Лофтин ломал голову над тем, как ему поступить, чтобы дать знать Эбону: он ищет с ним встречи. И так на этом сосредоточился, что не услышал приближающихся по коридору шагов. Опомнился он лишь тогда, когда почувствовал боль в заломленных за спину руках.
Сдавленно вскрикнув, он в страхе посмотрел налево, направо. Два негра держали его мертвой хваткой.
Тот, что справа, поинтересовался:
— Случайно не знаешь, что этот прилипала долбаный делает у двери Эбона, Эмбер?
— Понятия не имею, — ответил тот, что слева. — Давай пригласим его к Эбону и попробуем выяснить.
Эбон частенько обедал в ресторане Бастера Холмса. Он любил красные бобы с рисом, считая это блюдо лучшим в своем роде во всем Новом Орлеане.
Вообще-то южную кухню он не жаловал, но красные бобы с рисом были исключением.
Вернувшись в гостиницу, он не пробыл у себя в номере и нескольких минут, как за дверью послышались какая-то возня, сердитый голос, показавшийся ему знакомым. Эбон прижался ухом к двери и прислушался. И тут раздался тихий стук… две секунды пауза, громкий стук.
Через тонкую филенку донесся голос:
— Эбон, это я, Эмбер. Мы тут с Грином.
Эбон открыл дверь, зло сощурил глаза, увидев перед собой Эмбера и Грина, в объятиях которых слабо барахтался белый мужик, тот самый клейстер, что встретился в коридоре несколько минут назад.
Он захлопнул дверь, запер ее на замок и обернулся к странной троице.
— Это еще зачем вы притащили его в мой номер?
— Подожди, Эбон, это не мы, — заторопился с объяснениями Эмбер. — Он сам пришел. А мы-то заметили его, когда он уже сшивался у твоей двери, и прихватили. Ты его знаешь?
— Никогда в жизни не видел. — Эбон пристально разглядывал незваного гостя. — А ну выкладывай, в чем дело, да побыстрее!
— Мы с вами не знакомы, я Джеральд Лофтин.
Работаю у Рексфорда Фейна. — Он судорожно сглотнул. — Отвечаю за освещение в прессе парада Рекса и за обеспечение его безопасности.
— Безопасности! Это же легавый, Эбон! — рыкнул Грин и еще сильнее заломил руку Лофтина.
Тот застонал и поспешно продолжал:
— Да нет же! Нет! Не полицейский я вовсе. Просто должен позаботиться, чтобы парад прошел гладко.
— Кто сообщил, где меня искать? — зловеще спросил Эбон.
— Я не могу раскрывать свои источники! — с неожиданной смелостью заявил Лофтин.
Эбон отвесил ему звучную оплеуху. На посеревшем лице Лофтина вспыхнула багровая отметина.
— А это только для пробы, липучка, — пообещал Эбон. — Говори, кто?
— Сенатор Мартин Сент-Клауд, — тут же выпалил Лофтин.
— Врешь. Мартин не мог тебе этого сказать. — Эбон нанес еще один удар, на этот раз куда более чувствительный. — Вторая попытка.
Лофтин попробовал было вырваться, но Эмбер и Грин держали его мертвой хваткой.
— А он и не говорил ничего, — сдался Лофтин. — Я его выследил.
— А вот это возможно, — задумчиво кивнул Эбон. — Мартину и в голову бы не пришло, что за ним могут следить. Теперь главный вопрос… зачем? Что нужно?
— Насчет завтрашнего парада и лежачей демонстрации… Ой, вы не могли бы сказать своим людям, чтобы меня отпустили? Мне больно.
— Отпустите его.
— Но, Эбон…
— Отпусти его, Грин.
Эмбер и Грин выпустили Лофтина, и тот принялся энергично растирать запястья.
— Ну? Я жду, — поторопил его Эбон.
