Постепенно длинные ресницы опустились на нежные круглые щеки. Дыхание стало ровным, глубоким. Он уснул. Несколько минут Мартина наблюдала за ним, сидя рядом, и вдруг опять к горлу подкатил комок.
Приняв душ, она надела мягкое платье из джерси приятного голубого оттенка и уложила на голове шиньон. Слегка подкрасив веки голубым карандашом и надев на узкое запястье широкий золотой браслет, она была готова.
Доминик стоял у камина, когда она вошла в комнату. Он чувствовал себя спокойно, улыбался и выглядел привлекательным в темном пиджачном костюме и белоснежной рубашке.
— Присаживайтесь, мисс Флойд. Я налью вам что-нибудь выпить. — Он указал на софу, стоящую рядом с камином. — Марко заснул? Все в порядке?
— Да, — тихо произнесла она, стараясь унять дрожь в пальцах, когда брала у него стакан.
Странно, но, как только они оказывались рядом, она особенно остро чувствовала, что он ей необходим. Странно также и то, что она испытывала к нему чувство нежности и любви, несмотря на его холодность. Он выглядел сильным, неколебимым, порой даже резким. Темные глаза, поблескивающие на загорелом лице, перехватили ее взгляд и на мгновение задержали его. Ей страстно хотелось знать, слышит ли он, как сильно бьется ее сердце. Слегка отодвинувшись и отпив из стакана, он прислонился к каминной доске и, засунув руки в карманы, посмотрел на нее. Мартина пригубила вина.
Его голова великолепной формы и плечи отражались в зеркале времен Ренессанса, висевшем над камином.
— Что вы скажете о ферме? — спросил он.
— Чудесное место. Я люблю уединенность. Его острый взгляд скользнул по ее миниатюрной, фигуре, изящному запястью с браслетом, пальцам с перламутровым маникюром, держащим стакан.
— Через несколько дней вам все это надоест, — усмехнулся он. — Многие мои друзья скучают в одиночестве. Им больше нравится дом в Венеции, чем скучная монотонность загородной жизни. Могли бы вы жить постоянно вдали от сверкающих огней Лондона?
Мартина опустила стакан.
— Почему бы и нет? Но для чего вы спрашиваете об этом?
Он улыбнулся с легкой иронией.
— Потому что многие люди не могут привыкнуть к незнакомым местам. — Он посмотрел на потолок. — Я люблю это место. Будучи ребенком, я мечтал стать фермером. Но мой отчим, граф ди Равенелли, подбросил мне такую блестящую игрушку, как финансы. Это было вроде вызова. Я принял его. И научился работать. Я многого достиг. Но до сих пор оттягиваю с женитьбой. Это поместье принадлежит семейству Равенелли, поколениями владевшему им. И мне не хотелось бы отдавать его в чьи-то чужие руки.
Так или иначе, он собирался жениться. Кто лучше Майи, с ее уже готовым состоянием, подходит для этого? Он мог пойти по стопам отчима и жениться на вдове с ребенком. Это значило бы счастливый конец для Марко, и она была бы рада за него. Мартина слушала, глядя на свой стакан.
А он продолжал:
— Жаль, что вы не катаетесь на лошадях. Было бы хорошо обскакать ферму верхом. Завтра рано утром я немного покатаюсь один, а потом возьму Марко с Люнеди. Но если хотите, мы можем проехать с вами по ферме на машине. — Он рассказывал о ферме, а она с интересом слушала, желая подробнее узнать о здешней жизни.
Пока они сидели за столом и вели непринужденный разговор, Мартина спрашивала о земле, о работах на ней, о существующих здесь проблемах. Доминик с готовностью и со своим неизменным чувством юмора давал пояснения. Один или два раза он удивленно приподнял брови. Ей нравилось это движение, и она старалась отогнать мечты, в которых были он и она, мечты, угрожавшие ее спокойствию.
Стол был накрыт белой дамасской скатертью, в центре — ваза с фиалками, фарфор, серебро и стаканы, которые передавались из поколения в поколение Равенелли. Серебряный кувшин с сидром, пирог с дичью, пармская ветчина, приготовленная в вине, овощи на подогретых серебряных блюдах, домашний хлеб, персики, сливки, крестьянское масло, сыр — все это было поставлено на буфет, чтобы они могли обойтись без посторонней помощи.
Во время ужина электричество немного село, и лампочки горели не так ярко. Каждый раз, когда глаза их встречались, Мартина чувствовала все возрастающий интерес Доминика. Ее заразительный смех, блестящие глаза, теплота — все это скрывалось за ее застенчивостью, овладевавшей ею всякий раз в его присутствии.
