- Так вы и лечите еще?
Здесь загалдели мои дамы, мол, он чудесным образом снимает
головную боль (скорее оригинальным) и снимает не только ее
(хорошо бы - только).
Жест получился императорским. Все смолкли.
Вы не ответили на мой вопрос.
- Пытаюсь.
Смущенным мужик не выглядел.
- И многих исцелили?
- Некоторых.
- Понимаю. Что за пустяки для человека, преподнесшего миру
перпетуум-мобиле. Извините - модифицированный перпетуум-мобиле.
Помолчали.
Молчать мужик умел.
Врать расхотелось.
- Приходите-ка еще через недельку. Не смотрел я ваш опус -
со временем туго.
- Знаю. У вас ведь важные дела.
И будь я проклят, если в глазах мужика не мелькнуло что-то
похожее на насмешку.
Тамара подхватила целителя под локоток и, тараторя,
заглядывая в лицо, повела к выходу.
Чего-то я не понимал. "Чайник" - существо трепетное. Нет у
него права на умный взгляд. Прибавьте темное место жительства,
замашки экстрасенса - чем черт не шутит!
Заглянуть в бумаги?
Черный портфель, словно подслушав мои думы, высунул свою
радостную морду. Я решительно нагнулся и со всего маху локтем
впечатался в острый угол стола.
- О, мама мия!
Я вдруг понял в с е. Еще презрительно кривил губы, еще
распинался на вольтовом столбе, а тайну мужика, секрет его
взгляда знал. Как только сразу не догадался? Он из староверов.
Будут очи лучиться, если не пить, не курить да телик сменить на
закаты.
Хорош редактор - чуть было не взялся за экспертизу вечного
двигателя! Локоть заныл нестерпимо. Слава Богу, я начальник, а
босс всегда может поднять себе тонус работой.
О, как я орал! Грозный и неумолимый, как железнодорожное
расписание, нависнув над бедными женщинами, я громыхал, я
указывал, я буквально стирал в порошок своих подчиненных. В
общем, руководил. Люся затихла мышонком. Тамара поедала меня
восхищенным взглядом. Она обожала такие минуты. Поставив своих
дам на место по крайней мере на год, я закопался в рукопись.
Прошло минут пять. По чадящей мастерской восемнадцатого
века разлился запах растворимого кофе и, растолкав тени мужиков
да баб, перед глазами нарисовалась джинсовая юбка. И девчачьи
коленки.
- Василий Сергеевич, - Люся заерзала на краешке стола.
- Чего?
- Ваш кофе и бутерброд.
- Спасибо.
- Василий Сергеевич, миленький, Посмотрите его бумаги...
Я потер локоть.
- И не подумаю.
- Хотя бы таблицы.
- Люся! Что сие значит?
- Я утром случайно заглянула в портфель, одним глазочком.
Знаете, после этого совсем зауважала - я там ничего не поняла!
Что-то о вакууме...
- Это все?
- В том-то и дело. В дырке подкладки я нашла его
моментальное фото. Никогда не догадаетесь, где он снят!
- Швы не забыла распороть?
Люсьен отмахнулась и для пущего эффекта вытаращила глазки
- зрелище, доложу вам, не для холостяков.
- Он снят на фоне Эйфелевой башни, Василий Сергеевич!
- Ясно. Там, слева, плюшевые львы должны быть - у
кооператоров снимался.
- Да ну вас. Это настоящий Париж - мне ли не знать. Париж
- это...
Кто есть и откуда пошли люди русские? Величайшая загадка
истории наполовину разгяснилась. Арии, сколоты, этруски
(этрусские!) - от них выводят славянские корни ученые мужи. Не
знаю. Насчет всех славян не уверен. Но прародину славянок укажу
- Лютеция.
- Париж, как интересно... - борясь с зевотой, я попытался
изобразить требуемую эмоцию.
Люсьен полностью утвердилась своим мини-плацдармом на
столе и болтала ногами.
- Итак, шеф, что будем делать?
Я посмотрел на коленки, на дверь.
- Хорошо, Люсечка. Возьму домой эту пор-р... этот портфель
и посмотрю, что он там наваял.
Удивительно, но до конца рабочего дня мы работали. Да я
еще часок прихватил. Не забыл и портфель.
Неделя промелькнула птицей в окне, утомив трудами и
ожиданием понедельника. Хорош денек для экзамена? Тут грудь
теснит, жена черная стала, а Игорек знай себе улыбочки строит,
сопляк. Что-то будет сегодня?
Дверь открылась, едва мои дамы упорхнули в универмаг,
ровно в полдень. Хоть часы сверяй. Чтобы не застонать, пришлось
ухватиться за челюсть.
- Прошу вас, усаживайтесь, - еле слепил улыбку на лице, -
надо всерьез обсудить вашу рукопись.
Надо ли говорить - я о ней вчистую забыл!
Мужик сел. Выглядел он не рассеянным, нет. Просто у него
были глаза человека, отправляющегося в очень дальнее
путешествие.
- Вы далеко не глупы - позвольте прямо сказать: вечный
двигатель невозможен. Это нарушение законов природы.
- Само собой. Но я...
- Будьте скромней. Выслушайте человека с высшим
техническим образованием.
И я пустился в рассуждения об энтропии, законах
термодинамики, принципе Паули и прочая. К концу лекции мой
лесник выглядел так, будто его приговорили к пожизненному
проживанию в городе.
- Все поняли?
- Да.
- Мой вам совет - займитесь тем, что умеете. Травки там
собирайте, зубы заговаривайте. Рукопись я завтра верну.
Гость покачал головой.
- Так вы за ней вернетесь?
- Может быть.
- И когда?
Он повернулся от двери.
- Лет эдак через двадцать.
- Простите...
- Эх вы! Последняя надежда была на вас, русских. А насчет
сына не волнуйтесь - все у него будет в порядке.
И ушел.
Впервые в жизни меня смогли напугать закидоном цыганского
пошиба. Всеми ребрами я почувствовал молотящее сердце.
Успокоился в восемнадцатом веке.
По приходу домой первым делом отыскал портфель, прихватил
мусорное ведро и направился к выходу. Историю вечного двигателя
надо было доводить до логического конца. Шаги внизу - легкие,
частые. По ступенькам взлетел Игорек.
- Пять! Собирайте на сельхозработы!
Когда переполох в квартире улегся, вспомнил о черном
портфеле.
Очнулся не скоро - за окном серел рассвет. Не читая,
перелистнул последние страницы и ... закурил. Всю жизнь я давил
в себе мечту о настоящем великом деле. Сколько лет боялся и
мучился, заставляя себя просто жить. Глупец. Судьба дарит один
шанс за жизнь. Такой шанс. Нет! Да-ри-ла.
Проект был не просто чудом, а вкуснейшим интеллектуальным
блюдом. Плавающие константы, условно-знаковая математика,
нестандартная топология, полтора мнимых измерения плюс совсем
уж непонятные навороты делали проект невероятно дерзким и
гармоничным.
Он не технологий искал, а нашего извечного презрения к
мировым законам. Где же тебя носила годков эдак восемьдесят
тому назад, родимый?
От внезапной мысли я усмехнулся. Экспертиза таки
состоялась!
1 2 3