Ревнивый Илья мог подумать что угодно. Хуже всего было то, что Коваленко схватил ее за плечи, чтобы отодвинуть подальше с дороги — со стороны вполне могло показаться, будто они обнимаются. Автомобиль проехал в полуметре от них и резко затормозил, обдав парочку потоком ледяной грязи.
— Ой! — Валя взвизгнула, пытаясь вырваться от Коваленко. Ошеломленный, он отпустил ее не сразу — еще несколько мгновений держал в своих объятиях, словно закрывая от опасности. В эти мгновения Валя даже ощутила запах его одеколона, ненавязчивый и приятный. «Надо такой же Илюшке подарить», — совсем уж некстати мелькнула у нее неожиданная мысль.
— Черт знает что такое… — придя в себя, Коваленко отпустил ее и принялся отряхивать свое пальто. — Шумахер чертов…
— Это не Шумахер, а мой муж, — сказала Валя. Илья тем временем хлопнул дверцей машины и шагнул к ним. — Познакомьтесь, Герман, — Илья, мой муж. Илья, это Герман…
— Какой еще Герман? — бесцветным голосом прошелестел Илья, возвышаясь над Валей.
— Герман Коваленко. Помнишь, я рассказывала тебе?..
Коваленко моментально перестал отряхиваться и с интересом посмотрел на Илью.
— Очень приятно! — весело произнес он. — Однако… однако мы с Валей очень рисковали, когда вы оказались в непосредственной близи от нас!
— От нас… — тихо повторил Илья. — Мы с Валей… Он со стороны казался очень выдержанным, но Валя знала его характер — это было затишье перед бурей. Сейчас он начнет орать. Илья-пророк… А Герман этот… совсем дурачок, что ли? Что говорит-то — «мы с Валей»… Как будто «мы» — это мы, а Илья уже отдельно! Еще, чего доброго, и побьет Илья Коваленко…
— Илья, я не знаю, что ты себе вообразил, но это совершенно не то, о чем ты думаешь, — начала она.
— А о чем он может думать? — спросил Коваленко и улыбнулся своей голливудской улыбкой. Для него происходящее вдруг стало казаться сценой из водевиля.
Илья повернулся к нему и легонько толкнул в грудь, словно отодвигал со своего пути досадное препятствие. Но «легонько» было только видимостью — бедный Герман улетел ровно на три метра назад и упал спиной прямо в окаменелый серый сугроб — ледяные крошки брызнули в разные стороны.
— Илья! — перепугалась Валя. — Ты… ты с ума сошел! Зачем ты так?
Вместо ответа Илья схватил ее за руку и потащил к своей машине — молча, не издавая ни звука. Вале было страшно, как бывает страшно во время грозы — обычно она пошумит да и пройдет мимо, озаряя горизонт грохочущими вспышками, но кто ее, стихию, знает, — хоть и редко, однако бывает же так, что молния поражает насмерть человека.
Илья затолкал Валю на заднее сиденье, сел сам. И вот они уже мчатся по дороге к дому.
— Илья…
Он молчал. Мимо неслись дома, деревья, фонари, темные силуэты прохожих. «А вдруг он толкнул Коваленко чересчур сильно и сломал бедняге спину?» — мелькнула у Вали, в общем-то, справедливая мысль.
— Илья, мы напрасно его бросили, — дрожащим голосом произнесла она в затылок мужу. — Возможно, человеку нужна помощь.
— Кому? — едва слышно выдохнул Илья.
— Этому… Герману Коваленко.
— Он что, настолько дорог тебе?
— Он мне совершенно не дорог, — честно призналась Валя. — Но нехорошо вот так оставлять человека без помощи!
— Ничего с ним не будет. Спорить было бесполезно.
Придя домой, Илья продолжал молчать, словно ничего такого не произошло. Он сел в кресло и развернул перед собой газету.
— Илья!.. — робко начала она. — Ты… ты вот что… ты не прав!
Он молча повернулся к ней — бледный, с мрачными, темными, почти черными глазами, с темной прядью волос, упавших на лоб.
— Это плохая работа, — произнес он спокойно. — Ты должна уйти с нее.
Такого поворота событий Валя меньше всего ожидала.
— Уйти? — удивилась она. — Куда это уйти?
— Домой. Ты будешь сидеть дома. Все равно от твоей копеечной зарплаты, которую ты там получаешь, нет никакого толка.
— Дело же не в деньгах! Просто человек должен чем-то заниматься!
— Будешь заниматься домашним хозяйством, — твердо произнес Илья.
То, что он не кричал и не напоминал о Коваленко, очень взбодрило Валю. Значит, гроза прошла мимо.
— Домашним хозяйством? — иронически переспросила Валя. — Ты, наверное, смеешься. Чего им заниматься-то? Белье машина постирает, СВЧ-печка еду приготовит, которую мы по большей части по телефону заказываем, потому что ты не любишь, когда я надолго пропадаю в магазинах. Что еще? Ах, да, окна надо еще мыть… Но их приходящая работница моет, потому что ты боишься, как бы я, неуклюжая, из окна не выпала…
Ситуация была не самая подходящая для веселья, но Валя вдруг принялась хохотать, даже не закончив свой короткий монолог.
