Все эти и другие домашние электроприборы оканчивали свои дни в мусорных ямах, потому что чинить их было едва ли не дешевле, чем заменить на новые. Едва ли не дешевле. А покупая новый прибор, трудно, конечно, удержаться и не потратить лишние деньги на последнюю модель, а в этом, как была уверена Селеста, и заключался тонкий расчет производителей. Иной раз Селесту одолевало неприятное подозрение, что не только домашняя утварь, но жизнь ее была склепанной кое-как, бессмысленной и легковесной, готовой в любую минуту дать трещину и сломаться, чтобы отдельными частями ее воспользовался кто-нибудь другой, а остальное было выброшено за ненадобностью.
Итак, она гладила и размышляла насчет своей никчемности, как вдруг на десятой минуте новостей ведущий сделал строгое лицо и, глядя прямо в камеру, объявил, что полицией разыскивается преступник, совершивший жестокое нападение в районе одного из местных баров. Селеста придвинулась к телевизору и хотела включить погромче звук, но ведущий сказал:
— К этому мы еще вернемся после рекламной паузы и перед сводкой погоды.
И тут же на экране возникла женщина, отскребавшая наманикюренными пальчиками противень, плавающий в какой-то густой и липкой, как расплавленная карамель, жиже, голос за кадром восхвалял принципиально новую улучшенную жидкость для мытья посуды, и Селесте хотелось в голос кричать. Все эти рекламные, как и негодные домашние электроприборы, цинично использовали человеческую доверчивость, заставляя в который уж раз вообразить, что покупка будет такой, как обещано.
Она увеличила громкость и, не поддавшись искушению вырвать из этого дерьмового ящика его дерьмовую кнопку, вернулась к гладильной доске. Полчаса назад Дейв увез Майкла покупать наколенники и маску бейсбольного кетчера, сказав, что послушает новости по радио, а Селеста даже не взглянула на него, чтобы проверить, не лжет ли. Майкл, невысокий и худенький, подавал надежды стать классным кетчером. Его тренер мистер Эванс называл его вундеркиндом и говорил, что рука у него — настоящий баллистический снаряд, и это в его-то годы. Селесте помнилось, что обычно кетчерами ставили здоровенных парней — рослых, с расплющенными носами и выбитыми передними зубами, и она поделилась с Дейвом своими страхами и сомнениями.
— Теперь, милая, такие маски для кетчеров делают — прямо что тебе клетка для акулы. Ее и грузовик не прошибет, скорее сам расшибется.
Целый день она это обдумывала, после чего сказала Дейву, что Майкл может играть за кетчера, но только если у него будет отличное снаряжение и при условии — и условие это решающее, — что в футбольной команде он играть не будет.
Дейв, и сам не очень-то жаловавший футбол, согласился всего через десять минут.
И вот сейчас они поехали покупать снаряжение, в точности такое, как у Дейва, а Селеста глядела на телеэкран, поставив утюг на подставку в опасной близости от хлопчатобумажной сорочки, ожидая, когда кончится реклама собачьей еды и продолжатся новости.
— Прошедшей ночью в Элстоне, — произнес ведущий, и у Селесты екнуло сердце, — двое злоумышленников совершили нападение на студента-второкурсника. Источники сообщают, что жертва, Кэри Уитейкер, был избит пивной бутылкой и находится в тяжелом состоянии и...
И несмотря на то, что в груди покалывало и по спине стекали мокрые струйки, она ясно понимала, что о нападении на мужчину возле бара «Последняя капля» она ничего не услышит. А когда они перешли к погоде, пообещав сообщить затем спортивные новости, она уверилась в этом окончательно.
К этому времени мужчина этот был бы найден. Если б он был убит («По-моему, я прикончил его, детка»), репортеры все бы уже выведали из полицейских сводок и просто из перехватов полицейских радиопереговоров.
И может быть, Дейв преувеличил силу своей ярости и своих ударов... Может быть, грабитель, или кто он там был, уполз зализывать раны, когда Дейв отъехал. Может быть, она ошиблась и в трубу уплыли вовсе не кусочки мозга. Но почему столько крови? Разве можно остаться в живых, потеряв столько крови, и, более того, уйти с проломленным черепом?
