как мало он знает. Так много знаний было утрачено за двести лет междуцарствия. Тачстоун передавал своему сыну все, что знал сам, но Король специализировался на военной магии, а не на созидающей, не говоря уже о более глубоких материях. Тачстоун был внебрачным сыном Королевы. Когда она умерла, он стал Королевским гвардейцем, а не магом. После смерти Королевы с ним обошлись чудовищно жестоко. Его превратили в резную деревянную фигуру на носу корабля, и так он провел двести лет, пока Королевство постепенно не погрузилось в полный хаос.
Тачстоун был способен воссоздать Камни Хартии, так говорил он сам, потому что разрушенные Камни желали вернуть свою первоначальную форму. В самом начале он наделал много ошибок и выжил только благодаря тому, что сами Камни искусно поддерживали его душевные силы, но более ничего. Процесс их восстановления занял много месяцев и стоил Тачстоуну многих лет жизни. С тех пор он и начал седеть.
Плот прошел между двух колонн, и глаза Сэма постепенно привыкли к странному сумеречному освещению. Шесть Великих Камней Хартии, шесть бесформенных темно-серых монолитов. Их огромная масса странно смотрелась среди стройных светлых колонн. Камни стояли кольцом, между ними плавал плот. Но где же Сабриэль?
Внезапно грудь Сэма сжал страх. Он не видел матери и сейчас думал о том, как Мертвец Керригор принял свой бывший человеческий облик и утащил его бабушку Королеву. Может быть, и Тачстоун не настоящий, а нечто иное приняло его облик?
Вдруг на плоту впереди что-то шевельнулось. Сэм перестал дышать и понял, что все его страхи оправдались. То, что находилось на плоту, не было похоже на человека. Оно было ростом ему по пояс, не имело ни рук, ни ног, ни головы. Просто какая-то бесформенная глыба на том месте, где должна находиться его мать.
Вдруг Тачстоун толкнул его в спину, и от второго плота, как маленькая звездочка, отлетел светящийся знак Хартии. Он осветил все вокруг, и стало наконец видно, что на плоту Сабриэль. Она просто прилегла, а при их приближении села. Сабриэль была закутана в темно-синий плащ. Ее лицо было теперь освещено, и знакомая улыбка встречала их. Но Сабриэль выглядела усталой, Сэм никогда не видел ее такой. Мама всегда была бледной, но теперь лицо Сабриэль стало будто полупрозрачным, его черты были искажены едва сдерживаемой болью. Впервые Сэм заметил в волосах Сабриэль белые пряди, и его сердце вновь сжалось. Внезапно он осознал, что и у его матери есть возраст и она когда-нибудь состарится. У нее в руках не было колокольчиков, но футляр лежал рядом, чтобы их было легко достать в случае необходимости. Меч и сумка тоже были под рукой.
Плот Сэма скользнул между двух Камней внутрь круга. Трое пассажиров почувствовали внезапный прилив энергии, идущей от Великих Камней. Усталость и слабость наконец отступили, хотя и не полностью. Сэм ощутил, что страх и вина, мучившие его всю зиму, уменьшились. Он вдруг почувствовал себя гораздо увереннее, словно бы стал на минуту самим собой, только старше. Этого чувства он не испытывал с тех самых пор, как вышел на свою последнюю игру в крикет.
Два плота встретились. Сабриэль не стала подниматься на ноги, она протянула им навстречу руки и через секунду уже обнимала Эллимер и Сэма. Плоты угрожающе раскачивались и кренились.
— Эллимер! Сэмет!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
Вода, как обычно, была ледяной. Сэм макнул в нее руку, когда помогал отцу отвязать их плавательное средство, пришвартованное сбоку от дворцовых ступеней. Вода закапала с его пальцев, и знаки Хартии ярко вспыхнули в ней. Вся вода в Хранилище была пронизана магией от Великих Камней Хартии. Ближе к центру помещения вода становилась совсем уж волшебной и по мере приближения к Камням все более теплой. Самое же удивительное, что у самых Камней она не была даже мокрой.
Их судно представляло собой плот с позолоченными скрепами по углам. Таких плотов в Хранилище было два, но второй взяла Сабриэль. Она, наверное, уже была там, в центре зала, куда не проникал солнечный свет. Камни Хартии сияли миллионами знаков Хартии, знаки, переливаясь, текли по ним. Обычно знаки просто слабо поблескивали, но их не заглушал неяркий солнечный свет. Путники не видели этого сияния, пока не миновали третий ряд колонн и солнечный свет остался далеко позади.
Тачстоун взял веревку, положил руку на доски плота и прошептал лишь одно слово. Неподвижная поверхность воды подернулась рябью, и плот стал медленно поворачивать. В Хранилище не было течения, но плот двигался так, словно его что-то влекло — водные ли потоки, невидимая ли рука. Тачстоун, Сэм и Эллимер стояли близко друг к другу на самой середине плота, чтобы не нарушить равновесие.
Вот, подумал Сэм, точно так же его тетки и бабушка когда-то плыли навстречу Смерти. Стояли, наверное, на этом самом плоту, ничего не подозревали до самой последней минуты, когда на них бросился Керригор. Потом плот нашли и починили. А Керригор перерезал им горло, собрал их кровь в золотую чашу. Кровь была ему необходима для разрушения Великих Камней Хартии.