— Ты все время смеешься, — с ненавистью произнес Илья. — Сколько я тебя помню, ты все время смеешься! Хи-хи да ха-ха… Удивительное, фантастическое легкомыслие!
— А что мне, плакать, что ли?
— Это глупый смех, — надменно произнес он. Валя всей кожей ощущала, как он ненавидит ее сейчас. Но за что?
— Илья, — умоляюще протянула она к нему руки. — Не смотри на меня так! Я не хочу сидеть все время дома. Это имело бы смысл только в одном случае — если бы у нас были дети!
Он смерил Валю тяжелым взглядом и отвернулся, делая вид, что читает газету.
— Милый, хороший мой… — Она села на ковер рядом с креслом, прижалась щекой к коленям Ильи. — Почему ты такой упрямый? Я не так уж и молода, и скоро, возможно, будет поздно… Знаешь, мне даже сны снятся!
— Какие еще сны? — с усилием спросил он.
— Сны, будто у нас ребенок, — призналась она. — Вернее, сначала я его жду. Потом он рождается. Потом я кормлю его грудью, меняю ему пеленки… Я все время прокручиваю эту ситуацию и хочу, чтобы она повторилась и в реальности… Я придумываю имена во сне!
Илья оттолкнул ее — не грубо, но с явным выражением неприязни. Валя соскользнула с его колен. Она сидела на полу и чувствовала, как слезы подступают к ее глазам.
— Какая гадость, — с отвращением произнес он. — Все, что ты рассказываешь, — страшная гадость.
— Но почему? Это же абсолютно нормально! Вон у Лиды Димка…
Он не дал ей закончить:
— Прекрати! Я не хочу ничего слушать!
— Но я должна…
— Ты ничего не должна! Потом… Все потом… Ты еще не старуха, ты еще успеешь… но не сейчас. Года через два, например.
— Ты всегда так говоришь! — возмутилась Валя. — Что изменится через два года?
— Многое, — упрямо ответил он. — Я надеюсь, что к тому времени ты повзрослеешь, станешь самостоятельным человеком.
— Илья! Мне тридцать четыре!
— А по психологическому развитию — лет десять-двенадцать.
— Что-о? — вытаращила она глаза.
— То самое. Ты инфантильна, легкомысленна, рассеянна, вечно все забываешь, теряешь, роняешь, опаздываешь…
— Я не опаздываю! — закричала она.
— Ты доверчива до слабоумия!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
— Ой! — Валя взвизгнула, пытаясь вырваться от Коваленко. Ошеломленный, он отпустил ее не сразу — еще несколько мгновений держал в своих объятиях, словно закрывая от опасности. В эти мгновения Валя даже ощутила запах его одеколона, ненавязчивый и приятный. «Надо такой же Илюшке подарить», — совсем уж некстати мелькнула у нее неожиданная мысль.
— Черт знает что такое… — придя в себя, Коваленко отпустил ее и принялся отряхивать свое пальто. — Шумахер чертов…
— Это не Шумахер, а мой муж, — сказала Валя. Илья тем временем хлопнул дверцей машины и шагнул к ним. — Познакомьтесь, Герман, — Илья, мой муж. Илья, это Герман…
— Какой еще Герман? — бесцветным голосом прошелестел Илья, возвышаясь над Валей.
— Герман Коваленко. Помнишь, я рассказывала тебе?..
Коваленко моментально перестал отряхиваться и с интересом посмотрел на Илью.
— Очень приятно! — весело произнес он. — Однако… однако мы с Валей очень рисковали, когда вы оказались в непосредственной близи от нас!
— От нас… — тихо повторил Илья. — Мы с Валей… Он со стороны казался очень выдержанным, но Валя знала его характер — это было затишье перед бурей. Сейчас он начнет орать. Илья-пророк… А Герман этот… совсем дурачок, что ли? Что говорит-то — «мы с Валей»… Как будто «мы» — это мы, а Илья уже отдельно! Еще, чего доброго, и побьет Илья Коваленко…
— Илья, я не знаю, что ты себе вообразил, но это совершенно не то, о чем ты думаешь, — начала она.
— А о чем он может думать? — спросил Коваленко и улыбнулся своей голливудской улыбкой. Для него происходящее вдруг стало казаться сценой из водевиля.
Илья повернулся к нему и легонько толкнул в грудь, словно отодвигал со своего пути досадное препятствие. Но «легонько» было только видимостью — бедный Герман улетел ровно на три метра назад и упал спиной прямо в окаменелый серый сугроб — ледяные крошки брызнули в разные стороны.
— Илья! — перепугалась Валя. — Ты… ты с ума сошел! Зачем ты так?