Кончив гладить последнюю пару джинсов, она разобрала все по шкафам — Майкла, Дейва и ее, — вернулась в кухню и встала посередине, не зная, чем заняться. По телевидению показывали гольф, и мягкие удары мяча и глухой шум аплодисментов успокоили ее, утихомирили то, что с самого утра саднило внутри. Это не было как-то связано с Дейвом и несообразностями его рассказа и все-таки было. Проглядывала связь с ней и прошлой ее ночью, и с тем, как Дейв, весь в крови, шагнул в ванную, и с тем, как кровь с его штанов оставила след на кафеле, и рана пенилась кровью, и, стекая в трубу, кровь становилась розовой.
Труба. Вот что это было. Вот о чем она забыла. Ночью она пообещала Дейву вымыть сток под раковиной, уничтожить последнюю улику. Она тут же принялась за дело — встала на колени на кухонный пол, открыла шкафчик под раковиной и стала перебирать порошки и тряпки, пока у задней стенки не обнаружила гаечный ключ. Она потянулась за ним, стараясь превозмочь неразумный страх и отвращение, которое вызывал у нее шкафчик под раковиной. Ей всегда чудилась там крыса, притаившаяся под ворохом тряпок, виделось, как она, приподняв морду, вынюхивает, не пахнет ли свежей человечинкой, и усики ее подрагивают.
Схватив гаечный ключ, она на всякий случай похлопала им по тряпкам, отлично сознавая всю нелепость своего страха, и все же на то фобия и есть фобия. Она боялась залезать рукой в темные углы и закоулки. Розмари панически боялась лифтов, ее отец боялся высоты; а Дейва всякий раз прошибал холодный пот, когда приходилось спускаться в погреб. Она подставила под трубу ведро — вдруг хлынет вода, — легла на спину и принялась отвинчивать сифон и колено трубы вначале гаечным ключом, потом, когда труба поддалась, рукой; тут полилась вода с такой силой, что Селеста испугалась, не переполнит ли она ведро, но вскоре напор ослаб, струя превратилась в тонкую струйку, и Селеста увидела, как вместе с остатками воды в ведро полетели очески волос и кукурузные зерна. Затем она тем же образом отвинтила колено с другой стороны — это оказалось нелегко, поначалу оно не поддавалось, и Селеста в раже чуть не свернула шкафчик. Она так налегала на гаечный ключ, что боялась либо сломать, либо вывихнуть руку, и, наконец, труба с металлическим скрежетом чуть-чуть провернулась в гнезде; она нажала сильнее, и на этот раз труба провернулась дважды.
Через несколько минут колено водостока лежало перед ней на кухонном полу. Волосы и рубашка ее были мокрыми от пота, но сознание сделанного дела рождало чувство близкое к торжеству, словно она поборола в жестокой схватке упорно сопротивлявшегося врага, врага — мужчину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
Итак, она гладила и размышляла насчет своей никчемности, как вдруг на десятой минуте новостей ведущий сделал строгое лицо и, глядя прямо в камеру, объявил, что полицией разыскивается преступник, совершивший жестокое нападение в районе одного из местных баров. Селеста придвинулась к телевизору и хотела включить погромче звук, но ведущий сказал:
— К этому мы еще вернемся после рекламной паузы и перед сводкой погоды.
И тут же на экране возникла женщина, отскребавшая наманикюренными пальчиками противень, плавающий в какой-то густой и липкой, как расплавленная карамель, жиже, голос за кадром восхвалял принципиально новую улучшенную жидкость для мытья посуды, и Селесте хотелось в голос кричать. Все эти рекламные, как и негодные домашние электроприборы, цинично использовали человеческую доверчивость, заставляя в который уж раз вообразить, что покупка будет такой, как обещано.
Она увеличила громкость и, не поддавшись искушению вырвать из этого дерьмового ящика его дерьмовую кнопку, вернулась к гладильной доске. Полчаса назад Дейв увез Майкла покупать наколенники и маску бейсбольного кетчера, сказав, что послушает новости по радио, а Селеста даже не взглянула на него, чтобы проверить, не лжет ли. Майкл, невысокий и худенький, подавал надежды стать классным кетчером. Его тренер мистер Эванс называл его вундеркиндом и говорил, что рука у него — настоящий баллистический снаряд, и это в его-то годы. Селесте помнилось, что обычно кетчерами ставили здоровенных парней — рослых, с расплющенными носами и выбитыми передними зубами, и она поделилась с Дейвом своими страхами и сомнениями.
— Теперь, милая, такие маски для кетчеров делают — прямо что тебе клетка для акулы. Ее и грузовик не прошибет, скорее сам расшибется.
