Там вино, зелень, сыр, жареная дичь, мясо, хлеб, фрукты и даже десяток сигар. Всё это время человек в лиловой сутане стоит к нам спиной и греет руки у очага. Когда суета завершается, он взмахом руки удаляет всех из камеры и подходит ко мне:
— Ну, здравствуй, Андрей, — говорит он по-русски и откидывает капюшон, — Давай знакомиться. Я тот, кого вы называете епископом Маринелло.
Глава II
Ты при всех на меня накликаешь позор:
Я безбожник, я пьяница, чуть ли не вор!
Я готов согласиться с твоими словами,
Но достоин ли ты выносить приговор?
Омар Хайям
Молча разглядываю я нашего главного в этой Фазе врага. Впервые передо мной стоит деятель ЧВП собственной персоной, да ещё и сознаётся в этом.
Вопреки моим предположениям, Маринелло относительно молод. Ему лет около сорока, не больше. Хотя, судить о возрасте по внешнему виду у таких людей (людей ли?), занятие неблагодарное. Высокий лоб, длинные, прямые волосы каштанового цвета. Тонкий, с небольшой горбинкой, нос, чуть полная верхняя губа, мягкий подбородок. А вот глаза… Большие, тёмно-карие, они смотрят на меня без всякой злобы, с нескрываемым интересом и даже, по-моему, доброжелательно. Клянусь Временем, доброжелательно! В них я вижу всё, что угодно: и лёгкую грустинку, и безмерную усталость. Вот только ни злобы, ни ненависти в них я не вижу.
— Плохо иметь дело со слишком ретивым, слишком злопамятным, да ещё и не слишком умным подчинённым, не так ли, Андрей? — прерывает мои физиономические исследования Маринелло, — Он получил ясный приказ: «Доставить сюда графа Саусверка». Но ведь никто не поручал ему допрашивать тебя. Представляю, что было бы здесь, задержись я минут на тридцать. Вот уж, воистину, услужливый дурак опаснее врага. А он — действительно дурак. Ведь мог же он в прошлой операции отбить у вас ярла. А он даже не сумел понять толком, что и де Легар — тоже ваш агент. Упёрся в тебя и поплатился за это. Теперь захотел отомстить за позор поражения. Да мстить-то надо было по-другому! А он и здесь наломал дров. Герцога Солсбери упустил, бесценные документы позволил уничтожить. Кстати, здорово вы переиграли меня с засадой в порту! Признаюсь, здесь я прокололся. Ну, да, да! Что ты так смотришь на меня? Лорд-регент уже на пути в Англию, и мне его не достать. Можешь радоваться, вы снова победили, в этой операции. Однако присаживайся, пообедаем. Нам предстоит долгий разговор.
Он подаёт пример, усаживаясь за столик:
— Лично я голоден. Полагаю, что и у тебя, после такой напряженной работы, не слабый аппетит. Здесь хватит на двоих. Прошу.
Что ж, не буду заставлять упрашивать себя, тем более, что я действительно голоден. Да и кто знает, когда удастся поесть в следующий раз? Знаем мы эти приёмы: свирепый следователь, мягкий следователь; кнут, пряник… Всё-таки я плохо собой владею, всё-то у меня на морде написано, потому как Маринелло тут же говорит:
— Зря ты так думаешь. Дешевую игру и не играю. Вот мол, вырвал из лап палачей, а теперь задабривает, пытается в душу влезть. Ерунда! Я знаю, что тебя так дёшево не купишь. Лучше ешь спокойно, и не думай ни о чем плохом. Я тебя доставил сюда не для того, чтобы получать от тебя какую-либо информацию.
— А для чего?
— Для того, чтобы поговорить.
Ничего себе! Просто для того, чтобы поговорить. Как вам это нравится?
— Ты считаешь, что нам есть, о чем разговаривать? Да и что это за разговоры, когда одного из собеседников тащат силой, да ещё и пыточным арсеналом стращают. Чтобы поразговорчивее был, что ли? — усмехаюсь я, раздирая жареную перепёлку.
— Зря иронизируешь. Каким образом мы смогли бы ещё встретиться? Представь себе ситуацию: где-то в таверне к тебе подходит шевалье де Шом и говорит: «Господин лейтенант, с вами желает встретиться для приватной беседы епископ Маринелло. Вам будет угодно назначить место встречи, или вы последуете со мной в его резиденцию?» Какая будет твоя реакция? А поговорить нам есть о чем. Зря ты так скептически улыбаешься. Я считаю, что двум неглупым людям всегда есть о чем поговорить. Не знаю, какого мнения о себе ты, но я нас с тобой глупыми отнюдь не считаю. За двух неглупых людей! — Маринелло поднимает кубок.
— Допустим, — говорю я, поставив на стол пустой кубок, — Но прежде чем беседовать с кем-то, я должен знать, с кем. Хотя бы знать его имя. Ведь не Маринелло же ты на самом деле.
Он усмехается горькой усмешкой:
— Что в имени тебе моём? Что тебе это даст?
