Неприятные сцены покроются туманом, на их фоне проступят яркие, живые, радостные.
Как противно было трястись в вонючем вездеходе, но разве о нем вспоминает она? Конечно, нет. Она забыла о нем сразу, как только Иван вытащил ее из шумного вонючего нутра. Но от поездки к нему домой остались такие яркие, такие приятные воспоминания.
Вчера, на последней тренировке, она бежала и видела перед собой не белое снежное поле, а уютный дом, полный черноволосых ребятишек в ярких малицах и унтах, расшитых бисерными солнышками. Такое же солнышко теперь у нее па пальце. Она никогда с ним не расстанется. Даже если у нее появится обручальное кольцо. Когда-нибудь…
И сегодня, когда она побежит перед комиссией, она тоже увидит знакомые лица из дома Гришкиных…
Рита пробежала дистанцию легко, совсем не устала, не задохнулась. Судья на финише сказал ей время, за которое она пробежала дистанцию, поздравил. Он шепнул: грант обеспечен. Комиссия решила, что не станет проверять ее меткость, потому что мнения такого снайпера, как отец Ивана Гришкина, для них достаточно.
Оказывается, отец Ивана прислал Галине Даниловне мишени, которые поразила Рита из винтовки.
Судья говорил еще что-то, но она почти не слушала. Она смотрела на Ивана, который ждал ее поодаль. Сейчас он был в черной куртке на гагачьем пуху, которая сделала его еще более внушительным и взрослым. Он не отрывал от нее глаз, он тоже, казалось, не мог дождаться, когда судья отпустит Риту.
– Ну все, ты свободна, Маслова. – Она уже уперлась палками в снег, чтобы откатиться, но он добавил: – Тут были некоторые проблемы… Один наш спонсор заартачился, мол, мы помогаем детям коренных народов Севера. А ты, русская девочка, займешь чужое место… – Рита побледнела. – Да не бойся, ваша Галина Даниловна так впилась в него, она трепала его, как ездовая лайка котенка. – Он смеялся, в смехе слышалось удовольствие. – А кто это, говорит, у меня здесь живет? Если посмотреть на документы, все ли дети – чистокровные манси и ханты? Понимаешь, да? – Он подмигнул. – Имей в виду, Рита, ты встала на путь, где надо держать ухо востро… Вся жизнь – соревнование. На этот раз ты выиграла. Поздравляю.
Рита с силой оттолкнулась и покатила к Ивану.
На лице ее осталась растерянность.
– Ты что? Все здорово, – сказал Иван. – Отличное время. – Он убрал в карман круглые позолоченные часы на длинной серебряной цепочке. Их подарил ему отец, когда сыну исполнилось четырнадцать.
– Правда? – нерешительно проговорила Рита.
– Ну да. Судья тебе сказал? Он сказал, что тебе не надо даже стрелять?
Рита отбросила палки. Наконец, до нее дошло – все позади!
– А кто мне помог? – с улыбкой от уха до уха спросила она, сдвигая со лба вязаную оранжевую шапочку.
– Кто же?
– Твоя семья.
– И я тоже, – добавил он. – Они думали о тебе. Я тоже. Они посылали тебе свою любовь…
Рита замерла. Он скажет сейчас: «Я тоже»? Ей так хотелось, чтобы он сказал… Она не сводила с него глаз. Она видела в них то, что хотела услышать. Тогда зачем слова? Зачем, зачем… «Женщина всегда ждет признания, облеченного в слова, если даже точно знает то, что в них заключено», – вспомнила она фразу из романа про любовь, который она взяла почитать у Любы на ночь.
– И я тоже, – тихо признался Иван.
Рита выдохнула с таким облегчением, как будто только сейчас добежала до финиша.
Не думая, что делает, Рита наклонилась и отстегнула крепления. Потом попробовала приподняться на цыпочки, но жесткие ботинки не позволили. Она подпрыгнула. Она хотела коснуться губами его губ, но получилось иначе. Носом она ткнулась в его щеку. Какая горячая…
– Не холодно целоваться на морозе? – услышали они звонкий голос и смех. Это Люба вынырнула из ниоткуда.
– Нисколько, – бросила Рита. Потом повторила то, что только что сделала.
Иван не посмотрел в Любину сторону.
– Приходи ко мне на последнюю репетицию, Рита, – сказал он.
– Конечно, сейчас переоденусь и приду.
Глава 14. Тревога
В школьном актовом зале Рита и Иван были вдвоем. Но все равно он вышел на сцену в концертном наряде. На нем малица из оленьих шкур, унты, маска. В таком наряде она видела его раньше, на школьных праздниках. Но маска новая. Точнее, маска лишь новая деталь, сама она старая, даже очень. Почти древняя. Эту маску дала Ивану мама, когда они с Ритой гостили в доме родителей. Она принадлежала прадеду-шаману. Рита хорошо запомнила, что сказала мама, когда Иван надел ее:
– Ты чувствуешь? В ней все по-другому, да?
