Андрей Аливердиев
Проходящие сквозь
Знакомство.
Вот новый поворот, И мотор ревет.
Что он нам несет?
«Машина времени»
Началось все как-то просто и обыденно. Оттарабанив свои занятия в университете, я как обычно заглянул на аллейку к книжникам, узнать, нет ли чего-нибудь новенького. Как почти у всякого мыслящего человека иногда у меня возникали приступы поиска смысла жизни. И как раз тогда был такой приступ. А аллейка являлась, пожалуй, единственным местом, где можно было найти собеседников практически по всем вопросам. Эти книжники — весьма занятный народ. Да и покупатели иногда попадаются те еще. И порой на аллейке возникали диспуты, достойные Государственной Думы, или, скорее, Колизея. Конечно, я прекрасно знал о существовании множества групп, занимающихся по различным методикам, но войти в группу — всегда означило бы потерю свободы. Аллейка же для покупателей была местом, где все свободны и все мысли дозволены, как в Лондонском Гайд-парке.
— Фидель, привет, давненько тебя не было видно.
— Да все работа, работа. Есть что нового?
— Да вот Камаз никак не придет. Вот, кстати — интересуются тем же.
Широким жестом Гена представил мне стоящую рядом с ним пару девушек.
— Интересовались, нет ли у нас «Некрономикона». У тебя там не завалялся?
— Да, конечно, два. И еще один — на крыше. Самый некрономиконистый «Некрономикон» в мире.
Моя шутка возымела действие, и я был очень рад этому.
Девушки были весьма симпатичными. Я бы сказал красивыми. Особенно брюнетка, что была чуть ниже. Бледная кожа приятно контрастировала с черными волосами, а лицо, несмотря на слегка изогнутый нос, казалось лицом богини. Или, более правильно, Женщины с большой буквы. Лицу соответствовали и формы ее тела, умело подчеркнутые отлично сидевшим брючным костюмом.
И хотя я не мог видеть ее скрытых под темными очками глаз, я всем своим нутром чувствовал их притягательную силу.
Вторая девушка была чуть выше и крупнее. Объективно, и красивее. Если бы меня попросили охарактеризовать ее одним словом, я бы сказал — стерва. И не ошибся бы. Будь она одна, я даже не подумал бы о продолжении разговора.
Зачем терять время за совершенно беспонтовым делом. «Чтоб любить эти ножки, нужен белый „Кадиллак"“, или, по меньшей мере, длинный лживый язык. При отсутствии того и другого нечего и соваться. Нет, на худой конец, роль „Кадиллака“ мог бы сыграть, скажем, „Москвич“, но мне от этого было не легче, вследствие отсутствия наличия у меня и оного. И вообще, я отвлекся. А между тем брюнетка заинтересовала меня изрядно.
И, не хочу показаться нескромным, это было почти взаимно.
Мы познакомились. Брюнетку звали Юля, а шатенку — Лера. Наша беседа полилась в столь интересном русле, что продлилась значительно дольше, чем я мог бы рассчитывать. Девушки оказались весьма продвинутыми. Особенно брюнетка, которая была явным лидером. Кроме того, они выглядели настоящими заговорщиками, и в воздухе замаячили отголоски ночных шабашей и животрепещущих тайн. Так что мне не захотелось проходить мимо.
Как-то, само собой мы пришли к Юле в гости. Квартира была та еще. Во-первых, сразу было видно, что ее отец — археолог, а во-вторых, как-то явственно читалось отсутствие наличия сегодняшнего дня родителей.
— Родители погибли в катастрофе, — сказала она словно угадав мои мысли. Она не уточнила, о какой именно катастрофе шла речь, и я тоже не стал этого делать, ибо разговор пошел в другом русле. Однако отпечаток таинственности, связанной с ее родителями остался надолго.
Как это обычно бывает, мне показали старые фотографии и виньетки. И тут я отметил странные года окончания школы и института. Оказалось, что Юля была значительно старше, чем это виделось на первый взгляд. А именно, ей сейчас должно было быть тридцать два, хотя внешне трудно было дать больше двадцати пяти. Кроме того, под ее фотографией на школьной виньетке красовалась надпись Х. Гонсалес.
— Мой дед по отцу был мексиканский коммунист, бывший сапатист, эмигрировавший в СССР. Мама — русская.
— У меня тоже мама — русская, отец — юрист, — сострил я.
— Юрист — это национальность? — она сделала вид, что не поняла всем известной шутки.
— Нет, юрист — это состояние души, — ответил я, и, отводя разговор в другое русло, продолжил, — Всегда уважал Эмилиано Сапату.
— Ты так хорошо знаешь мексиканскую историю?
— Не так. Но таких героев, как Сапата, Тупак-Амару не знать грех.
— Хосе Габриэль Кондорканки или Тупак-Амару был перуанец.
Мы отлично продемонстрировали друг другу знание латиноамериканской истории. Два сноба-всезнайки. Тем лучше.
Юля мне нравилась, а любая общность здесь плюс.
— Конечно, а Че Гивара — кубинец. Но все они воевали за Свободу. Но не будем об этом. А кстати, Хэ — это Хулия?
— Ага, мои родители были злые люди, и назвали в честь прабабки. Я предпочитаю русскую фонему. И не надо спрашивать, почему.
Чего было спрашивать, и так все было ясно. Только очень злой человек мог назвать так в России свою дочь.
Интересно, я так и не назвал тогда свою национальность, но по имени это не трудно было догадаться.
Потом мы еще посидели, попили чай.
Втроем.

* * *
Возвращался домой я в приподнятом настроении. Это был новый поворот в моей жизни, которая, как я не пытался, до сих пор представляла собой череду серых и очень серых полос.
Посвящение.
Так ты не видел эту книгу — на, прочти.
Она полна нездешних грез и едкого тумана.
«Сплим»
На следующий день я вновь намылился в гости к Юле. Вообще-то я не большой любитель шастать по гостям, но на сей раз у меня была клгвая отмазка: как-то невзначай Юля сказала, что я — всегда желанный гость. А этим было просто грех не воспользоваться. Тем более, что… Но, ладно, не будем пока об этом.
Момент был выбран, прямо скажу, не очень. Юля возилась на кухне и не могла прерваться. Я предложил, было, ей помощь, от которой она поспешила отказаться, погнала меня в комнату, сказав, что сейчас освободиться, и, предложив посмотреть что-нибудь в ее библиотеке. А библиотека, скажу я вам, была потрясающая. Особенно касательно подборки книг по демонологии и оккультизму. Половина из этих книг была написана на английском и латыни. А несколько — вообще на непонятных языках. Вспоминалось, что ее отец был археологом.
И тут на журнальном столике я увидел книгу, которую Юля, вероятно, читала до моего прихода, а точнее до того как начала свою затею с пирожками. Я взял ее в руки и начал пролистывать. Я не был столь уж суеверным, но когда книга оказалась у меня в руках, по всему телу пробежала передергивающая холодная волна.
Книга состояла из двух частей. Первая представляла собой бессвязный дневник, вторая — собственно рукопись, название которой было вынесено на обложку.
1 2 3 4 5 6 7 8