Доминик помогал ей брать то или иное блюдо, и ужин почти кончился, когда вдруг наступило молчание. Каждый раз, принимая тарелку из его рук, она чувствовала тесную связь с ним, и это вызывало у нее чувство сладости и одновременно — горечи.
— Вам не очень-то хотелось обедать со мной в прошлый раз. А как сегодня? — спросил он.
Говорил он с видимым безразличием, продолжая критически рассматривать ее.
Ей было спокойнее смотреть на его загорелые руки, сильные запястья, гибкие пальцы, в которых сейчас он держал сигару. Неохотно подняла она глаза и встретилась с его пристальным взглядом. Но ей удалось даже озорно улыбнуться.
— Всегда обожала крестьянскую еду. Так все натурально. Мне нравится, — поколебавшись, ответила она. В его глазах появился огонек.
— Расскажите, что вы еще обожаете, — негромко произнес он, откидываясь на стуле и прищуриваясь.
Мартине очень хотелось бы сказать, что она обожает его. Но, собрав всю свою гордость и не желая ставить себя в неловкое положение, давая ему возможность посмеяться над ней, она приняла холодный вид. Нет, эти проницательные темные глаза никогда не застигнут ее врасплох.
— Зачем мне рассказывать о том, что я люблю? — ответила она. — Вам это будет неинтересно.
— А вы попробуйте, — растягивая слова, произнес он.
Ей не хотелось, чтобы из нее вытягивали сокровенное. На счастье, в комнату вошла синьора Станжери спросить, не нужно ли им чего-нибудь. Посидев еще немного, докуривая сигару, Доминик предложил ей прогуляться. Довольная, что они покидают атмосферу, полную каких-то неясностей, Мартина согласилась и пошла наверх, чтобы взять пальто и взглянуть на Марко.
Простыни были разбросаны, щеки разрумянились, голова закинута назад, одна рука обнимала медвежонка. Наклонясь к нему, Мартина осторожно поправила постель и постояла некоторое время рядом, пока он не успокоился. Конечно, он был бы счастлив, если бы Доминик стал его отчимом, а вскоре у них бы появились и другие дети. Терпеливо стояла она рядом, прогоняя мысли, которые были для нее словно острый нож. Когда у него установилось ровное дыхание, она вышла из комнаты.
Подходя к Доминику, она улыбалась, скрывая тот хаос, который царил в ее душе. Сколько женщин в прошлом переживали то же самое, что и она в эту ночь? Мартина, боясь за свою слабость, была рада той холодности и безразличию, с которыми держался он. Та почтительность, с которой он обращался к ней, вдвойне подчеркивала его равнодушие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Приняв душ, она надела мягкое платье из джерси приятного голубого оттенка и уложила на голове шиньон. Слегка подкрасив веки голубым карандашом и надев на узкое запястье широкий золотой браслет, она была готова.
Доминик стоял у камина, когда она вошла в комнату. Он чувствовал себя спокойно, улыбался и выглядел привлекательным в темном пиджачном костюме и белоснежной рубашке.
— Присаживайтесь, мисс Флойд. Я налью вам что-нибудь выпить. — Он указал на софу, стоящую рядом с камином. — Марко заснул? Все в порядке?
— Да, — тихо произнесла она, стараясь унять дрожь в пальцах, когда брала у него стакан.
Странно, но, как только они оказывались рядом, она особенно остро чувствовала, что он ей необходим. Странно также и то, что она испытывала к нему чувство нежности и любви, несмотря на его холодность. Он выглядел сильным, неколебимым, порой даже резким. Темные глаза, поблескивающие на загорелом лице, перехватили ее взгляд и на мгновение задержали его. Ей страстно хотелось знать, слышит ли он, как сильно бьется ее сердце. Слегка отодвинувшись и отпив из стакана, он прислонился к каминной доске и, засунув руки в карманы, посмотрел на нее. Мартина пригубила вина.
Его голова великолепной формы и плечи отражались в зеркале времен Ренессанса, висевшем над камином.
— Что вы скажете о ферме? — спросил он.
— Чудесное место. Я люблю уединенность. Его острый взгляд скользнул по ее миниатюрной, фигуре, изящному запястью с браслетом, пальцам с перламутровым маникюром, держащим стакан.
— Через несколько дней вам все это надоест, — усмехнулся он. — Многие мои друзья скучают в одиночестве. Им больше нравится дом в Венеции, чем скучная монотонность загородной жизни. Могли бы вы жить постоянно вдали от сверкающих огней Лондона?
Мартина опустила стакан.
— Почему бы и нет? Но для чего вы спрашиваете об этом?
Он улыбнулся с легкой иронией.