— Хотя бы видимость равноправия. Ты знаешь, кто я, а я — нет. Или даже имя твоё — страшная тайна?
Маринелло смеётся:
— Зачем же сразу так драматизировать? Никакой тайны нет, ларчик открывается просто. Моё настоящее имя для твоего языка настолько неудобопроизносимо, что мне будет доставлять мало радости наблюдать, как ты всякий раз насилуешь свои связки и язык.
— Но как-то я должен к тебе обращаться. Не называть же тебя всё время Маринелло.
— А называй, как хочешь. Ну, к примеру, Мефистофелем.
— Ха! Не слишком ли ты о себе высокого мнения? Ишь, куда хватил! Да какой ты, в Схлопку, Мефистофель? Меф, самое большее, Мефи!
— Пусть будет так. Я же сказал: называй меня, как тебе больше нравится. Хоть горшком назови, только в печку не ставь.
Тут он внезапно смеётся:
— Вижу по твоим глазам, что как раз в печку-то ты бы меня сейчас поставил с большим удовольствием. Ты знаешь, я готов многое для тебя сделать, но такую вот радость доставлять тебе не буду.
— Говоришь, что готов многое для меня сделать? Даже выпустить отсюда?
— И выпущу. Только сначала поговорим. А когда поговорим и всё решим, даю слово, выйдешь отсюда целым и невредимым.
— В таком случае, прежде чем мы начнём разговаривать, я хочу узнать, чем кончилась вся заварушка в «Сломанной подкове»? Кто-нибудь из моих людей уцелел? Или это секрет?
— Я уже говорил, что у меня от тебя нет никаких секретов. Я и сам только что хотел рассказать тебе всё. Из твоего отряда и отряда де Легара остались в живых четыре мушкетера и один гвардеец. В том числе и твои друзья: де Сен-Реми и Степлтон. Израненные, но живые. Кстати, мушкетеры, слов нет, прекрасные воины. Надо было мне летучие отряды из них комплектовать. Теперь о твоей подруге. Мушкетеры своими жизнями обязаны ей. Когда де Шом захватил тебя, он сразу утратил всякий интерес к исходу сражения и покинул постоялый двор. А твоя подруга сожгла все документы и ларец и, держа наготове бомбу, выглянула на площадку. Тебя она не увидела, послушала что творится внизу, покачала головой и на секунду задумалась. Потом она сотворила такое, отчего я сразу понял, что она тоже ваш агент. Я и раньше заподозрил её, когда увидел, как она владеет оружием: в этом мире женщины на такое не способны; но тут убедился окончательно. Она вся напряглась, глубоко вздохнула и пропала с экрана моего монитора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130
— Ну, здравствуй, Андрей, — говорит он по-русски и откидывает капюшон, — Давай знакомиться. Я тот, кого вы называете епископом Маринелло.
Глава II
Ты при всех на меня накликаешь позор:
Я безбожник, я пьяница, чуть ли не вор!
Я готов согласиться с твоими словами,
Но достоин ли ты выносить приговор?
Омар Хайям
Молча разглядываю я нашего главного в этой Фазе врага. Впервые передо мной стоит деятель ЧВП собственной персоной, да ещё и сознаётся в этом.
Вопреки моим предположениям, Маринелло относительно молод. Ему лет около сорока, не больше. Хотя, судить о возрасте по внешнему виду у таких людей (людей ли?), занятие неблагодарное. Высокий лоб, длинные, прямые волосы каштанового цвета. Тонкий, с небольшой горбинкой, нос, чуть полная верхняя губа, мягкий подбородок. А вот глаза… Большие, тёмно-карие, они смотрят на меня без всякой злобы, с нескрываемым интересом и даже, по-моему, доброжелательно. Клянусь Временем, доброжелательно! В них я вижу всё, что угодно: и лёгкую грустинку, и безмерную усталость. Вот только ни злобы, ни ненависти в них я не вижу.
— Плохо иметь дело со слишком ретивым, слишком злопамятным, да ещё и не слишком умным подчинённым, не так ли, Андрей? — прерывает мои физиономические исследования Маринелло, — Он получил ясный приказ: «Доставить сюда графа Саусверка». Но ведь никто не поручал ему допрашивать тебя. Представляю, что было бы здесь, задержись я минут на тридцать. Вот уж, воистину, услужливый дурак опаснее врага. А он — действительно дурак. Ведь мог же он в прошлой операции отбить у вас ярла. А он даже не сумел понять толком, что и де Легар — тоже ваш агент. Упёрся в тебя и поплатился за это. Теперь захотел отомстить за позор поражения. Да мстить-то надо было по-другому! А он и здесь наломал дров. Герцога Солсбери упустил, бесценные документы позволил уничтожить. Кстати, здорово вы переиграли меня с засадой в порту! Признаюсь, здесь я прокололся. Ну, да, да! Что ты так смотришь на меня? Лорд-регент уже на пути в Англию, и мне его не достать. Можешь радоваться, вы снова победили, в этой операции. Однако присаживайся, пообедаем. Нам предстоит долгий разговор.
