— На фига им понадобилось хоронить здесь карликов, Джи-и-и-и-и-им? — протянула она со своим деревенским бристольским акцентом. Акцентом своих родителей.
— Ну, ты же знаешь, дере-евня, — протянул он в ответ.
Она не отводила взгляда от разбросанных вокруг белых предметов.
— В высшей степени необычно. Элвису понравится.
Она обняла его. Он поцеловал ее в ухо влажными губами.
— Пойдем поедим чего-нибудь, — предложила она.
— Я хочу еще часок покопать. Как у вас там говорят, задето мое любопытство.
— Хорошо.
Она вернулась в дом и стала смотреть, как рисует Сэм; он все время что-то бормотал.
* * *
Джеймс копал. Кости были повсюду. Оказалось, он выкопал канаву гораздо дальше, чем лежала аккуратная линия перевернутого дерна. Овцы с соседнего поля собрались у выбоины, пробитой Сэмом в стене. И смотрели.
Овечьи кости, сказал он сам себе. Просто овечьи кости.
Почему?
Слишком маленькие для человеческих (если, конечно, это не кости детей). Слишком маленькие. Кости крохотных существ. Зачем кому-то понадобилось хоронить крохотных существ? Его мысли лихорадочно вертелись вокруг этой темы.
Он копал все быстрее, с яростью втыкая лопату в липкую вязкую глину. Овцы смотрели на него мертвыми глазами, бесчисленное количество пустых черных маленьких глаз. Они принялись толкать друг дружку; их уши стояли торчком, шеи были вытянуты вперед.
Он бросил лопату и поднял с земли одну из костей. Она наполовину почернела. Жареное мясо. Вот что это такое. Здесь жарили мясо, а кости закапывали.
Сэм рисовал дом. Из трубы шел дым. Адель удивленно наблюдала за ним. Дыма было очень уж много.
Черных костей оказалось очень много, концы некоторых из них были обугленными и крошились. Овцы тихонько блеяли, толкаясь и напирая на стену. Такой странный обычный овечий крик: «бе-е-е-е»: больше похоже на «ме-е-е». «Me». Такой звук издают младенцы. Когда им что-то не нравится. Когда, например, кто-то делает им больно. Сжигает их...
Он покачал головой и поднял лопату с земли. Сэм макнул кисточку в воду; вода в волшебной баночке стала очень мутной. Он снова потянулся к черной краске. Побольше дыма, но теперь не из трубы, а из одного из окон на последнем этаже. Он бормотал все громче, и у Адель опять закружилась голова.
«Не прикасайся к ним!»
«Ме-е-е-е!»
Джеймс перевернул лопатой что-то более тревожное, чем белые кости. Что-то голубое. Небесно-голубое. Он поднял это с земли и увидел, что это шерсть. Кусок шерстяной материи. Обугленный.
«Ме-е-е-е!»
Он застыл с голубым куском шерстяной ткани в руках. Адель увидела, как Сэм бросил кисть, брызнув еще больше дыма на чернейшее небо, выбежал из кухни, распахнул дверь и побежал по полю.
Джеймс швырнул кусок материи с обрыва в море, обернулся и увидел, что Сэм вернулся и роется в липкой земле.
— Сэм? — удивился Джеймс. — Что ты здесь делаешь?
Адель смотрела на них с порога; ее сознание заполнилось черным дымом.
— Он испугался их, — сказал Сэм, — он подумал, что это — злые духи. А они испугались его. Они кричали. Вот так.
Сэм взял в обе руки кости, открыл рот и закричал. Над полями разнесся безумный визгливый вопль ужаса. Он набрал еще воздуха и заорал снова. Это был дикий, нечеловеческий, свирепый первобытный вопль. Джеймс схватил его, и Сэм вдруг обмяк и рухнул на кучу костей.
Мясо на ребрышках с соусом чили.
Адель рванулась к нему, смутно чувствуя, как на нее из-за стены настороженно смотрят черно-белые морды.
Джеймс двинулся ей навстречу, держа на руках Сэма, словно тюк с бельем.
— Беги звони доктору. С ним что-то вроде...
— Здесь нет телефона! Нет телефона! О Господи!
— Адель. — Джеймс говорил громко, но не кричал. — Сходи к Льюину и позвони доктору.
— Может быть, мне лучше остаться с Сэмом? О Господи, да что же это с ним? Почему он кричит?
— Нет. Я останусь с Сэмом. Иди звони.
Адель бегло глянула на Сэма, дотронулась до его головы, а потом Джеймс пошел мимо нее, и она побежала по полю. Она отметила, что овцы разошлись. Больше не на что было смотреть. Все кончилось.
Джеймс отнес Сэма в дом и понял, что ему некуда его положить. Ни дивана, ни кресла. В гостиной вообще не было мебели. Он прошел в кухню и, расчистив место среди красок и кистей, положил сына на стол, хотя чувствовал, что этого нельзя делать. Тело было абсолютно обмякшее. Казалось, что он крепко спит. В уме всплывали обрывки полузабытых слов: эпилепсия, нарколепсия, истерический паралич. Может быть, он просто потерял сознание, словно викторианские женщины, когда их пугали до смерти. Прежде чем закричать, он что-то бормотал о том, что испугался. Могут ли люди терять сознание от страха?