— Что? А… ну, я уже сказал, что должен обеспечить, чтобы парад Рекса прошел без запинки, вот я и пришел попросить вас отложить демонстрацию или… — Лицо Лофтина внезапно засветилось. — Слушайте, а почему бы вам не провести демонстрацию во время парада Комуса» а? Ведь это же кульминация всего праздника!
Грин угрожающе шевельнул плечами и пробормотал:
— Ну ты, мужик, даешь…
Однако хватило лишь едва заметного жеста Эбона, чтобы Грин смолк. Эбон бесстрастно поинтересовался:
— А если не отложу?
Лофтин, похоже, пришел в замешательство.
— Ну, тогда я… Мистер Фейн, знаете ли, очень большой человек в Новом Орлеане. У него много влиятельных друзей.
— Это ты мне угрожаешь, что ли, клейстер?
— Угрожаю? Я? — Лофтин попятился, лицо, по которому катились крупные капли пота, задергалось от страха. — Просто хотел сказать… Мистер Фейн еще и очень богатый человек к тому же.
— Ага, значит, это ты мне взятку предлагаешь.
Сколько?
— Сколько?
— У моей мамули когда-то был попугай. Потеха!
Что ни скажешь, а этот попугай все за тобой повторяет. Ты попугай, Лофтин?
— Не могу же я назвать сумму, не переговорив с мистером Фейном, — заторопился Лофтин. — Но он, знаете ли, очень щедрый человек, очень. Останетесь довольны!
— Как насчет миллиона долларов? — ровным голосом произнес Эбон. — Настолько его щедрость потянет, как считаешь?
Лофтин растерянно заморгал. Потом понял.
— Вы просто надо мной издеваетесь!
— Давай замочим этого сучьего сына, Эбон, — предложил Грин. — Башку я ему откручу одной левой. Бросим в речку, труп унесет в море. Его никто и не хватится.
Лофтин побелел, глаза его метались по сторонам.
Внезапно он рванулся к двери, но Эмбер и Грин перехватили его на первом же прыжке. Грин опять резким движением заломил ему руку за спину, и Лофтин издал пронзительный вопль.
— Вышвырните его вон из гостиницы, — распорядился Эбон и полным угрозы голосом добавил:
— Если еще раз попадешься мне на глаза, Лофтин, шею я тебе сам сломаю. Без помощи Грина. И передай то же самое мистеру Рексфорду Фейну.
Когда Эмбер и Грин поволокли Лофтина к двери, Эбон тихо окликнул:
— Эмбер?
Тот оставил Лофтина на попечение Грина, закрыл за ними дверь и обернулся.
— Найди мне сенатора Сент-Клауда, Эмбер. У нас есть на него досье. Там должно быть отмечено, где он обычно останавливается. Хочу с ним поговорить.
— Есть, Эбон, сделаю.
— И не забудь, что днем у нас встреча с вожаками длинноволосых.
Оставшись в номере один, Эбон вскипел от ярости. Придется снова переезжать, вертелось у него в голове, нельзя же здесь оставаться, ведь липучка поганая разнюхал этот адрес.
Лофтин, конечно, не раз слышал, как мужики говорят, что испугались до того, что в штаны наложили, но всегда считал это преувеличением — так, присказка, чтобы приукрасить очередную байку.
Теперь он понял, как сильно ошибался. Еще никогда в жизни ему не было так страшно, как в том гостиничном номере. Дрожа всем телом, он уже готовился распрощаться там с жизнью. Каждый из троих чернокожих мог запросто пришибить его как муху, но один, тот, что стоял справа — Эбон называл его Грином, — на вид был смертоноснее шипящей гранаты. Лофтину даже показалось, что и пахнет-то от него, как от трепа недельной давности.
Изнемогая от охватившего его ужаса, Лофтин лишь огромным усилием воли сдержал себя, чтобы не обмараться.
Когда же он пришел в себя на улице у жалкой гостиницы, каким-то невообразимым чудом свободный и невредимый, его охватило такое чувство облегчения, что он едва не потерял сознание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64