Это его злило. Самодовольство Жан-Поля и его приятелей злило Эдуарда еще больше. Он отмалчивался: не имело смысла спорить с Жан-Полем о государственной политике. Вместо этого, когда миновала неделя, а они с Жан-Полем всего раз ненадолго выбрались на виноградники барона, где осмотрели в лучшем случае одну восьмую обширных земель, Эдуард решил перейти к тому, из-за чего приехал. Он взял быка за рога и атаковал Жан-Поля, когда тот вышел из спальни около одиннадцати утра.
– Ну пожалуйста, Жан-Поль, не могли бы мы сейчас посидеть над цифровыми показателями деятельности компании? Обсудить мои планы?
Жан-Поль вздохнул и вытянулся в плетеном кресле.
– Ладно уж, братик. Но за pastis мне лучше думается. Так они просидели на террасе два часа. Говорил один Эдуард. Он представил гору бумаг; он округлял цифры, чтобы упростить расчеты; он все переводил во франки, поскольку Жан-Поль безнадежно запутался в валютных курсах.
Жан-Поль пропустил три аперитива и курил киф .
– Ты и вправду не хочешь попробовать? – спросил он, протянув Эдуарду серебряную шкатулку с самодельными сигаретами, набитыми смесью кифа и табака.
– Спасибо, нет.
– Это хорошо снимает напряжение.
– Жан-Поль…
– Ну ладно, ладно. Пока что, по-моему, я слежу за ходом твоих рассуждений. Продолжай.
За ленчем Эдуард продолжал развивать свои мысли. Он заметил, что аперитивы, вино и киф возымели действие Глаза у Жан-Поля порозовели и остекленели; сам он раскраснелся; его безукоризненный белый костюм принял помятый вид. Эдуард понимал, что напрасно тратит время, но не мог остановиться. Все это так важно; он проделал столько работы; он обязан втолковать Жан-Полю.
После ленча они выпили крепкого арабского кофе. Жан-Поль откинулся на шелковые подушки и закрыл глаза.
– Жан-Поль! – Эдуард даже охрип от отчаяния – Как же ты не можешь понять? Это же ради отца. Он создал все это своими руками. Конечно, он начинал не на пустом месте, но империю возвел он. Тут столько возможностей. Жан-Поль, мы ведь можем продолжать за него. Он на это жизнь положил. Не можем же мы допустить, чтобы все его труды сгинули втуне.
Жан-Поль поднял веки, и Эдуард оглянулся. Пока он говорил, служанка-арабка незаметно вошла в комнату и, потупившись, застыла у дверей.
– Час для сиесты, – сказал Жан-Поль, с трудом поднимаясь. Они глянули друг другу в глаза. Жан-Полю потребовалось для этого некоторое усилие, Эдуард же признал то, чего старался не замечать все эти дни: его брат отяжелел. Он растолстел, раздался в талии; цвет лица у него приобрел красноватый оттенок; он все еще был красив, но его черты загрубели. Раньше линия челюсти и скул была у него четко очерчена, теперь щеки висели. Эдуард смотрел на него, и ему хотелось плакать.
– После ленча мне нужно отдыхать, – с вызовом заявил Жан-Поль. – Тут у нас такой климат. Жара проклятущая. Вечером соберусь с мыслями, тогда будет прохладней…
Он бросил взгляд на арабку, которая все так же стояла в дверях, опустив голову, усмехнулся и подмигнул Эдуарду:
– Трахнуться и поспать. – Он говорил на английском, видимо, не хотел, чтобы женщина поняла, но Эдуарда это почему-то взбесило. – После этого буду в норме. Тогда и поговорим. Вечером. Честное слово. Я очень тебе благодарен, Эдуард. Я же понимаю, как ты поработал…
Вечером они поговорили. Эдуард заставил. Он усадил брата в кресло с прямой спинкой и заявил:
– Никаких аперитивов. Никакого вина. Никакого кифа. – И хлопнул на стол пачку документов. – Будешь слушать, Жан-Поль, и слушать внимательно. Я потел над этим полгода и не собираюсь пустить сделанное коту под хвост. Так что будь любезен, выслушай, а не., то я улечу ближайшим рейсом и предоставлю тебе расхлебывать всю эту кашу.
– Сдаюсь, сдаюсь, – Жан-Поль покорно воздел руки. – И не нужно метать икру. Кто у нас всегда был горяч и нетерпелив, так это ты. Я просто не поспеваю за тобой, в этом все дело. Так что объясни-ка мне все по новой и не спеши.
Эдуард объяснил. Когда он закончил свои страстные речи, Жан-Поль встал:
– Хорошо. Прекрасно. О'кей.
– Что значит – «прекрасно», «о'кей»?
