Ну вот, мне пришлось сказать мистеру Споффарду, что я не всегда была такой благовоспитанной, потому что мир полон джентльменов, притворяющихся волками в овечьей шкуре и думающих только о том, как бы воспользоваться девичьей доверчивостью. Тут я расплакалась, рассказала ему, как я покинула Литтл-Рок совсем юной девушкой, и мистер Споффард тоже заплакал. А еще я ему рассказала, что родом я из очень порядочной семьи, что папа у меня интеллектуал, член благотворительного ордена Лосей. И я сказала мистеру Споффарду, что когда уезжала из Литтл-Рока, думала, что джентльмены только защищают девушек, а когда поняла, что это не так, было уже поздно. Перевоспиталась я, когда прочитала про него в газетах, и, увидев его в Восточном экспрессе, поняла, что это судьба. Я сказала мистеру Споффарду, что та девушка, которая перевоспиталась, понимает о жизни гораздо больше, чем та, которая была воспитанной с самого начала. Тут мистер Споффард наклонился и очень почтительно поцеловал меня в лоб и сказал, что я напоминаю ему девушку, про которую написано в Библии и которую зовут Магдалина. А еще он сказал, что сам когда-то был певчим в хоре , поэтому не имеет никакого права бросать в меня камни.
Мы катались по Пратеру допоздна, и это было восхитительно, потому что светила луна, и мы говорили о нравственности, а оркестр играл «Мама любит папу». «Мама любит папу» только сейчас вошла в моду в Вене, они от нее все с ума посходили, а в Америке это уже устарело. Ну вот, а потом он отвез меня обратно в отель.
Все складывается как нельзя лучше, потому что сегодня утром мистер Споффард позвонил мне и сказал, что хочет познакомить меня со своей матушкой. Я ему сказала, что хотела бы провести ланч с ней вдвоем и поболтать с глазу на глаз. И я попросила его привести матушку на ланч к нам в номер. Сюда уж мисс Чэпмен не войдет и испортить ничего не сможет.
Он привел матушку к нам в гостиную, а я надела простенькое платье из органди (я с него спорола все оборочки), черные кружевные перчатки, которые Дороти надевала в «Фоли», и туфли совсем-совсем без каблуков. Он нас друг другу представил, и я сделала книксен, потому что, по-моему, это очень мило, когда девушка делает книксен. Он нас оставил наедине, и мы чудесно побеседовали: я ей рассказала, что сама я совсем не такая, как эти нынешние вертихвостки, потому что воспитывали меня по старинке. А матушка мистера Споффарда сказала мне, что мисс Чэпмен ей сказала, будто слышала, что я совсем не такая старомодная. Я же ей ответила, что, наоборот, я очень старомодная, что уважаю старших и никогда не осмелилась бы им советовать, что и как делать, как, например, позволяет себе мисс Чэпмен.
Потом я заказала ланч и, решив, что шампанское ее взбодрит, спросила, не хочет ли она глоточек. Оказывается, она очень-очень любит шампанское, но мисс Чэпмен считает, что пить спиртное неприлично. Я ей сказала, что придерживаюсь правил «Христианской науки», а там считается, что плохого нет ни в чем, и действительно, что может быть плохого в маленькой бутылочке шампанского? Оказывается, она никогда раньше не рассматривала шампанское с такой точки зрения, а мисс Чэпмен тоже исповедует «Христианскую науку», только из всех напитков полезным считает лишь воду. Ну вот, а потом нам принесли ланч, и она чувствовала себя просто великолепно. Тогда я подумала, пожалуй, надо выпить еще бутылочку шампанского, и сказала ей, что, будучи истовой приверженницей «Христианской науки», считаю, что и в двух бутылках шампанского большого вреда нет. И мы выпили еще одну бутылку шампанского, а она очень заинтересовалась «Христианской наукой» и сказала, что это, наверное, даже лучше, чем пресвитерианство. Она сказала еще, что мисс Чэпмен пыталась заинтересовать ее «Христианской наукой», но она не обладает моим талантом убеждения.
