Если б даже он узнал голос Эмилии, он побоялся бы при таких условиях отвечать ей в пристутствии стражи, караулившей его темницу.
То, чего она еще недавно так горячо желала, теперь привело ее в ужас: она страшилась удостовериться, что Валанкур находится близко от нее, и в то время как ей хотелось избавиться от опасения за него, она все-таки втайне бессознательно питала надежду скоро увидеться с возлюбленным.
Она просидела у окна, прислушиваясь, до позднего часа: ночной воздух стал свежеть, и на одной из самых высоких гор на востоке загорелся отблеск утренней зари. Истомленная усталостью, Эмилия легла в постель, но не могла заснуть — радость, любовь, сомнения и страхи всю ночь не давали ей покоя. Наконец она поднялась с постели и открыла окно, прислушиваясь; потом в волнении заходила взад и вперед по комнате и опять положила утомленную голову на подушку. Никогда еще время не тянулось для нее так бесконечно долго, как в эту тревожную ночь. Под утро она стала ждать Аннету, надеясь, что она положит конец ее мучительной неизвестности.
ГЛАВА XXXI
Когда бы можно было ухом уловить
Блеяние овец, под вечер загнанных в закуты,
Иль звук пастушьего рожка,
Иль из сторожки свист, иль пенье петуха, —
Все это было б утешеньем, отрадою для нас
В этой угрюмой, мрачной башне.
Мильтон
Утром Эмилию успокоила Аннета, чуть свет прибежавшая к ней.
— Нечего сказать, славные тут дела творятся, барышня! — затараторила она, войдя в комнату. Вы боялись одни оставаться, барышня, небось дивились, куда это я запропастилась?
— Правда, я тревожилась и за тебя и за себя, — созналась Эмилия. — Скажи, что тебя так задержало?
— Вот это самое и я ему говорила, да все напрасно! Право же, я не виновата — не могла вырваться на свободу… Этот проказник Людовико опять запер меня на ключ.
— Запер тебя? — с неудовольствием отозвалась Эмилия. — Как это ты позволяешь Людовико запирать себя?
— Святые угодники! — воскликнула Аннета. — Ну что ж я могу поделать? Коли он запер дверь, а ключ положил себе в карман, не могу же я выскочить из окошка? Положим, я бы и это сделала, но все окна помещаются так высоко, до рамы не достанешь, а если б и могла я достать, все равно, шею бы себе сломала, выскакивая. Но вы, конечно, знаете, барышня, какая сумятица шла у нас в замке всю ночь напролет? Небось слыхали шум?
— Что же — они ссорились между собой?
— Какое, барышня! не ссорились они, не дрались, а выходило еще хуже — все синьоры перепились, даже и дамы эти нарядные все были навеселе! Я же с первого взгляда догадалась, что эти их шелка да кружева и дорогие вуали, — у них вуали-то серебром шиты, барышня, — не к добру! Я знала, что это за птицы!
— Боже милостивый! — воскликнула Эмилия, — что будет со мною!
— Вот это самое сказал про меня Людовико: «Боже милостивый, — говорит, — что станется с тобою, коли ты будешь бегать по всему замку среди этих пьяных синьоров!» О, говорю я, мне нужно только добежать до комнаты моей молодой
госпожи: мне придется пройти по сводчатому коридору, пересечь главные сени, подняться по мраморной лестнице, потом пройти по северной галерее, потом через западный флигель замка, и вот я мигом там. «Ишь ты, — говорит, — какая прыткая! а что с тобой будет, если ты повстречаешься по дороге с кем-нибудь из этих благородных кавалеров?» Ладно, говорю, если ты думаешь, что мне опасно идти одной, так пойдем вместе, — ты защитишь меня: я не боюсь, когда ты со мной. «Как бы не так, — говорит, — я только что поправился от одной раны, с какой же стати я стану лезть в драку? Если встретит тебя кто-нибудь из кавалеров, они затеют со мной драку. Нет, нет, — говорит, — я не пущу тебя сегодня, Аннета! Оставайся здесь, в этой комнате». Я и говорю ему…
— Хорошо, хорошо, — нетерпеливо прервала ее Эмилия, — значит, он запер тебя?
— Ну да, запер, как я ни спорила. Катерина, я и он — все втроем так и просидели всю ночь, не ложась. Не прошло и нескольких минут, как я уже не жалела об этом: синьор Верецци пронесся по коридору, словно бык бешеный; он ошибся дверью, думал, что это каморка старого Карло, и стал ломиться в дверь к Людовико, кричать и требовать еще вина. Все, что им поставили, было осушено до дна, а он, дескать, умирает от жажды… Мы все притихли; пусть себе думает, что никого нет за дверью; но синьор был похитрее нас, он не уходил и все кричал: «Выходи, мой старый герой! Здесь нет врагов, нечего тебе прятаться, выходи, мой храбрый Стюарт!» Тут как раз старик Карло отворил свою дверь и вышел с бутылкой в руках. Как только синьор увидал его, так сразу присмирел и пошел за ним, как собака за мясником. Все это я подсмотрела в замочную скважану. А Людовико и смеется: «Ну, что, говорит, Аннета, не выпустить ли тебя в коридор?» — Ах, нет, говорю, боюсь я…
— Мне необходимо расспросить тебя кое о чем другом, — прервала ее Эмилия, которой наскучила эта болтовня. — Не знаешь ты, нет ли пленных в замке и не заключены ли они в этой половине?