Иван молчал.
– Иван, не уходи, – тихо попросила мама. – Не сейчас, – добавила она, а Рита почувствовала, как мурашки побежали по спине. – Потом. – Мама помолчала и продолжила: – Ты будешь петь так, как не пела я, как не пел ты до сих пор. Теперь твое время, ты вырос. Ты уйдешь так далеко, как захочешь. Но вернешься из любой, даже самой длинной и трудной песни. – Иван не снимал маску. А мама каким-то особенным голосом предупредила: – Теперь ты встретишь в песне то, чего никогда не встречал. Уже пора, Иван.
Он быстро снял маску.
– А что это? – Темные глаза засветились в сумеречном свете дня.
– Сам узнаешь, – мама улыбнулась. – И поймешь. А если это возьмешь в песню, тебе не станет равных ни в каком конкурсе.
– Мама, но что это? – не отступал Иван. – Скажи, это дух? Может, это – дух наших предков?
Мать засмеялась. Голос ее звучал звонко, Рита вздрогнула и почувствовала, как мурашки теперь побежали снизу вверх. Ей тоже хотелось догадаться, о чем предупреждает мать Ивана, подсказать ему. Ей казалось, она чувствует что-то невыразимое. Такое, о чем не могла сказать вслух.
– Ты узнаешь сам, – не поддавалась мать. – Не ошибешься, не пройдешь мимо.
Рита стояла рядом, ей показалось, мать Ивана быстро взглянула на нее…
После поездки к Ивану домой Рита слушала его пение по-другому. Казалось, она лучше понимает, о чем он поет. Она узнавала интонации матери Ивана, ее тихий смех, рокочущий голос отца, звонкие нотки сестры Али… Даже скрип лыж по твердому насту она улавливала в его песне. И «разговоры» собак… Но когда он надел маску своего прадеда, ей стало не по себе. А если Иван уйдет в песню и не вернется? Как же она тогда, без него?
Рита смотрела на Ивана из первого ряда, пытаясь почувствовать себя строгой представительницей Фонда, которая ищет таланты в далеких от больших городов снегах. Она старалась увидеть Ивана Гришкина чужими глазами, услышать чужими ушами.
Ей нравилось то, что она видела, и то, что слышала. Какой он красивый в расшитой лентами малице, в унтах, какой таинственно-недоступный в прадедовой маске. Рите казалось, маска оживает от голоса Ивана. Или особенную живость придают ей глаза, светящиеся в узких прорезях для глаз?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
Как противно было трястись в вонючем вездеходе, но разве о нем вспоминает она? Конечно, нет. Она забыла о нем сразу, как только Иван вытащил ее из шумного вонючего нутра. Но от поездки к нему домой остались такие яркие, такие приятные воспоминания.
Вчера, на последней тренировке, она бежала и видела перед собой не белое снежное поле, а уютный дом, полный черноволосых ребятишек в ярких малицах и унтах, расшитых бисерными солнышками. Такое же солнышко теперь у нее па пальце. Она никогда с ним не расстанется. Даже если у нее появится обручальное кольцо. Когда-нибудь…
И сегодня, когда она побежит перед комиссией, она тоже увидит знакомые лица из дома Гришкиных…
Рита пробежала дистанцию легко, совсем не устала, не задохнулась. Судья на финише сказал ей время, за которое она пробежала дистанцию, поздравил. Он шепнул: грант обеспечен. Комиссия решила, что не станет проверять ее меткость, потому что мнения такого снайпера, как отец Ивана Гришкина, для них достаточно.
Оказывается, отец Ивана прислал Галине Даниловне мишени, которые поразила Рита из винтовки.
Судья говорил еще что-то, но она почти не слушала. Она смотрела на Ивана, который ждал ее поодаль. Сейчас он был в черной куртке на гагачьем пуху, которая сделала его еще более внушительным и взрослым. Он не отрывал от нее глаз, он тоже, казалось, не мог дождаться, когда судья отпустит Риту.
– Ну все, ты свободна, Маслова. – Она уже уперлась палками в снег, чтобы откатиться, но он добавил: – Тут были некоторые проблемы… Один наш спонсор заартачился, мол, мы помогаем детям коренных народов Севера. А ты, русская девочка, займешь чужое место… – Рита побледнела. – Да не бойся, ваша Галина Даниловна так впилась в него, она трепала его, как ездовая лайка котенка. – Он смеялся, в смехе слышалось удовольствие. – А кто это, говорит, у меня здесь живет? Если посмотреть на документы, все ли дети – чистокровные манси и ханты? Понимаешь, да? – Он подмигнул. – Имей в виду, Рита, ты встала на путь, где надо держать ухо востро… Вся жизнь – соревнование. На этот раз ты выиграла. Поздравляю.
Рита с силой оттолкнулась и покатила к Ивану.
На лице ее осталась растерянность.