Тогда я ей сказала, что мисс Чэпмен, наверное, завидует ее красоте. А она сказала, что так и есть, потому что мисс Чэпмен заставляет ее носить черные шляпки из конского волоса, потому что конский волос не давит на мозг. Я ей пообещала отдать одну свою шляпку с розами и принесла ее, но мы ее не смогли надеть — она слишком маленькая для большой копны волос. И я сначала хотела взять ножницы и немножко подстричь миссис Споффард, но потом решила, что для первого раза достаточно.
Матушка Генри сказала, что я — луч солнца в ее жизни, и когда Генри за ней пришел, она даже уходить не хотела. Но он ее увел, а потом позвонил мне по телефону и был очень взволнован и сказал, что хочет со мной поговорить о чем-то очень важном. Я пообещала, что увижусь с ним вечером.
А сейчас мне необходимо повидаться с мистером Эйсманом, потому что у меня появился план, и осуществить его надо немедленно.
31 мая
Ну вот, мы с Дороти и мистером Эйсманом едем поездом в место под названием Будапешт. Перед отъездом я не смогла повидаться с Генри, но оставила ему письмо. Потому что я решила, если он хочет сделать мне предложение, пусть об этом напишет, а если я буду с ним в одном городе, то писать ему будет незачем. Я ему сообщила, что должна была немедленно уехать, так как выяснила, что Дороти чуть было не совершила один опрометчивый поступок, и если бы я не вмешалась, все мои труды пошли бы прахом. Я его попросила написать все то, что он хотел мне сказать, и послать письмо в отель «Ритц» в Будапешт. Я верю в пословицу «Что написано пером, не вырубишь топором».
Уговорить мистера Эйсмана уехать из Вены было нетрудно, потому что вчера он ездил осматривать пуговичную фабрику, но там никто не работал — все справляли день рождения какого-то святого. Оказывается, когда у святых день рождения, они не работают, а устраивают праздник Мистер Эйсман посмотрел их календарь и выяснил, что дни рождения святых почти каждую неделю. Поэтому он решил, что хватит с него и Америки.
Генри не сможет поехать за мной в Будапешт, потому что его матушка проходит курс лечения у доктора Фрейда, и у нее, похоже, случай более сложный, чем у меня. Наверное, доктору Фрейду нелегко приходится, потому что она все время путает, что ей приснилось, а что было на самом деле. Так что она рассказывает ему все, а он уж должен сам решать. И когда она рассказывает, как молодой красавец пытался с ней заигрывать на Пятой авеню, ему приходится во всем самому разбираться.
Скоро мы снова окажемся в отеле «Ритц». Как это будет замечательно — «Ритц» в самом центре Европы!
1 июня
Вчера пришло письмо от Генри, где черным по белому написано, что они с матушкой никогда прежде не встречали такой девушки, и он просит меня стать его женой. Я отнесла письмо Генри в фотоателье и сделала с него много-много фотографий. Ведь письмо Генри можно потерять, и тогда у меня не останется о нем никаких воспоминаний.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
Мы катались по Пратеру допоздна, и это было восхитительно, потому что светила луна, и мы говорили о нравственности, а оркестр играл «Мама любит папу». «Мама любит папу» только сейчас вошла в моду в Вене, они от нее все с ума посходили, а в Америке это уже устарело. Ну вот, а потом он отвез меня обратно в отель.
Все складывается как нельзя лучше, потому что сегодня утром мистер Споффард позвонил мне и сказал, что хочет познакомить меня со своей матушкой. Я ему сказала, что хотела бы провести ланч с ней вдвоем и поболтать с глазу на глаз. И я попросила его привести матушку на ланч к нам в номер. Сюда уж мисс Чэпмен не войдет и испортить ничего не сможет.
Он привел матушку к нам в гостиную, а я надела простенькое платье из органди (я с него спорола все оборочки), черные кружевные перчатки, которые Дороти надевала в «Фоли», и туфли совсем-совсем без каблуков. Он нас друг другу представил, и я сделала книксен, потому что, по-моему, это очень мило, когда девушка делает книксен. Он нас оставил наедине, и мы чудесно побеседовали: я ей рассказала, что сама я совсем не такая, как эти нынешние вертихвостки, потому что воспитывали меня по старинке. А матушка мистера Споффарда сказала мне, что мисс Чэпмен ей сказала, будто слышала, что я совсем не такая старомодная. Я же ей ответила, что, наоборот, я очень старомодная, что уважаю старших и никогда не осмелилась бы им советовать, что и как делать, как, например, позволяет себе мисс Чэпмен.
