Сейчас он был доволен собой. Пожалуй, Андреева права: нельзя ставить точку в такой короткой истории. Он не собирается обнажать свою душу до конца, он будет осторожным и наблюдательным, а Щеголевой придется нелегко. Она увидит, на что способен мужчина, решивший завоевать женщину. Она сама захочет ощутить манящую новизну. Это сейчас она в нерешительности, но он поможет ей забыть все, что так упорно тащит ее назад, в прошлое. Рогозин объяснит ей, что назад хода нет. Дмитрий усмехнулся и отнял руки от лица — она будет сгорать от желания быть с ним рядом. Это она начнет считать дни, часы до их следующей встречи. Пусть она побудет в его шкуре — он слишком долго мучился неопределенностью. Теперь он уверен в своих силах, как никогда.
Выйдя в зал, Рогозин медленно подошел к своему рабочему месту, сел в кресло стажера рядом с Надеждой. Она отвлеклась от чтения журнала и вопросительно посмотрела на него. Дмитрий очаровательно улыбнулся и решил ничего ей не говорить. Пусть мучается в догадках. Любопытство нельзя сразу удовлетворять. Так не интересно, а он с этого дня будет сразу в двух ролях: наблюдателя и главного действующего лица. Наблюдать иногда даже более забавно, чем быть в роли участника.
— Ну, Надежда, приступим к завершающей стадии, — продолжая улыбаться, сказал Рогозин.
— Приступим, — согласилась Андреева, пытаясь понять причину яркого румянца на щеках Дмитрия. Она наблюдала за ним, пока он надевал халат. Заметила тонкую цепочку с подковкой, уютно лежащей на рыхлой вязке белого свитера. И почему-то решила спросить: — Вы верите в приметы?
— Не во все.
— А в подкову, которая приносит счастье?
— Я их коллекционирую, — подняв указательный палец вверх, ответил Рогозин. — Соответственно счастье не может пройти мимо меня.
— Интересная теория.
— Моя, — улыбнулся Рогозин и обратился к Лене: — Смойте, пожалуйста, бальзам.
Пока Лена выполняла свою работу, Дмитрий задумчиво смотрел в окно. Он неподвижно стоял в полоборота к Надежде, пристально вглядываясь в знакомую картину за окном. Он только физически находился здесь. Все его помыслы уже улетели на несколько дней вперед, где его ждет встреча с Юлией. Он хотел поскорее оказаться с ней в постели. Ему было невыносимо думать о том, что придется ухаживать, производить впечатление, завоевывать. Как несправедливо устроен мир. Ну почему считается, что мужчина должен проявлять инициативу, доказывать делами и помыслами, что достоин. А если ему самому было бы приятно почувствовать себя завоеванным. Это совершенно не то, что пытались показать ему все эти фарфоровые статуэтки с ароматом дорогой косметики. Они навязчиво предлагали свою любовь взамен на возможность блистать рядом с известной личностью. Для них только это и было важно — принять долю его успеха и славы. Как они ни маскировались, Дмитрию всегда удавалось вывести их на чистую воду. После этого каждая открывалась с новой, тщательно скрываемой стороны: обиды, слезы, угрозы, реже — молчаливый уход из его жизни, еще реже — слова благодарности за то, что было.
А что было-то? Спросил себя Рогозин и сам ответил — жалкие подобия отношений, которые и романами назвать трудно. Ни одного серьезного чувства, ничего такого, от воспоминаний о чем сердце выпрыгивает из груди или замирает. Ничего… Дмитрий спрятал руки в карманы халата, продолжал смотреть в окно, покачиваясь с пятки на носок. Ему уже тридцать три, время летит с головокружительной скоростью, а оглянуться не на что. Работа? Да, она — стимул, душевный отдых, моральное удовлетворение, возможность жить широко. Только одному все скучнее и тоскливее просыпаться в безукоризненно убранной спальне. Трудно осознавать, что уют в твоем доме поддерживает совершенно чужая женщина, которую ты нанял в агентстве. Она убирает, делает оговоренные покупки, готовит, стирает, гладит. Она три раза в неделю улыбается ему дежурной улыбкой, а может и искренне, только он не верит в искренность, за которую получают деньги. Женщина возраста его матери, в глазах которой нет-нет да мелькнет что-то отталкивающее, как будто она только и думает о нем, как о заевшемся лентяе. Молодой, здоровый, а сам за собой присмотреть не может. В ее глазах так и сквозит ироничное пожелание скорейшей женитьбы.
Эх, не знает она, что этот удел ему заказан. Закрылась душа ото всего, отгородилась и посматривает настороженно. Разве так может что-то получиться? Вот и со Щеголевой — разобраться бы в себе, ожиданиях от встреч с ней. Что ему нужно? Все и ничего. Рогозин вдруг решил, что первейшая задача — соблазнить эту женщину, заставить ее желать его так же страстно, как он ее. Это докажет неоспоримость и верность его выбоpa. Она не сможет лгать. И тогда он поверит, откроет ей свою душу. Покажет себя таким, каким его знала только одна женщина. Рогозин сказал себе, что приложит к этому все силы. Ему нужно осознавать, что кто-то безумно любит его, желает заботиться. Это должно быть на уровне самоотречения: все свои желания побоку — существуют только его потребности, только желание служить и предугадывать. Только одна женщина умела делать это достойно, без самоуничижения — мама. Она так и светилась от счастья, когда могла быть ему полезной, когда без слов понимала, в чем он нуждался. Ее не нужно было ни о чем просить — она знала все его желания, мечты. Она просто гладила его теплой ладонью по густым волосам, целовала в макушку, и от этого на душе воцарялся такой покой, благодать. Воспоминания детства и юности укладывались в немногочисленные, но очень глубокие впечатления от незабываемых минут полного единения. Вот уже много лет он пытается снова ощутить это состояние, но тщетно.
Потеряв единственного человека, который безоговорочно верил в него, Рогозин только внешне оставался спокойным и уравновешенным. Его исправно работающий организм словно лишился стержня, опоры, и все поиски найти ее оканчивались неудачей. Друзей-мужчин у него, пожалуй, не было. Женщины, искавшие его расположения, рано или поздно наталкивались на подозрительность и непонимание. Он позволял себе грубые выходки, словно проверяя их на прочность. Они терпели, прощали и становились еще менее интересными. В один прекрасный момент Рогозин решил, что должен побыть один. Период отшельничества, во время которого Дмитрий приковывал к себе еще больше внимания, кажется, подходил к концу. Одиночество, в которое он добровольно ввергал себя, делало его своим заложником. А Рогозин не переносил, когда обстоятельства начинали диктовать свою волю. Он выше обстоятельств — это аксиома, которую Дмитрий ввел, чтобы быть хозяином своей судьбы. Он всегда был уверен в своем предназначении. Пока оно теряет свои яркие краски перед проблемами чисто житейского плана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78