– А то, что приступай. – Жан-Поль обнял его за плечи. – Я не смогу, ты и сам должен был понять. Я даже не знаю, с чего начать. Вот ты всем и займешься. Сделаешь все, о чем говорил. Я на тебя полагаюсь. Не сомневаюсь, что ты кругом прав. Ты всегда был умнее. Ты только скажи, что мне нужно подписать, – переводи на себя все, что можно, и приступай. Договорились, братик? Теперь мне можно выпить аперитив?
Эдуард посмотрел брату в глаза, но тот смущенно отвел взгляд. Эдуард поджал губы и встал.
– Хорошо. Я так и сделаю. И ради всего святого, позвони, чтобы тебе принесли аперитив.
Так в 1950 году Эдуард, по сути, стал бароном де Шавиньи. Жан-Поль подписал брату доверенность на управление всеми финансами принадлежащих ему компаний. Эдуард, фактически барон, разве только без титула, возвратился в Париж и приступил к работе.
Оба брата с самого начала были довольны таким соглашением.
Решение стоящей перед ним задачи Эдуард разделил на два этапа: сперва – восстанавливать, затем – строить и расширять.
Всю мебель, столовое серебро, картины и личную коллекцию бриллиантов, переправленные отцом в Швейцарию, он вернул во Францию. Огромный дом в Довиле с садом и частным пляжем был продан нуворишу-американцу, разбогатевшему на нефти и только начинающему вкладывать капиталы в недвижимость на Старом континенте. Домом в любом случае редко пользовались. На вырученные деньги Эдуард приобрел в Нормандии дом меньших размеров неподалеку от побережья, сказав себе, что когда-нибудь, возможно, здесь захотят пожить его дети или дети Жан-Поля. Оставшаяся сумма пошла на оплату немалых расходов по восстановлению особняка в Сен-Клу и Шато де Шавиньи в департаменте Луара. По завершении ремонта самих зданий было отреставрировано и возвращено на место внутреннее убранство – мебель, гобелены, картины, ковры и портьеры. На все это, включая восстановление знаменитых парков при обоих домах, ушло два года. Даже на Луизу де Шавиньи, когда он привез ее по окончании работ в Сен-Клу и с гордостью провел по дому, увиденное произвело впечатление.
– Очень красиво, Эдуард. Совсем как раньше. И ты еще кое-что добавил… – Она скользнула взглядом по гарнитуру в стиле Людовика XIV в парадной гостиной. – У тебя мой вкус. Ты выбрал удачно.
– Теперь, мама, вы можете сюда вернуться. Ваши комнаты ждут вас. В них все как было. Не хватает только занавесок – не нашли подходящего шелка. Сейчас их заново ткут в Англии, скоро будут готовы. Тот же рисунок, и даже цвет тот же самый. Мы сняли точную копию…
– Нет, Эдуард. Я останусь в Париже. Я успела к нему привыкнуть.
Она кивнула на окна, на английский цветник за ними – чтобы заново его разбить и засадить, потребовалось двадцать рабочих и столько же месяцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
– Ну пожалуйста, Жан-Поль, не могли бы мы сейчас посидеть над цифровыми показателями деятельности компании? Обсудить мои планы?
Жан-Поль вздохнул и вытянулся в плетеном кресле.
– Ладно уж, братик. Но за pastis мне лучше думается. Так они просидели на террасе два часа. Говорил один Эдуард. Он представил гору бумаг; он округлял цифры, чтобы упростить расчеты; он все переводил во франки, поскольку Жан-Поль безнадежно запутался в валютных курсах.
Жан-Поль пропустил три аперитива и курил киф .
– Ты и вправду не хочешь попробовать? – спросил он, протянув Эдуарду серебряную шкатулку с самодельными сигаретами, набитыми смесью кифа и табака.
– Спасибо, нет.
– Это хорошо снимает напряжение.
– Жан-Поль…
– Ну ладно, ладно. Пока что, по-моему, я слежу за ходом твоих рассуждений. Продолжай.
За ленчем Эдуард продолжал развивать свои мысли. Он заметил, что аперитивы, вино и киф возымели действие Глаза у Жан-Поля порозовели и остекленели; сам он раскраснелся; его безукоризненный белый костюм принял помятый вид. Эдуард понимал, что напрасно тратит время, но не мог остановиться. Все это так важно; он проделал столько работы; он обязан втолковать Жан-Полю.
После ленча они выпили крепкого арабского кофе. Жан-Поль откинулся на шелковые подушки и закрыл глаза.
– Жан-Поль! – Эдуард даже охрип от отчаяния – Как же ты не можешь понять? Это же ради отца. Он создал все это своими руками. Конечно, он начинал не на пустом месте, но империю возвел он. Тут столько возможностей. Жан-Поль, мы ведь можем продолжать за него. Он на это жизнь положил. Не можем же мы допустить, чтобы все его труды сгинули втуне.