Потом я заказала ланч и, решив, что шампанское ее взбодрит, спросила, не хочет ли она глоточек. Оказывается, она очень-очень любит шампанское, но мисс Чэпмен считает, что пить спиртное неприлично. Я ей сказала, что придерживаюсь правил «Христианской науки», а там считается, что плохого нет ни в чем, и действительно, что может быть плохого в маленькой бутылочке шампанского? Оказывается, она никогда раньше не рассматривала шампанское с такой точки зрения, а мисс Чэпмен тоже исповедует «Христианскую науку», только из всех напитков полезным считает лишь воду. Ну вот, а потом нам принесли ланч, и она чувствовала себя просто великолепно. Тогда я подумала, пожалуй, надо выпить еще бутылочку шампанского, и сказала ей, что, будучи истовой приверженницей «Христианской науки», считаю, что и в двух бутылках шампанского большого вреда нет. И мы выпили еще одну бутылку шампанского, а она очень заинтересовалась «Христианской наукой» и сказала, что это, наверное, даже лучше, чем пресвитерианство. Она сказала еще, что мисс Чэпмен пыталась заинтересовать ее «Христианской наукой», но она не обладает моим талантом убеждения.
Тогда я ей сказала, что мисс Чэпмен, наверное, завидует ее красоте. А она сказала, что так и есть, потому что мисс Чэпмен заставляет ее носить черные шляпки из конского волоса, потому что конский волос не давит на мозг. Я ей пообещала отдать одну свою шляпку с розами и принесла ее, но мы ее не смогли надеть — она слишком маленькая для большой копны волос. И я сначала хотела взять ножницы и немножко подстричь миссис Споффард, но потом решила, что для первого раза достаточно.
Матушка Генри сказала, что я — луч солнца в ее жизни, и когда Генри за ней пришел, она даже уходить не хотела. Но он ее увел, а потом позвонил мне по телефону и был очень взволнован и сказал, что хочет со мной поговорить о чем-то очень важном. Я пообещала, что увижусь с ним вечером.
А сейчас мне необходимо повидаться с мистером Эйсманом, потому что у меня появился план, и осуществить его надо немедленно.
31 мая
Ну вот, мы с Дороти и мистером Эйсманом едем поездом в место под названием Будапешт. Перед отъездом я не смогла повидаться с Генри, но оставила ему письмо. Потому что я решила, если он хочет сделать мне предложение, пусть об этом напишет, а если я буду с ним в одном городе, то писать ему будет незачем. Я ему сообщила, что должна была немедленно уехать, так как выяснила, что Дороти чуть было не совершила один опрометчивый поступок, и если бы я не вмешалась, все мои труды пошли бы прахом. Я его попросила написать все то, что он хотел мне сказать, и послать письмо в отель «Ритц» в Будапешт. Я верю в пословицу «Что написано пером, не вырубишь топором».
Уговорить мистера Эйсмана уехать из Вены было нетрудно, потому что вчера он ездил осматривать пуговичную фабрику, но там никто не работал — все справляли день рождения какого-то святого. Оказывается, когда у святых день рождения, они не работают, а устраивают праздник Мистер Эйсман посмотрел их календарь и выяснил, что дни рождения святых почти каждую неделю. Поэтому он решил, что хватит с него и Америки.
Генри не сможет поехать за мной в Будапешт, потому что его матушка проходит курс лечения у доктора Фрейда, и у нее, похоже, случай более сложный, чем у меня. Наверное, доктору Фрейду нелегко приходится, потому что она все время путает, что ей приснилось, а что было на самом деле. Так что она рассказывает ему все, а он уж должен сам решать. И когда она рассказывает, как молодой красавец пытался с ней заигрывать на Пятой авеню, ему приходится во всем самому разбираться.
Скоро мы снова окажемся в отеле «Ритц». Как это будет замечательно — «Ритц» в самом центре Европы!
1 июня
Вчера пришло письмо от Генри, где черным по белому написано, что они с матушкой никогда прежде не встречали такой девушки, и он просит меня стать его женой. Я отнесла письмо Генри в фотоателье и сделала с него много-много фотографий. Ведь письмо Генри можно потерять, и тогда у меня не останется о нем никаких воспоминаний.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27