— Я не видала, барышня, как вернулся первый отряд из гор, а второй еще не пришел; я и не знаю, есть ли теперь пленные. Но отряд ожидают сегодня вечером, либо завтра, тогда я, может быть, узнаю.
Эмилия спросила, не слыхала ли она от слуг о пленных.
— Ах, барышня, — лукаво проговорила Аннета, — мне кажется, вы все думаете о мосье Валанкуре и не попал ли он в те войска, которые, говорят, пришли с нашей родины воевать с здешним государством; вы думаете, может, его захватили в плен наши молодцы? О, Господи, то-то бы я обрадовалась, кабы так вышло!
— В самом деле, ты была бы рада? — спросила Эмилия тоном печальной укоризны.
— Да еще бы нет!, сударыня, — отвечала Аннета; а вы-то разве не были бы довольны повидаться с синьором Валанкуром? Лучшего шевалье я и не видывала; я ужасно как уважаю его!..
— Это и видно, что уважаешь, — заметила Эмилия, — коли желаешь видеть его пленником.
— Ну что ж, что пленником! все равно, я рада бы повидаться с ним. Еще намедни он мне приснился, будто въезжает к нам во двор в коляске шестерней, а сам при шпаге и в расшитом камзоле, словно принц: ведь таков он и есть на самом деле!
Эмилия не могла не улыбнуться такому представлению Аннеты о Валанкуре и повторила свой вопрос, не слыхала ли она чего от слуг о пленниках?
— Нет, барышня, не приводилось; за последние дни у них только и разговоров, что о привидении, которое бродит ночью по укреплениям и пугает часовых до обморока. Говорят, оно пронеслось как пламя, все попадали перед ним и лежали, пока не опомнились; а когда оно скрылось, тогда солдаты стали подымать друг дружку, как могли проворней. Вот вы не верили, барышня, когда я показывала вам ту пушку, у которой всегда являлось привидение!
— Охота тебе, Аннета верить глупым россказням! — сказала Эмилия, улыбаясь тому, как раздули происшествие, которое она видела собственными глазами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119
То, чего она еще недавно так горячо желала, теперь привело ее в ужас: она страшилась удостовериться, что Валанкур находится близко от нее, и в то время как ей хотелось избавиться от опасения за него, она все-таки втайне бессознательно питала надежду скоро увидеться с возлюбленным.
Она просидела у окна, прислушиваясь, до позднего часа: ночной воздух стал свежеть, и на одной из самых высоких гор на востоке загорелся отблеск утренней зари. Истомленная усталостью, Эмилия легла в постель, но не могла заснуть — радость, любовь, сомнения и страхи всю ночь не давали ей покоя. Наконец она поднялась с постели и открыла окно, прислушиваясь; потом в волнении заходила взад и вперед по комнате и опять положила утомленную голову на подушку. Никогда еще время не тянулось для нее так бесконечно долго, как в эту тревожную ночь. Под утро она стала ждать Аннету, надеясь, что она положит конец ее мучительной неизвестности.
ГЛАВА XXXI
Когда бы можно было ухом уловить
Блеяние овец, под вечер загнанных в закуты,
Иль звук пастушьего рожка,
Иль из сторожки свист, иль пенье петуха, —
Все это было б утешеньем, отрадою для нас
В этой угрюмой, мрачной башне.
Мильтон
Утром Эмилию успокоила Аннета, чуть свет прибежавшая к ней.
— Нечего сказать, славные тут дела творятся, барышня! — затараторила она, войдя в комнату. Вы боялись одни оставаться, барышня, небось дивились, куда это я запропастилась?
— Правда, я тревожилась и за тебя и за себя, — созналась Эмилия. — Скажи, что тебя так задержало?
— Вот это самое и я ему говорила, да все напрасно! Право же, я не виновата — не могла вырваться на свободу… Этот проказник Людовико опять запер меня на ключ.
— Запер тебя? — с неудовольствием отозвалась Эмилия. — Как это ты позволяешь Людовико запирать себя?
— Святые угодники! — воскликнула Аннета. — Ну что ж я могу поделать? Коли он запер дверь, а ключ положил себе в карман, не могу же я выскочить из окошка? Положим, я бы и это сделала, но все окна помещаются так высоко, до рамы не достанешь, а если б и могла я достать, все равно, шею бы себе сломала, выскакивая. Но вы, конечно, знаете, барышня, какая сумятица шла у нас в замке всю ночь напролет? Небось слыхали шум?
