Она вовсе не была стара. Но с того дня, когда Энтони мысленно огрызнулся на нее, что–то скверное случилось не только с ее умом, но и с телом, и она все время чувствовала себя усталой.
– О, хорошо,– сказала мать.
Лоллоп! – упали в сковородку крупные горошины.
Все в Пиксвилле всегда повторяли: "О, прекрасно", или «Хорошо», или "Ну просто замечательно", что бы ни случилось и ни упоминалось – даже несчастье, даже смерть. Они всегда говорили «Хорошо», потому что, если они не старались скрыть свои подлинные чувства, Энтони мог подслушать, и никто не знал, что может тогда случиться. Вот, например, Сэм, покойный муж миссис Кент, вернулся домой с кладбища, потому что Энтони любил миссис Кент и услышал, как она плакала.
Лоллоп.
– Сегодня вечером будет телевизор,– сказала тетя Эми.– Я очень рада. Я всегда так жду телевизора каждую неделю. Интересно, что мы увидим сегодня вечером?
– Билл принес мясо? – спросила мать.
– Да.– Тетя Эми, обмахиваясь веером, взглянула на небо, пылающее равномерным медным огнем.– Господи, как жарко! Хотела бы я, чтобы Энтони сделал немного попрохладнее…
– Эми!
– О! – Резкое восклицание матери сделало то, чего не смогли сделать умоляющие жесты Билли Сомса. Тетя Эми в тревоге зажала рот исхудалой рукой.– О… Прости, дорогая.
Ее бледные голубые глаза торопливо обежали двор, проверяя, нет ли поблизости Энтони. Не то чтобы это имело значение – ему не надо было находиться поблизости, чтобы узнать, о чем вы думаете. Но обычно, если его внимание не было приковано к кому–нибудь, он был погружен в собственные мысли.
И все же какие–то вещи привлекали его внимание, и вы никогда не могли сказать, какие именно.
– Погода просто прекрасная,– сказала мать.
Лоллоп.
– О да,– сказала тетя Эми.– Прекрасный день, я бы нипочем не хотела, чтобы стало по–другому.
Лоллоп.
Лоллоп.
– Который час? – спросила мать.
Тете Эми с ее места был виден будильник, стоявший на кухне, на полке над печью.
– Половина пятого,– сказала она.
Лоллоп.
– Сегодня вечером мне хотелось бы чего–нибудь особенного,– сказала мать.– Хороший ростбиф принес Билл?
– Отличный, дорогая. Они забили бычка только сегодня, знаешь ли, и принесли нам лучшую часть.
– Дэн Холлиз будет очень удивлен, когда узнает, что сегодняшняя встреча у телевизора будет одновременно и празднованием его дня рождения!
– О, я думаю, он очень удивится! Никто не говорил ему?
– Все клялись, что не скажут.
– Это будет действительно прекрасно,– кивнула тетя Эми, глядя вдаль, на маисовое поле.– День рождения…
– Ну что ж…– Мать поставила сковородку с горохом на землю рядом с собой, встала и отряхнула фартук.– Я, пожалуй, пойду ставить ростбиф. А потом мы накроем на стол.– Она взяла горох.
Из–за угла вышел Энтони. Он не взглянул на них, а прошел прямо через аккуратно прибранный сад – все сады в Пиксвилле содержались аккуратно,– мимо бесполезной ржавеющей коробки, бывшей когда–то семейным автомобилем Фремонтов, плавно перенесся через изгородь и вышел на маисовое поле.
– Ну до чего прекрасный день,– сказала мать чуть громче, направляясь с тетей Эми к двери на кухню.
Тетя Эми обмахивалась веером.
– Прекрасный день, дорогая, просто прекрасный.
На маисовом поле Энтони шагал между шуршащими рядами зеленых стеблей. Ему нравился запах маиса. Живого маиса над головой и старого, мертвого маиса под ногами. Богатая земля Огайо, насыщенная корнями трав и коричневыми сухими гнилушками початков маиса, при каждом шаге набивалась между пальцами его босых ног,– прошлой ночью он сделал дождь, чтобы сегодня все пахло и было хорошо.
Он прошел до края поля, туда, где роща тенистых зеленых деревьев скрывала прохладную, сырую темную землю, и массу лиственного подлеска, и нагромождения замшелых камней, и маленький родник, образовавший яркое озерко. Здесь Энтони любил отдыхать и глядеть на птиц, и насекомых, и мелких зверьков, как они шуршат, бегают и чирикают вокруг. Он любил лежать на прохладной земле, и вглядываться в движущуюся зелень над головой, и наблюдать, как насекомые вьются в смутных мягких лучах, которые стоят подобно косым пылающим столбам между землей и верхушками деревьев. Ему почему–то нравились мысли маленьких существ в этом месте, нравились больше, чем мысли людей за полем. И хотя мысли, которые он здесь улавливал, не были особенно сильными и яркими, он понимал их достаточно, чтобы знать, что этим маленьким существам нравится и чего они хотят, и он проводил много времени, устраивая рощу так, как это больше всего нравится им. Раньше здесь не было родника. Но как–то раз он уловил жажду в крошечном мохнатом мозгу, и вывел грунтовые воды наружу чистой холодной струей, и наблюдал, помаргивая, как зверек пил, и ощущал его удовольствие. Позже он создал озерцо, обнаружив у другого зверька желание покупаться.