Целый день она это обдумывала, после чего сказала Дейву, что Майкл может играть за кетчера, но только если у него будет отличное снаряжение и при условии — и условие это решающее, — что в футбольной команде он играть не будет.
Дейв, и сам не очень-то жаловавший футбол, согласился всего через десять минут.
И вот сейчас они поехали покупать снаряжение, в точности такое, как у Дейва, а Селеста глядела на телеэкран, поставив утюг на подставку в опасной близости от хлопчатобумажной сорочки, ожидая, когда кончится реклама собачьей еды и продолжатся новости.
— Прошедшей ночью в Элстоне, — произнес ведущий, и у Селесты екнуло сердце, — двое злоумышленников совершили нападение на студента-второкурсника. Источники сообщают, что жертва, Кэри Уитейкер, был избит пивной бутылкой и находится в тяжелом состоянии и...
И несмотря на то, что в груди покалывало и по спине стекали мокрые струйки, она ясно понимала, что о нападении на мужчину возле бара «Последняя капля» она ничего не услышит. А когда они перешли к погоде, пообещав сообщить затем спортивные новости, она уверилась в этом окончательно.
К этому времени мужчина этот был бы найден. Если б он был убит («По-моему, я прикончил его, детка»), репортеры все бы уже выведали из полицейских сводок и просто из перехватов полицейских радиопереговоров.
И может быть, Дейв преувеличил силу своей ярости и своих ударов... Может быть, грабитель, или кто он там был, уполз зализывать раны, когда Дейв отъехал. Может быть, она ошиблась и в трубу уплыли вовсе не кусочки мозга. Но почему столько крови? Разве можно остаться в живых, потеряв столько крови, и, более того, уйти с проломленным черепом?
Кончив гладить последнюю пару джинсов, она разобрала все по шкафам — Майкла, Дейва и ее, — вернулась в кухню и встала посередине, не зная, чем заняться. По телевидению показывали гольф, и мягкие удары мяча и глухой шум аплодисментов успокоили ее, утихомирили то, что с самого утра саднило внутри. Это не было как-то связано с Дейвом и несообразностями его рассказа и все-таки было. Проглядывала связь с ней и прошлой ее ночью, и с тем, как Дейв, весь в крови, шагнул в ванную, и с тем, как кровь с его штанов оставила след на кафеле, и рана пенилась кровью, и, стекая в трубу, кровь становилась розовой.
Труба. Вот что это было. Вот о чем она забыла. Ночью она пообещала Дейву вымыть сток под раковиной, уничтожить последнюю улику. Она тут же принялась за дело — встала на колени на кухонный пол, открыла шкафчик под раковиной и стала перебирать порошки и тряпки, пока у задней стенки не обнаружила гаечный ключ. Она потянулась за ним, стараясь превозмочь неразумный страх и отвращение, которое вызывал у нее шкафчик под раковиной. Ей всегда чудилась там крыса, притаившаяся под ворохом тряпок, виделось, как она, приподняв морду, вынюхивает, не пахнет ли свежей человечинкой, и усики ее подрагивают.
Схватив гаечный ключ, она на всякий случай похлопала им по тряпкам, отлично сознавая всю нелепость своего страха, и все же на то фобия и есть фобия. Она боялась залезать рукой в темные углы и закоулки. Розмари панически боялась лифтов, ее отец боялся высоты; а Дейва всякий раз прошибал холодный пот, когда приходилось спускаться в погреб. Она подставила под трубу ведро — вдруг хлынет вода, — легла на спину и принялась отвинчивать сифон и колено трубы вначале гаечным ключом, потом, когда труба поддалась, рукой; тут полилась вода с такой силой, что Селеста испугалась, не переполнит ли она ведро, но вскоре напор ослаб, струя превратилась в тонкую струйку, и Селеста увидела, как вместе с остатками воды в ведро полетели очески волос и кукурузные зерна. Затем она тем же образом отвинтила колено с другой стороны — это оказалось нелегко, поначалу оно не поддавалось, и Селеста в раже чуть не свернула шкафчик. Она так налегала на гаечный ключ, что боялась либо сломать, либо вывихнуть руку, и, наконец, труба с металлическим скрежетом чуть-чуть провернулась в гнезде; она нажала сильнее, и на этот раз труба провернулась дважды.
Через несколько минут колено водостока лежало перед ней на кухонном полу. Волосы и рубашка ее были мокрыми от пота, но сознание сделанного дела рождало чувство близкое к торжеству, словно она поборола в жестокой схватке упорно сопротивлявшегося врага, врага — мужчину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113