— Что же — они ссорились между собой?
— Какое, барышня! не ссорились они, не дрались, а выходило еще хуже — все синьоры перепились, даже и дамы эти нарядные все были навеселе! Я же с первого взгляда догадалась, что эти их шелка да кружева и дорогие вуали, — у них вуали-то серебром шиты, барышня, — не к добру! Я знала, что это за птицы!
— Боже милостивый! — воскликнула Эмилия, — что будет со мною!
— Вот это самое сказал про меня Людовико: «Боже милостивый, — говорит, — что станется с тобою, коли ты будешь бегать по всему замку среди этих пьяных синьоров!» О, говорю я, мне нужно только добежать до комнаты моей молодой
госпожи: мне придется пройти по сводчатому коридору, пересечь главные сени, подняться по мраморной лестнице, потом пройти по северной галерее, потом через западный флигель замка, и вот я мигом там. «Ишь ты, — говорит, — какая прыткая! а что с тобой будет, если ты повстречаешься по дороге с кем-нибудь из этих благородных кавалеров?» Ладно, говорю, если ты думаешь, что мне опасно идти одной, так пойдем вместе, — ты защитишь меня: я не боюсь, когда ты со мной. «Как бы не так, — говорит, — я только что поправился от одной раны, с какой же стати я стану лезть в драку? Если встретит тебя кто-нибудь из кавалеров, они затеют со мной драку. Нет, нет, — говорит, — я не пущу тебя сегодня, Аннета! Оставайся здесь, в этой комнате». Я и говорю ему…
— Хорошо, хорошо, — нетерпеливо прервала ее Эмилия, — значит, он запер тебя?
— Ну да, запер, как я ни спорила. Катерина, я и он — все втроем так и просидели всю ночь, не ложась. Не прошло и нескольких минут, как я уже не жалела об этом: синьор Верецци пронесся по коридору, словно бык бешеный; он ошибся дверью, думал, что это каморка старого Карло, и стал ломиться в дверь к Людовико, кричать и требовать еще вина. Все, что им поставили, было осушено до дна, а он, дескать, умирает от жажды… Мы все притихли; пусть себе думает, что никого нет за дверью; но синьор был похитрее нас, он не уходил и все кричал: «Выходи, мой старый герой! Здесь нет врагов, нечего тебе прятаться, выходи, мой храбрый Стюарт!» Тут как раз старик Карло отворил свою дверь и вышел с бутылкой в руках. Как только синьор увидал его, так сразу присмирел и пошел за ним, как собака за мясником. Все это я подсмотрела в замочную скважану. А Людовико и смеется: «Ну, что, говорит, Аннета, не выпустить ли тебя в коридор?» — Ах, нет, говорю, боюсь я…
— Мне необходимо расспросить тебя кое о чем другом, — прервала ее Эмилия, которой наскучила эта болтовня. — Не знаешь ты, нет ли пленных в замке и не заключены ли они в этой половине?
— Я не видала, барышня, как вернулся первый отряд из гор, а второй еще не пришел; я и не знаю, есть ли теперь пленные. Но отряд ожидают сегодня вечером, либо завтра, тогда я, может быть, узнаю.
Эмилия спросила, не слыхала ли она от слуг о пленных.
— Ах, барышня, — лукаво проговорила Аннета, — мне кажется, вы все думаете о мосье Валанкуре и не попал ли он в те войска, которые, говорят, пришли с нашей родины воевать с здешним государством; вы думаете, может, его захватили в плен наши молодцы? О, Господи, то-то бы я обрадовалась, кабы так вышло!
— В самом деле, ты была бы рада? — спросила Эмилия тоном печальной укоризны.
— Да еще бы нет!, сударыня, — отвечала Аннета; а вы-то разве не были бы довольны повидаться с синьором Валанкуром? Лучшего шевалье я и не видывала; я ужасно как уважаю его!..
— Это и видно, что уважаешь, — заметила Эмилия, — коли желаешь видеть его пленником.
— Ну что ж, что пленником! все равно, я рада бы повидаться с ним. Еще намедни он мне приснился, будто въезжает к нам во двор в коляске шестерней, а сам при шпаге и в расшитом камзоле, словно принц: ведь таков он и есть на самом деле!
Эмилия не могла не улыбнуться такому представлению Аннеты о Валанкуре и повторила свой вопрос, не слыхала ли она чего от слуг о пленниках?
— Нет, барышня, не приводилось; за последние дни у них только и разговоров, что о привидении, которое бродит ночью по укреплениям и пугает часовых до обморока. Говорят, оно пронеслось как пламя, все попадали перед ним и лежали, пока не опомнились; а когда оно скрылось, тогда солдаты стали подымать друг дружку, как могли проворней. Вот вы не верили, барышня, когда я показывала вам ту пушку, у которой всегда являлось привидение!
— Охота тебе, Аннета верить глупым россказням! — сказала Эмилия, улыбаясь тому, как раздули происшествие, которое она видела собственными глазами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119