– Ты что? Все здорово, – сказал Иван. – Отличное время. – Он убрал в карман круглые позолоченные часы на длинной серебряной цепочке. Их подарил ему отец, когда сыну исполнилось четырнадцать.
– Правда? – нерешительно проговорила Рита.
– Ну да. Судья тебе сказал? Он сказал, что тебе не надо даже стрелять?
Рита отбросила палки. Наконец, до нее дошло – все позади!
– А кто мне помог? – с улыбкой от уха до уха спросила она, сдвигая со лба вязаную оранжевую шапочку.
– Кто же?
– Твоя семья.
– И я тоже, – добавил он. – Они думали о тебе. Я тоже. Они посылали тебе свою любовь…
Рита замерла. Он скажет сейчас: «Я тоже»? Ей так хотелось, чтобы он сказал… Она не сводила с него глаз. Она видела в них то, что хотела услышать. Тогда зачем слова? Зачем, зачем… «Женщина всегда ждет признания, облеченного в слова, если даже точно знает то, что в них заключено», – вспомнила она фразу из романа про любовь, который она взяла почитать у Любы на ночь.
– И я тоже, – тихо признался Иван.
Рита выдохнула с таким облегчением, как будто только сейчас добежала до финиша.
Не думая, что делает, Рита наклонилась и отстегнула крепления. Потом попробовала приподняться на цыпочки, но жесткие ботинки не позволили. Она подпрыгнула. Она хотела коснуться губами его губ, но получилось иначе. Носом она ткнулась в его щеку. Какая горячая…
– Не холодно целоваться на морозе? – услышали они звонкий голос и смех. Это Люба вынырнула из ниоткуда.
– Нисколько, – бросила Рита. Потом повторила то, что только что сделала.
Иван не посмотрел в Любину сторону.
– Приходи ко мне на последнюю репетицию, Рита, – сказал он.
– Конечно, сейчас переоденусь и приду.
Глава 14. Тревога
В школьном актовом зале Рита и Иван были вдвоем. Но все равно он вышел на сцену в концертном наряде. На нем малица из оленьих шкур, унты, маска. В таком наряде она видела его раньше, на школьных праздниках. Но маска новая. Точнее, маска лишь новая деталь, сама она старая, даже очень. Почти древняя. Эту маску дала Ивану мама, когда они с Ритой гостили в доме родителей. Она принадлежала прадеду-шаману. Рита хорошо запомнила, что сказала мама, когда Иван надел ее:
– Ты чувствуешь? В ней все по-другому, да?
Иван молчал.
– Иван, не уходи, – тихо попросила мама. – Не сейчас, – добавила она, а Рита почувствовала, как мурашки побежали по спине. – Потом. – Мама помолчала и продолжила: – Ты будешь петь так, как не пела я, как не пел ты до сих пор. Теперь твое время, ты вырос. Ты уйдешь так далеко, как захочешь. Но вернешься из любой, даже самой длинной и трудной песни. – Иван не снимал маску. А мама каким-то особенным голосом предупредила: – Теперь ты встретишь в песне то, чего никогда не встречал. Уже пора, Иван.
Он быстро снял маску.
– А что это? – Темные глаза засветились в сумеречном свете дня.
– Сам узнаешь, – мама улыбнулась. – И поймешь. А если это возьмешь в песню, тебе не станет равных ни в каком конкурсе.
– Мама, но что это? – не отступал Иван. – Скажи, это дух? Может, это – дух наших предков?
Мать засмеялась. Голос ее звучал звонко, Рита вздрогнула и почувствовала, как мурашки теперь побежали снизу вверх. Ей тоже хотелось догадаться, о чем предупреждает мать Ивана, подсказать ему. Ей казалось, она чувствует что-то невыразимое. Такое, о чем не могла сказать вслух.
– Ты узнаешь сам, – не поддавалась мать. – Не ошибешься, не пройдешь мимо.
Рита стояла рядом, ей показалось, мать Ивана быстро взглянула на нее…
После поездки к Ивану домой Рита слушала его пение по-другому. Казалось, она лучше понимает, о чем он поет. Она узнавала интонации матери Ивана, ее тихий смех, рокочущий голос отца, звонкие нотки сестры Али… Даже скрип лыж по твердому насту она улавливала в его песне. И «разговоры» собак… Но когда он надел маску своего прадеда, ей стало не по себе. А если Иван уйдет в песню и не вернется? Как же она тогда, без него?
Рита смотрела на Ивана из первого ряда, пытаясь почувствовать себя строгой представительницей Фонда, которая ищет таланты в далеких от больших городов снегах. Она старалась увидеть Ивана Гришкина чужими глазами, услышать чужими ушами.
Ей нравилось то, что она видела, и то, что слышала. Какой он красивый в расшитой лентами малице, в унтах, какой таинственно-недоступный в прадедовой маске. Рите казалось, маска оживает от голоса Ивана. Или особенную живость придают ей глаза, светящиеся в узких прорезях для глаз?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21