— Потому что многие люди не могут привыкнуть к незнакомым местам. — Он посмотрел на потолок. — Я люблю это место. Будучи ребенком, я мечтал стать фермером. Но мой отчим, граф ди Равенелли, подбросил мне такую блестящую игрушку, как финансы. Это было вроде вызова. Я принял его. И научился работать. Я многого достиг. Но до сих пор оттягиваю с женитьбой. Это поместье принадлежит семейству Равенелли, поколениями владевшему им. И мне не хотелось бы отдавать его в чьи-то чужие руки.
Так или иначе, он собирался жениться. Кто лучше Майи, с ее уже готовым состоянием, подходит для этого? Он мог пойти по стопам отчима и жениться на вдове с ребенком. Это значило бы счастливый конец для Марко, и она была бы рада за него. Мартина слушала, глядя на свой стакан.
А он продолжал:
— Жаль, что вы не катаетесь на лошадях. Было бы хорошо обскакать ферму верхом. Завтра рано утром я немного покатаюсь один, а потом возьму Марко с Люнеди. Но если хотите, мы можем проехать с вами по ферме на машине. — Он рассказывал о ферме, а она с интересом слушала, желая подробнее узнать о здешней жизни.
Пока они сидели за столом и вели непринужденный разговор, Мартина спрашивала о земле, о работах на ней, о существующих здесь проблемах. Доминик с готовностью и со своим неизменным чувством юмора давал пояснения. Один или два раза он удивленно приподнял брови. Ей нравилось это движение, и она старалась отогнать мечты, в которых были он и она, мечты, угрожавшие ее спокойствию.
Стол был накрыт белой дамасской скатертью, в центре — ваза с фиалками, фарфор, серебро и стаканы, которые передавались из поколения в поколение Равенелли. Серебряный кувшин с сидром, пирог с дичью, пармская ветчина, приготовленная в вине, овощи на подогретых серебряных блюдах, домашний хлеб, персики, сливки, крестьянское масло, сыр — все это было поставлено на буфет, чтобы они могли обойтись без посторонней помощи.
Во время ужина электричество немного село, и лампочки горели не так ярко. Каждый раз, когда глаза их встречались, Мартина чувствовала все возрастающий интерес Доминика. Ее заразительный смех, блестящие глаза, теплота — все это скрывалось за ее застенчивостью, овладевавшей ею всякий раз в его присутствии.
Доминик помогал ей брать то или иное блюдо, и ужин почти кончился, когда вдруг наступило молчание. Каждый раз, принимая тарелку из его рук, она чувствовала тесную связь с ним, и это вызывало у нее чувство сладости и одновременно — горечи.
— Вам не очень-то хотелось обедать со мной в прошлый раз. А как сегодня? — спросил он.
Говорил он с видимым безразличием, продолжая критически рассматривать ее.
Ей было спокойнее смотреть на его загорелые руки, сильные запястья, гибкие пальцы, в которых сейчас он держал сигару. Неохотно подняла она глаза и встретилась с его пристальным взглядом. Но ей удалось даже озорно улыбнуться.
— Всегда обожала крестьянскую еду. Так все натурально. Мне нравится, — поколебавшись, ответила она. В его глазах появился огонек.
— Расскажите, что вы еще обожаете, — негромко произнес он, откидываясь на стуле и прищуриваясь.
Мартине очень хотелось бы сказать, что она обожает его. Но, собрав всю свою гордость и не желая ставить себя в неловкое положение, давая ему возможность посмеяться над ней, она приняла холодный вид. Нет, эти проницательные темные глаза никогда не застигнут ее врасплох.
— Зачем мне рассказывать о том, что я люблю? — ответила она. — Вам это будет неинтересно.
— А вы попробуйте, — растягивая слова, произнес он.
Ей не хотелось, чтобы из нее вытягивали сокровенное. На счастье, в комнату вошла синьора Станжери спросить, не нужно ли им чего-нибудь. Посидев еще немного, докуривая сигару, Доминик предложил ей прогуляться. Довольная, что они покидают атмосферу, полную каких-то неясностей, Мартина согласилась и пошла наверх, чтобы взять пальто и взглянуть на Марко.
Простыни были разбросаны, щеки разрумянились, голова закинута назад, одна рука обнимала медвежонка. Наклонясь к нему, Мартина осторожно поправила постель и постояла некоторое время рядом, пока он не успокоился. Конечно, он был бы счастлив, если бы Доминик стал его отчимом, а вскоре у них бы появились и другие дети. Терпеливо стояла она рядом, прогоняя мысли, которые были для нее словно острый нож. Когда у него установилось ровное дыхание, она вышла из комнаты.
Подходя к Доминику, она улыбалась, скрывая тот хаос, который царил в ее душе. Сколько женщин в прошлом переживали то же самое, что и она в эту ночь? Мартина, боясь за свою слабость, была рада той холодности и безразличию, с которыми держался он. Та почтительность, с которой он обращался к ней, вдвойне подчеркивала его равнодушие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48