Он устроил камни, и деревья, и пещерки, и кусты, солнечный свет там и тени здесь, потому что он чувствовал во всех этих крошечных мозгах желание – или инстинктивную тягу – именно к такому месту для отдыха, именно к такому месту для спаривания и именно к такому месту для игр и для гнезда.
И видимо, все зверьки со всех пастбищ и полей знали, что это хорошее место, потому что с каждым разом их приходило сюда все больше,– каждый раз, когда Энтони появлялся здесь, он обнаруживал больше зверьков, чем их было накануне, и больше желаний и стремлений, которые надо было удовлетворить.
Каждый раз он находил зверьков нового вида, какие ему раньше не попадались, и он заглядывал в их мозг и смотрел, чего они хотят, и давал им то, что они хотели.
Он любил помогать им. Ему нравилось ощущать их простое удовольствие.
Сегодня он лег позади толстого вяза и устремил взгляд своих пурпуровых глаз на красно–черную птицу, только что появившуюся в роще. Она щебетала на ветке над его головой, и прыгала взад и вперед, и думала свои маленькие мысли, и Энтони сотворил большое мягкое гнездо для нее, и очень скоро она забралась туда.
Длинное коричневое гладкошерстное животное пришло напиться из озерца.
Энтони заглянул в его мозг. Животное думало о зверьке поменьше, который бегал по другую сторону озерца, выкапывая насекомых. Зверек не знал, что он в опасности. Длинное коричневое животное перестало пить и напрягло ноги, готовясь к прыжку. И Энтони отправил его в глубокую могилу на маисовом поле.
Он не любил таких мыслей. Они напоминали ему мысли людей в деревне.
Давным–давно несколько человек думали вот так же о нем, и однажды вечером они спрятались и ждали его, когда он возвращался из рощи,– и он сразу переправил их всех в могилу на маисовом поле. С тех пор никто из людей не думал о нем так, по крайней мере, не думал отчетливо. Теперь все их мысли были перепутаны и в беспорядке, когда они начинали думать о нем или возле него, поэтому он перестал обращать на них особое внимание.
1 2 3 4 5 6
– О, хорошо,– сказала мать.
Лоллоп! – упали в сковородку крупные горошины.
Все в Пиксвилле всегда повторяли: "О, прекрасно", или «Хорошо», или "Ну просто замечательно", что бы ни случилось и ни упоминалось – даже несчастье, даже смерть. Они всегда говорили «Хорошо», потому что, если они не старались скрыть свои подлинные чувства, Энтони мог подслушать, и никто не знал, что может тогда случиться. Вот, например, Сэм, покойный муж миссис Кент, вернулся домой с кладбища, потому что Энтони любил миссис Кент и услышал, как она плакала.
Лоллоп.
– Сегодня вечером будет телевизор,– сказала тетя Эми.– Я очень рада. Я всегда так жду телевизора каждую неделю. Интересно, что мы увидим сегодня вечером?
– Билл принес мясо? – спросила мать.
– Да.– Тетя Эми, обмахиваясь веером, взглянула на небо, пылающее равномерным медным огнем.– Господи, как жарко! Хотела бы я, чтобы Энтони сделал немного попрохладнее…
– Эми!
– О! – Резкое восклицание матери сделало то, чего не смогли сделать умоляющие жесты Билли Сомса. Тетя Эми в тревоге зажала рот исхудалой рукой.– О… Прости, дорогая.
Ее бледные голубые глаза торопливо обежали двор, проверяя, нет ли поблизости Энтони. Не то чтобы это имело значение – ему не надо было находиться поблизости, чтобы узнать, о чем вы думаете. Но обычно, если его внимание не было приковано к кому–нибудь, он был погружен в собственные мысли.
И все же какие–то вещи привлекали его внимание, и вы никогда не могли сказать, какие именно.
– Погода просто прекрасная,– сказала мать.
Лоллоп.
– О да,– сказала тетя Эми.– Прекрасный день, я бы нипочем не хотела, чтобы стало по–другому.
Лоллоп.
Лоллоп.
– Который час? – спросила мать.
Тете Эми с ее места был виден будильник, стоявший на кухне, на полке над печью.
– Половина пятого,– сказала она.
Лоллоп.
– Сегодня вечером мне хотелось бы чего–нибудь особенного,– сказала мать.– Хороший ростбиф принес Билл?
– Отличный, дорогая. Они забили бычка только сегодня, знаешь ли, и принесли нам лучшую часть.
