— Ну, погоди, — тихо произнес он, наклонясь к Бобу, — дома я поговорю с тобой!
— Командир, — шепотом попытался оправдаться Хоутон, — ну что там было особенного: веселая компания и только!
— Стоп: на нас смотрят — танцуй! — И дружески обняв Боба, так что у того хрустнули косточки, Шелест громко сказал, обращаясь к хозяевам: — Наш Хоутон — неисправимый любитель старины… Он показал Юль кадры старого фильма…
— Командир, — повернулся к Шелесту Боб, оттирая внезапно взмокревший лоб, — у меня с собой большинство кристаллов — американский ультрамодерный джаз. Как быть? Предметная музыка…
— Выбери полегче, что ж теперь делать, В следующий раз — советуйся. Извините, ани, это мы обсудили, что вам предложить послушать… — по-гаянски объяснил он Гану.
— Да, пожалуйста, — наклонился долгожитель.
Боб, хотя и неплохо владеющий русским, понял слова Шелеста в смысле «самая легкая музыка» и с удовольствием кинул в кристаллофон синюю сверкающую горошину.
Из аппарата вырвался дьявольский вопль, паровозное шипение и ритмичное постукивание костей: началась знаменитая «Чечетка в аду»!
Даже я отвернулся и посмотрел на командира. Андрей побледнел и опустил голову. Боб выключил кристаллофон, растерянно поморгал и торопливо заменил запись
— Вальс… — хрипло объявил он.
Визит наш затянулся до часа ночи, и всем было весело. На прощание отведали гаянского освежающего чая, густого и кисловатого, и поднялись…
Домой нас вызвалась доставить Эла — Ган остался немного поработать. Мы спустились на лифте, вышли на улицу и, несмотря на поздний час, увидели массу гуляющих Небоскребы фосфоресцировали в темном небе всеми цветами — светящиеся краски, прозрачные днем, сейчас превратили их в горящие факелы самых необыкновенных форм.
Улицы залиты белым светом, а в небе пляшут, мерцают, вращаются, взрываются и гаснут, рассыпаясь на тысячи осколков, декоративные разноцветные огни.
Мы впервые знакомимся с гаянским искусством светописи. Несмотря на калейдоскопичность этого феерического зрелища, легко различаешь, что мириады огней составляют нечто огромное целое — одни орнаменты сменяют другие. Вслед за ними в высоте появляются целые огненные картины — жанровые и бытовые сценки, их сменяют дружеские шаржи и острые карикатуры, вызывающие общий смех, но еще не совсем понятные нам.
На фасадах домов сияют неподвижные (чтобы не отвлекать внимания от основной программы) названия кафе и… рекламы! Последнее так удивило нас, что мы обратились за разъяснением к Эле.
— Да, реклама, — согласилась она. — У нас нет магазинов в вашем смысле, но ведь остались ателье и «Дома необходимых вещей» различных назначений. Реклама помогает найти нужный дом или ателье, да и приятнее заходить, когда вокруг нарядно и празднично.
Видя, что нас заинтересовала ночная столица, Эла предложила пройтись до ближайшей площади и там взять свободный Гравитомобиль. Прохожие узнавали нас, радостно приветствовали, так что мы устали поднимать руки и отвечали им кивком головы, улыбкой или взглядом.
Вообще суетливость, беготня, громкий, обращающий на себя внимание разговор считались признаком дурного тона. Только неуемное любопытство гаянцев было, пожалуй, единственным, что порой лишало их внутреннего равновесия и сдержанности. Но и на этот раз никто не подошел к нам с расспросами, не просил автографа Зато фотографировали нас чуть ли не на каждом шагу.
— Я чувствую, как худею, растворяясь в снимках, — смеялся Хоутон.
— Столько людей в поздний час… — заметил Евгений Николаевич, привыкший проводить ночи в обсерватории и потому удивленный больше всех.
— Гаянцы любят ночь, — ответила Эла. — Сегодня же в небе соревнование художников света, и всем хочется посмотреть и оценить их мастерство.
— Оценить? — переспросил практичный Боб.
— Да. Многие зрители сообщат свое мнение в вычислительный центр, который и определит, кому присудить победу.
Зашел разговор о земной культуре, искусстве, особенно о литературе.
— Скажи, ани, почему ты взял с собой только одну книгу? — спросила меня Эла, вспомнив рассказ Шелеста о нашей подготовке к вылету в Москве.
— Командир предупредил, что можно взять из личных вещей лишь несколько сувениров… Я выбрал часы, фотографии и эту книгу…
— Значит, самую любимую?
— Да, Эла. Ее написал Александр Грин, большой человеколюб и выдумщик…
— Я прошу, ани, — Эла умоляюще посмотрела на меня, — читай и переводи ее мне. Ладно? Хочу знать, что написано в ней.
— Ладно, Эла.
Побродив немного, мы подошли на площади к первому попавшемуся Гравитомобилю и улетели.
В машине, бесшумно летящей в ночном разукрашенном небе, мы почему-то притихли. Эла не прерывала наших раздумий: мы уже стали привыкать к деликатности Гаянцев, к их умению угадывать тональность настроения.
Лишь когда Гравитомобиль опустился у нашей виллы на берегу озера Лей, Эла обняла нас поочередно и с не свойственной ей грустью сказала:
— У меня три таких сына… Очи улетели вместе. В космос. А в Будущее нельзя смотреть, как в зеркало… Навещайте нас, ани, когда захотите.

Глава восьмая
ДВОРЕЦ ЧЕЛОВЕКА
1
Сегодня наше первое выступление в Народном Совете. За нами прилетел Рат.
— Ты решил стать нашим постоянным водителем? — улыбнулся Боб.
— Я с целью выпросил эту должность, — признался Рат. — Не только мне, но и моей машине полезны встречи с землянами… Расширяется диапазон испытания гравитомобиля, ани.
Вскоре прилетел Ган.
— Долгожитель, — сказал Шелест, — свой первый официальный визит в столицу нам хотелось бы начать с посещения Пантеона.
— Прекрасно, ани! Уважение к предкам — дорогая для Гаянцев традиция. Я разрешил сегодня аппаратуру связи в наших гравитомобилях и в общественных местах включить в общую вещательную сеть. За нами наблюдает Гаяна, ани.
Шелест невольно окинул взглядом себя и нас: мы были одеты в превосходные черные «земные» костюмы, в шляпах, при галстуках — таково было распоряжение командира, пожелавшего представить свой экипаж, так сказать, в форме номер один.
Я и Глебов, вероятно, показались ему безупречными, но Хоутон расстегнул воротничок и приспустил узелок галстука Шелест моргнул ему, и сметливый Боб поспешно придал своему «ошейнику» — как он с искренним негодованием величал эту опору мужской респектабельности — должное положение.
— Здесь вмонтирована киносъемочная аппаратура? — спросил Рат, рассматривая бриллиантовую булавку, которую Боб переставил на галстуке.
— Это… — Хоутон запнулся, глянул на командира и мужественно признался: — Нет, украшение.
Рат не совсем понял, но вежливо улыбнулся и переключил свое внимание на сияющие запонки Боба. Рыжая шевелюра нашего друга возмущенно встопорщилась, как у дикобраза, но строгий взгляд командира как бы вновь пригладил ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47