Он подаёт пример, усаживаясь за столик:
— Лично я голоден. Полагаю, что и у тебя, после такой напряженной работы, не слабый аппетит. Здесь хватит на двоих. Прошу.
Что ж, не буду заставлять упрашивать себя, тем более, что я действительно голоден. Да и кто знает, когда удастся поесть в следующий раз? Знаем мы эти приёмы: свирепый следователь, мягкий следователь; кнут, пряник… Всё-таки я плохо собой владею, всё-то у меня на морде написано, потому как Маринелло тут же говорит:
— Зря ты так думаешь. Дешевую игру и не играю. Вот мол, вырвал из лап палачей, а теперь задабривает, пытается в душу влезть. Ерунда! Я знаю, что тебя так дёшево не купишь. Лучше ешь спокойно, и не думай ни о чем плохом. Я тебя доставил сюда не для того, чтобы получать от тебя какую-либо информацию.
— А для чего?
— Для того, чтобы поговорить.
Ничего себе! Просто для того, чтобы поговорить. Как вам это нравится?
— Ты считаешь, что нам есть, о чем разговаривать? Да и что это за разговоры, когда одного из собеседников тащат силой, да ещё и пыточным арсеналом стращают. Чтобы поразговорчивее был, что ли? — усмехаюсь я, раздирая жареную перепёлку.
— Зря иронизируешь. Каким образом мы смогли бы ещё встретиться? Представь себе ситуацию: где-то в таверне к тебе подходит шевалье де Шом и говорит: «Господин лейтенант, с вами желает встретиться для приватной беседы епископ Маринелло. Вам будет угодно назначить место встречи, или вы последуете со мной в его резиденцию?» Какая будет твоя реакция? А поговорить нам есть о чем. Зря ты так скептически улыбаешься. Я считаю, что двум неглупым людям всегда есть о чем поговорить. Не знаю, какого мнения о себе ты, но я нас с тобой глупыми отнюдь не считаю. За двух неглупых людей! — Маринелло поднимает кубок.
— Допустим, — говорю я, поставив на стол пустой кубок, — Но прежде чем беседовать с кем-то, я должен знать, с кем. Хотя бы знать его имя. Ведь не Маринелло же ты на самом деле.
Он усмехается горькой усмешкой:
— Что в имени тебе моём? Что тебе это даст?
— Хотя бы видимость равноправия. Ты знаешь, кто я, а я — нет. Или даже имя твоё — страшная тайна?
Маринелло смеётся:
— Зачем же сразу так драматизировать? Никакой тайны нет, ларчик открывается просто. Моё настоящее имя для твоего языка настолько неудобопроизносимо, что мне будет доставлять мало радости наблюдать, как ты всякий раз насилуешь свои связки и язык.
— Но как-то я должен к тебе обращаться. Не называть же тебя всё время Маринелло.
— А называй, как хочешь. Ну, к примеру, Мефистофелем.
— Ха! Не слишком ли ты о себе высокого мнения? Ишь, куда хватил! Да какой ты, в Схлопку, Мефистофель? Меф, самое большее, Мефи!
— Пусть будет так. Я же сказал: называй меня, как тебе больше нравится. Хоть горшком назови, только в печку не ставь.
Тут он внезапно смеётся:
— Вижу по твоим глазам, что как раз в печку-то ты бы меня сейчас поставил с большим удовольствием. Ты знаешь, я готов многое для тебя сделать, но такую вот радость доставлять тебе не буду.
— Говоришь, что готов многое для меня сделать? Даже выпустить отсюда?
— И выпущу. Только сначала поговорим. А когда поговорим и всё решим, даю слово, выйдешь отсюда целым и невредимым.
— В таком случае, прежде чем мы начнём разговаривать, я хочу узнать, чем кончилась вся заварушка в «Сломанной подкове»? Кто-нибудь из моих людей уцелел? Или это секрет?
— Я уже говорил, что у меня от тебя нет никаких секретов. Я и сам только что хотел рассказать тебе всё. Из твоего отряда и отряда де Легара остались в живых четыре мушкетера и один гвардеец. В том числе и твои друзья: де Сен-Реми и Степлтон. Израненные, но живые. Кстати, мушкетеры, слов нет, прекрасные воины. Надо было мне летучие отряды из них комплектовать. Теперь о твоей подруге. Мушкетеры своими жизнями обязаны ей. Когда де Шом захватил тебя, он сразу утратил всякий интерес к исходу сражения и покинул постоялый двор. А твоя подруга сожгла все документы и ларец и, держа наготове бомбу, выглянула на площадку. Тебя она не увидела, послушала что творится внизу, покачала головой и на секунду задумалась. Потом она сотворила такое, отчего я сразу понял, что она тоже ваш агент. Я и раньше заподозрил её, когда увидел, как она владеет оружием: в этом мире женщины на такое не способны; но тут убедился окончательно. Она вся напряглась, глубоко вздохнула и пропала с экрана моего монитора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130