– Дэн Холлиз будет очень удивлен, когда узнает, что сегодняшняя встреча у телевизора будет одновременно и празднованием его дня рождения!
– О, я думаю, он очень удивится! Никто не говорил ему?
– Все клялись, что не скажут.
– Это будет действительно прекрасно,– кивнула тетя Эми, глядя вдаль, на маисовое поле.– День рождения…
– Ну что ж…– Мать поставила сковородку с горохом на землю рядом с собой, встала и отряхнула фартук.– Я, пожалуй, пойду ставить ростбиф. А потом мы накроем на стол.– Она взяла горох.
Из–за угла вышел Энтони. Он не взглянул на них, а прошел прямо через аккуратно прибранный сад – все сады в Пиксвилле содержались аккуратно,– мимо бесполезной ржавеющей коробки, бывшей когда–то семейным автомобилем Фремонтов, плавно перенесся через изгородь и вышел на маисовое поле.
– Ну до чего прекрасный день,– сказала мать чуть громче, направляясь с тетей Эми к двери на кухню.
Тетя Эми обмахивалась веером.
– Прекрасный день, дорогая, просто прекрасный.
На маисовом поле Энтони шагал между шуршащими рядами зеленых стеблей. Ему нравился запах маиса. Живого маиса над головой и старого, мертвого маиса под ногами. Богатая земля Огайо, насыщенная корнями трав и коричневыми сухими гнилушками початков маиса, при каждом шаге набивалась между пальцами его босых ног,– прошлой ночью он сделал дождь, чтобы сегодня все пахло и было хорошо.
Он прошел до края поля, туда, где роща тенистых зеленых деревьев скрывала прохладную, сырую темную землю, и массу лиственного подлеска, и нагромождения замшелых камней, и маленький родник, образовавший яркое озерко. Здесь Энтони любил отдыхать и глядеть на птиц, и насекомых, и мелких зверьков, как они шуршат, бегают и чирикают вокруг. Он любил лежать на прохладной земле, и вглядываться в движущуюся зелень над головой, и наблюдать, как насекомые вьются в смутных мягких лучах, которые стоят подобно косым пылающим столбам между землей и верхушками деревьев. Ему почему–то нравились мысли маленьких существ в этом месте, нравились больше, чем мысли людей за полем. И хотя мысли, которые он здесь улавливал, не были особенно сильными и яркими, он понимал их достаточно, чтобы знать, что этим маленьким существам нравится и чего они хотят, и он проводил много времени, устраивая рощу так, как это больше всего нравится им. Раньше здесь не было родника. Но как–то раз он уловил жажду в крошечном мохнатом мозгу, и вывел грунтовые воды наружу чистой холодной струей, и наблюдал, помаргивая, как зверек пил, и ощущал его удовольствие. Позже он создал озерцо, обнаружив у другого зверька желание покупаться.
Он устроил камни, и деревья, и пещерки, и кусты, солнечный свет там и тени здесь, потому что он чувствовал во всех этих крошечных мозгах желание – или инстинктивную тягу – именно к такому месту для отдыха, именно к такому месту для спаривания и именно к такому месту для игр и для гнезда.
И видимо, все зверьки со всех пастбищ и полей знали, что это хорошее место, потому что с каждым разом их приходило сюда все больше,– каждый раз, когда Энтони появлялся здесь, он обнаруживал больше зверьков, чем их было накануне, и больше желаний и стремлений, которые надо было удовлетворить.
Каждый раз он находил зверьков нового вида, какие ему раньше не попадались, и он заглядывал в их мозг и смотрел, чего они хотят, и давал им то, что они хотели.
Он любил помогать им. Ему нравилось ощущать их простое удовольствие.
Сегодня он лег позади толстого вяза и устремил взгляд своих пурпуровых глаз на красно–черную птицу, только что появившуюся в роще. Она щебетала на ветке над его головой, и прыгала взад и вперед, и думала свои маленькие мысли, и Энтони сотворил большое мягкое гнездо для нее, и очень скоро она забралась туда.
Длинное коричневое гладкошерстное животное пришло напиться из озерца.
Энтони заглянул в его мозг. Животное думало о зверьке поменьше, который бегал по другую сторону озерца, выкапывая насекомых. Зверек не знал, что он в опасности. Длинное коричневое животное перестало пить и напрягло ноги, готовясь к прыжку. И Энтони отправил его в глубокую могилу на маисовом поле.
Он не любил таких мыслей. Они напоминали ему мысли людей в деревне.
Давным–давно несколько человек думали вот так же о нем, и однажды вечером они спрятались и ждали его, когда он возвращался из рощи,– и он сразу переправил их всех в могилу на маисовом поле. С тех пор никто из людей не думал о нем так, по крайней мере, не думал отчетливо. Теперь все их мысли были перепутаны и в беспорядке, когда они начинали думать о нем или возле него, поэтому он перестал обращать на них особое внимание.
1 2 3 4 5 6