Джеймс смотрел на своего сына, скорчившегося на столе, и пытался заставить себя думать. За то время, пока сюда доберется врач или «скорая помощь», он может сам доехать до Фишгарда. Если необходима срочная медицинская помощь, то будет лучше именно так и сделать, а не заставлять других сначала ехать сюда, а потом обратно. Казалось, было чудовищной ошибкой стоять просто так и смотреть, как мальчик лежит на кухонном столе. Он может оставить Адель записку. Джеймс кинулся искать ручку и бумагу и увидел рисунок Сэма на полу. Дым. Он поднял с пола влажную кисть и написал на обратной стороне рисунка огромными расплывающимися черными буквами:
УВЕЗ ЕГО В ФГРД. ЖДИ У ЛЬЮИНА, ПОЗВОНЮ.
Он начал шарить по карманам в поисках ключей. Вспомнил, что оставил их в куртке. Где эта чертова куртка? Ты сбросил ее у отстойника. У ямы. Он выбежал из дома и побежал вдоль гряды перевернутой земли. Коричнево-зеленый анорак лежал у края выкопанной им ямы. Вокруг уныло валялись кости. Он схватил куртку и бросился назад.
Сэм уже сидел и тер руками глаза.
— Сэм?
— Что?
Сэм посмотрел на него мутным раздраженным взглядом, как всегда бывало, когда он просыпался.
— Как ты себя чувствуешь?
— Горло болит. Я рисовал, а потом упал в яму. Теперь болит горло.
Это от воплей. Интересно, он помнит, как кричал?
— И все? — спросил Джеймс и сделал шаг в его сторону, испытывая необъяснимое нежелание подходить слишком близко.
— Кроме горла, у тебя ничего не болит?
— Ничего. Кто это был возле ямы?
Что?
— Что ты имеешь в виду? — Джеймс подошел к столу и сел у ног Сэма.
— Какой-то человек стоял возле ямы. У него была палка.
Сэм с трудом держал глаза открытыми, как будто хотел спать. Джеймс внимательно смотрел на него.
— Сэм, это я стоял возле ямы. У меня была палка. Я копал. Помнишь?
— Нет, это не ты, — сказал Сэм, сердито покачав головой. — Это был другой человек. У него была палка. Почему я на столе?
— Я хочу отвезти тебя в город. Не хочешь покататься?
— Ладно, только мне хочется спать. Сейчас поздно?
— Пойдем, шеф.
Джеймс помог ему сползти со стола, и мальчик неуверенно встал на ноги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
— Ну, ты же знаешь, дере-евня, — протянул он в ответ.
Она не отводила взгляда от разбросанных вокруг белых предметов.
— В высшей степени необычно. Элвису понравится.
Она обняла его. Он поцеловал ее в ухо влажными губами.
— Пойдем поедим чего-нибудь, — предложила она.
— Я хочу еще часок покопать. Как у вас там говорят, задето мое любопытство.
— Хорошо.
Она вернулась в дом и стала смотреть, как рисует Сэм; он все время что-то бормотал.
* * *
Джеймс копал. Кости были повсюду. Оказалось, он выкопал канаву гораздо дальше, чем лежала аккуратная линия перевернутого дерна. Овцы с соседнего поля собрались у выбоины, пробитой Сэмом в стене. И смотрели.
Овечьи кости, сказал он сам себе. Просто овечьи кости.
Почему?
Слишком маленькие для человеческих (если, конечно, это не кости детей). Слишком маленькие. Кости крохотных существ. Зачем кому-то понадобилось хоронить крохотных существ? Его мысли лихорадочно вертелись вокруг этой темы.
Он копал все быстрее, с яростью втыкая лопату в липкую вязкую глину. Овцы смотрели на него мертвыми глазами, бесчисленное количество пустых черных маленьких глаз. Они принялись толкать друг дружку; их уши стояли торчком, шеи были вытянуты вперед.
Он бросил лопату и поднял с земли одну из костей. Она наполовину почернела. Жареное мясо. Вот что это такое. Здесь жарили мясо, а кости закапывали.
Сэм рисовал дом. Из трубы шел дым. Адель удивленно наблюдала за ним. Дыма было очень уж много.
Черных костей оказалось очень много, концы некоторых из них были обугленными и крошились. Овцы тихонько блеяли, толкаясь и напирая на стену. Такой странный обычный овечий крик: «бе-е-е-е»: больше похоже на «ме-е-е». «Me». Такой звук издают младенцы. Когда им что-то не нравится. Когда, например, кто-то делает им больно. Сжигает их...
Он покачал головой и поднял лопату с земли. Сэм макнул кисточку в воду; вода в волшебной баночке стала очень мутной. Он снова потянулся к черной краске. Побольше дыма, но теперь не из трубы, а из одного из окон на последнем этаже. Он бормотал все громче, и у Адель опять закружилась голова.
«Не прикасайся к ним!»
«Ме-е-е-е!»