Вместо ответа Илья схватил ее за руку и потащил к своей машине — молча, не издавая ни звука. Вале было страшно, как бывает страшно во время грозы — обычно она пошумит да и пройдет мимо, озаряя горизонт грохочущими вспышками, но кто ее, стихию, знает, — хоть и редко, однако бывает же так, что молния поражает насмерть человека.
Илья затолкал Валю на заднее сиденье, сел сам. И вот они уже мчатся по дороге к дому.
— Илья…
Он молчал. Мимо неслись дома, деревья, фонари, темные силуэты прохожих. «А вдруг он толкнул Коваленко чересчур сильно и сломал бедняге спину?» — мелькнула у Вали, в общем-то, справедливая мысль.
— Илья, мы напрасно его бросили, — дрожащим голосом произнесла она в затылок мужу. — Возможно, человеку нужна помощь.
— Кому? — едва слышно выдохнул Илья.
— Этому… Герману Коваленко.
— Он что, настолько дорог тебе?
— Он мне совершенно не дорог, — честно призналась Валя. — Но нехорошо вот так оставлять человека без помощи!
— Ничего с ним не будет. Спорить было бесполезно.
Придя домой, Илья продолжал молчать, словно ничего такого не произошло. Он сел в кресло и развернул перед собой газету.
— Илья!.. — робко начала она. — Ты… ты вот что… ты не прав!
Он молча повернулся к ней — бледный, с мрачными, темными, почти черными глазами, с темной прядью волос, упавших на лоб.
— Это плохая работа, — произнес он спокойно. — Ты должна уйти с нее.
Такого поворота событий Валя меньше всего ожидала.
— Уйти? — удивилась она. — Куда это уйти?
— Домой. Ты будешь сидеть дома. Все равно от твоей копеечной зарплаты, которую ты там получаешь, нет никакого толка.
— Дело же не в деньгах! Просто человек должен чем-то заниматься!
— Будешь заниматься домашним хозяйством, — твердо произнес Илья.
То, что он не кричал и не напоминал о Коваленко, очень взбодрило Валю. Значит, гроза прошла мимо.
— Домашним хозяйством? — иронически переспросила Валя. — Ты, наверное, смеешься. Чего им заниматься-то? Белье машина постирает, СВЧ-печка еду приготовит, которую мы по большей части по телефону заказываем, потому что ты не любишь, когда я надолго пропадаю в магазинах. Что еще? Ах, да, окна надо еще мыть… Но их приходящая работница моет, потому что ты боишься, как бы я, неуклюжая, из окна не выпала…
Ситуация была не самая подходящая для веселья, но Валя вдруг принялась хохотать, даже не закончив свой короткий монолог.
— Ты все время смеешься, — с ненавистью произнес Илья. — Сколько я тебя помню, ты все время смеешься! Хи-хи да ха-ха… Удивительное, фантастическое легкомыслие!
— А что мне, плакать, что ли?
— Это глупый смех, — надменно произнес он. Валя всей кожей ощущала, как он ненавидит ее сейчас. Но за что?
— Илья, — умоляюще протянула она к нему руки. — Не смотри на меня так! Я не хочу сидеть все время дома. Это имело бы смысл только в одном случае — если бы у нас были дети!
Он смерил Валю тяжелым взглядом и отвернулся, делая вид, что читает газету.
— Милый, хороший мой… — Она села на ковер рядом с креслом, прижалась щекой к коленям Ильи. — Почему ты такой упрямый? Я не так уж и молода, и скоро, возможно, будет поздно… Знаешь, мне даже сны снятся!
— Какие еще сны? — с усилием спросил он.
— Сны, будто у нас ребенок, — призналась она. — Вернее, сначала я его жду. Потом он рождается. Потом я кормлю его грудью, меняю ему пеленки… Я все время прокручиваю эту ситуацию и хочу, чтобы она повторилась и в реальности… Я придумываю имена во сне!
Илья оттолкнул ее — не грубо, но с явным выражением неприязни. Валя соскользнула с его колен. Она сидела на полу и чувствовала, как слезы подступают к ее глазам.
— Какая гадость, — с отвращением произнес он. — Все, что ты рассказываешь, — страшная гадость.
— Но почему? Это же абсолютно нормально! Вон у Лиды Димка…
Он не дал ей закончить:
— Прекрати! Я не хочу ничего слушать!
— Но я должна…
— Ты ничего не должна! Потом… Все потом… Ты еще не старуха, ты еще успеешь… но не сейчас. Года через два, например.
— Ты всегда так говоришь! — возмутилась Валя. — Что изменится через два года?
— Многое, — упрямо ответил он. — Я надеюсь, что к тому времени ты повзрослеешь, станешь самостоятельным человеком.
— Илья! Мне тридцать четыре!
— А по психологическому развитию — лет десять-двенадцать.
— Что-о? — вытаращила она глаза.
— То самое. Ты инфантильна, легкомысленна, рассеянна, вечно все забываешь, теряешь, роняешь, опаздываешь…
— Я не опаздываю! — закричала она.
— Ты доверчива до слабоумия!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84