Кровь для разрушения, кровь для воссоздания. Королевская кровь их разрушила, и королевская же кровь их восстановила вновь. Кровь его отца.
Сэм посмотрел на Тачстоуна и подумал о том, как же он это сделал. Долгие недели кропотливой работы в полном одиночестве. Каждое утро Тачстоун брал серебряный нож с заклинаниями Хартии и вскрывал на своих ладонях порезы, едва затянувшиеся со вчерашнего дня. Эти шрамы покрыли его ладони белой сетью — от мизинца до кончика большого пальца. Тачстоун резал свои руки и произносил заклинания, чрезвычайно опасные для волшебника, не говоря уже об угрозе и тяжести, исходящих от разрушенных Камней. Да еще он не был до конца уверен в действенности своих заклинаний.
Но больше всего Сэма поражала сила крови, между прочим, той же самой, что текла и у него в жилах. Ему было странно, что его собственное сердце сродни Великим Камням. Как же невежествен он был в вопросах тайн Хартии! Почему члены Королевской семьи, Аборсены, Клэйр отличались по крови от остальных нормальных людей, и даже от других магов Хартии, чьей крови было достаточно, чтобы ломать или чинить Камни меньших размеров? Только три семьи принадлежали к Великим магам Хартии, они были сродни Великим Камням и Стене. Но почему? Почему их кровь содержала в себе магию Хартии и эту магию не мог скопировать никто другой, даже тот, кому была доступна общая Хартия?
Сэма всегда зачаровывала магия Хартии, особенно работа с ней, но чем больше он ее использовал, тем яснее сознавал, как мало он знает. Так много знаний было утрачено за двести лет междуцарствия. Тачстоун передавал своему сыну все, что знал сам, но Король специализировался на военной магии, а не на созидающей, не говоря уже о более глубоких материях. Тачстоун был внебрачным сыном Королевы. Когда она умерла, он стал Королевским гвардейцем, а не магом. После смерти Королевы с ним обошлись чудовищно жестоко. Его превратили в резную деревянную фигуру на носу корабля, и так он провел двести лет, пока Королевство постепенно не погрузилось в полный хаос.
Тачстоун был способен воссоздать Камни Хартии, так говорил он сам, потому что разрушенные Камни желали вернуть свою первоначальную форму. В самом начале он наделал много ошибок и выжил только благодаря тому, что сами Камни искусно поддерживали его душевные силы, но более ничего. Процесс их восстановления занял много месяцев и стоил Тачстоуну многих лет жизни. С тех пор он и начал седеть.
Плот прошел между двух колонн, и глаза Сэма постепенно привыкли к странному сумеречному освещению. Шесть Великих Камней Хартии, шесть бесформенных темно-серых монолитов. Их огромная масса странно смотрелась среди стройных светлых колонн. Камни стояли кольцом, между ними плавал плот. Но где же Сабриэль?
Внезапно грудь Сэма сжал страх. Он не видел матери и сейчас думал о том, как Мертвец Керригор принял свой бывший человеческий облик и утащил его бабушку Королеву. Может быть, и Тачстоун не настоящий, а нечто иное приняло его облик?
Вдруг на плоту впереди что-то шевельнулось. Сэм перестал дышать и понял, что все его страхи оправдались. То, что находилось на плоту, не было похоже на человека. Оно было ростом ему по пояс, не имело ни рук, ни ног, ни головы. Просто какая-то бесформенная глыба на том месте, где должна находиться его мать.
Вдруг Тачстоун толкнул его в спину, и от второго плота, как маленькая звездочка, отлетел светящийся знак Хартии. Он осветил все вокруг, и стало наконец видно, что на плоту Сабриэль. Она просто прилегла, а при их приближении села. Сабриэль была закутана в темно-синий плащ. Ее лицо было теперь освещено, и знакомая улыбка встречала их. Но Сабриэль выглядела усталой, Сэм никогда не видел ее такой. Мама всегда была бледной, но теперь лицо Сабриэль стало будто полупрозрачным, его черты были искажены едва сдерживаемой болью. Впервые Сэм заметил в волосах Сабриэль белые пряди, и его сердце вновь сжалось. Внезапно он осознал, что и у его матери есть возраст и она когда-нибудь состарится. У нее в руках не было колокольчиков, но футляр лежал рядом, чтобы их было легко достать в случае необходимости. Меч и сумка тоже были под рукой.
Плот Сэма скользнул между двух Камней внутрь круга. Трое пассажиров почувствовали внезапный прилив энергии, идущей от Великих Камней. Усталость и слабость наконец отступили, хотя и не полностью. Сэм ощутил, что страх и вина, мучившие его всю зиму, уменьшились. Он вдруг почувствовал себя гораздо увереннее, словно бы стал на минуту самим собой, только старше. Этого чувства он не испытывал с тех самых пор, как вышел на свою последнюю игру в крикет.
Два плота встретились. Сабриэль не стала подниматься на ноги, она протянула им навстречу руки и через секунду уже обнимала Эллимер и Сэма. Плоты угрожающе раскачивались и кренились.
— Эллимер! Сэмет!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112