Джеймс перевернул лопатой что-то более тревожное, чем белые кости. Что-то голубое. Небесно-голубое. Он поднял это с земли и увидел, что это шерсть. Кусок шерстяной материи. Обугленный.
«Ме-е-е-е!»
Он застыл с голубым куском шерстяной ткани в руках. Адель увидела, как Сэм бросил кисть, брызнув еще больше дыма на чернейшее небо, выбежал из кухни, распахнул дверь и побежал по полю.
Джеймс швырнул кусок материи с обрыва в море, обернулся и увидел, что Сэм вернулся и роется в липкой земле.
— Сэм? — удивился Джеймс. — Что ты здесь делаешь?
Адель смотрела на них с порога; ее сознание заполнилось черным дымом.
— Он испугался их, — сказал Сэм, — он подумал, что это — злые духи. А они испугались его. Они кричали. Вот так.
Сэм взял в обе руки кости, открыл рот и закричал. Над полями разнесся безумный визгливый вопль ужаса. Он набрал еще воздуха и заорал снова. Это был дикий, нечеловеческий, свирепый первобытный вопль. Джеймс схватил его, и Сэм вдруг обмяк и рухнул на кучу костей.
Мясо на ребрышках с соусом чили.
Адель рванулась к нему, смутно чувствуя, как на нее из-за стены настороженно смотрят черно-белые морды.
Джеймс двинулся ей навстречу, держа на руках Сэма, словно тюк с бельем.
— Беги звони доктору. С ним что-то вроде...
— Здесь нет телефона! Нет телефона! О Господи!
— Адель. — Джеймс говорил громко, но не кричал. — Сходи к Льюину и позвони доктору.
— Может быть, мне лучше остаться с Сэмом? О Господи, да что же это с ним? Почему он кричит?
— Нет. Я останусь с Сэмом. Иди звони.
Адель бегло глянула на Сэма, дотронулась до его головы, а потом Джеймс пошел мимо нее, и она побежала по полю. Она отметила, что овцы разошлись. Больше не на что было смотреть. Все кончилось.
Джеймс отнес Сэма в дом и понял, что ему некуда его положить. Ни дивана, ни кресла. В гостиной вообще не было мебели. Он прошел в кухню и, расчистив место среди красок и кистей, положил сына на стол, хотя чувствовал, что этого нельзя делать. Тело было абсолютно обмякшее. Казалось, что он крепко спит. В уме всплывали обрывки полузабытых слов: эпилепсия, нарколепсия, истерический паралич. Может быть, он просто потерял сознание, словно викторианские женщины, когда их пугали до смерти. Прежде чем закричать, он что-то бормотал о том, что испугался. Могут ли люди терять сознание от страха?
Джеймс смотрел на своего сына, скорчившегося на столе, и пытался заставить себя думать. За то время, пока сюда доберется врач или «скорая помощь», он может сам доехать до Фишгарда. Если необходима срочная медицинская помощь, то будет лучше именно так и сделать, а не заставлять других сначала ехать сюда, а потом обратно. Казалось, было чудовищной ошибкой стоять просто так и смотреть, как мальчик лежит на кухонном столе. Он может оставить Адель записку. Джеймс кинулся искать ручку и бумагу и увидел рисунок Сэма на полу. Дым. Он поднял с пола влажную кисть и написал на обратной стороне рисунка огромными расплывающимися черными буквами:
УВЕЗ ЕГО В ФГРД. ЖДИ У ЛЬЮИНА, ПОЗВОНЮ.
Он начал шарить по карманам в поисках ключей. Вспомнил, что оставил их в куртке. Где эта чертова куртка? Ты сбросил ее у отстойника. У ямы. Он выбежал из дома и побежал вдоль гряды перевернутой земли. Коричнево-зеленый анорак лежал у края выкопанной им ямы. Вокруг уныло валялись кости. Он схватил куртку и бросился назад.
Сэм уже сидел и тер руками глаза.
— Сэм?
— Что?
Сэм посмотрел на него мутным раздраженным взглядом, как всегда бывало, когда он просыпался.
— Как ты себя чувствуешь?
— Горло болит. Я рисовал, а потом упал в яму. Теперь болит горло.
Это от воплей. Интересно, он помнит, как кричал?
— И все? — спросил Джеймс и сделал шаг в его сторону, испытывая необъяснимое нежелание подходить слишком близко.
— Кроме горла, у тебя ничего не болит?
— Ничего. Кто это был возле ямы?
Что?
— Что ты имеешь в виду? — Джеймс подошел к столу и сел у ног Сэма.
— Какой-то человек стоял возле ямы. У него была палка.
Сэм с трудом держал глаза открытыми, как будто хотел спать. Джеймс внимательно смотрел на него.
— Сэм, это я стоял возле ямы. У меня была палка. Я копал. Помнишь?
— Нет, это не ты, — сказал Сэм, сердито покачав головой. — Это был другой человек. У него была палка. Почему я на столе?
— Я хочу отвезти тебя в город. Не хочешь покататься?
— Ладно, только мне хочется спать. Сейчас поздно?
— Пойдем, шеф.
Джеймс помог ему сползти со стола, и мальчик неуверенно встал на ноги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71