Жан-Поль поднял веки, и Эдуард оглянулся. Пока он говорил, служанка-арабка незаметно вошла в комнату и, потупившись, застыла у дверей.
– Час для сиесты, – сказал Жан-Поль, с трудом поднимаясь. Они глянули друг другу в глаза. Жан-Полю потребовалось для этого некоторое усилие, Эдуард же признал то, чего старался не замечать все эти дни: его брат отяжелел. Он растолстел, раздался в талии; цвет лица у него приобрел красноватый оттенок; он все еще был красив, но его черты загрубели. Раньше линия челюсти и скул была у него четко очерчена, теперь щеки висели. Эдуард смотрел на него, и ему хотелось плакать.
– После ленча мне нужно отдыхать, – с вызовом заявил Жан-Поль. – Тут у нас такой климат. Жара проклятущая. Вечером соберусь с мыслями, тогда будет прохладней…
Он бросил взгляд на арабку, которая все так же стояла в дверях, опустив голову, усмехнулся и подмигнул Эдуарду:
– Трахнуться и поспать. – Он говорил на английском, видимо, не хотел, чтобы женщина поняла, но Эдуарда это почему-то взбесило. – После этого буду в норме. Тогда и поговорим. Вечером. Честное слово. Я очень тебе благодарен, Эдуард. Я же понимаю, как ты поработал…
Вечером они поговорили. Эдуард заставил. Он усадил брата в кресло с прямой спинкой и заявил:
– Никаких аперитивов. Никакого вина. Никакого кифа. – И хлопнул на стол пачку документов. – Будешь слушать, Жан-Поль, и слушать внимательно. Я потел над этим полгода и не собираюсь пустить сделанное коту под хвост. Так что будь любезен, выслушай, а не., то я улечу ближайшим рейсом и предоставлю тебе расхлебывать всю эту кашу.
– Сдаюсь, сдаюсь, – Жан-Поль покорно воздел руки. – И не нужно метать икру. Кто у нас всегда был горяч и нетерпелив, так это ты. Я просто не поспеваю за тобой, в этом все дело. Так что объясни-ка мне все по новой и не спеши.
Эдуард объяснил. Когда он закончил свои страстные речи, Жан-Поль встал:
– Хорошо. Прекрасно. О'кей.
– Что значит – «прекрасно», «о'кей»?
– А то, что приступай. – Жан-Поль обнял его за плечи. – Я не смогу, ты и сам должен был понять. Я даже не знаю, с чего начать. Вот ты всем и займешься. Сделаешь все, о чем говорил. Я на тебя полагаюсь. Не сомневаюсь, что ты кругом прав. Ты всегда был умнее. Ты только скажи, что мне нужно подписать, – переводи на себя все, что можно, и приступай. Договорились, братик? Теперь мне можно выпить аперитив?
Эдуард посмотрел брату в глаза, но тот смущенно отвел взгляд. Эдуард поджал губы и встал.
– Хорошо. Я так и сделаю. И ради всего святого, позвони, чтобы тебе принесли аперитив.
Так в 1950 году Эдуард, по сути, стал бароном де Шавиньи. Жан-Поль подписал брату доверенность на управление всеми финансами принадлежащих ему компаний. Эдуард, фактически барон, разве только без титула, возвратился в Париж и приступил к работе.
Оба брата с самого начала были довольны таким соглашением.
Решение стоящей перед ним задачи Эдуард разделил на два этапа: сперва – восстанавливать, затем – строить и расширять.
Всю мебель, столовое серебро, картины и личную коллекцию бриллиантов, переправленные отцом в Швейцарию, он вернул во Францию. Огромный дом в Довиле с садом и частным пляжем был продан нуворишу-американцу, разбогатевшему на нефти и только начинающему вкладывать капиталы в недвижимость на Старом континенте. Домом в любом случае редко пользовались. На вырученные деньги Эдуард приобрел в Нормандии дом меньших размеров неподалеку от побережья, сказав себе, что когда-нибудь, возможно, здесь захотят пожить его дети или дети Жан-Поля. Оставшаяся сумма пошла на оплату немалых расходов по восстановлению особняка в Сен-Клу и Шато де Шавиньи в департаменте Луара. По завершении ремонта самих зданий было отреставрировано и возвращено на место внутреннее убранство – мебель, гобелены, картины, ковры и портьеры. На все это, включая восстановление знаменитых парков при обоих домах, ушло два года. Даже на Луизу де Шавиньи, когда он привез ее по окончании работ в Сен-Клу и с гордостью провел по дому, увиденное произвело впечатление.
– Очень красиво, Эдуард. Совсем как раньше. И ты еще кое-что добавил… – Она скользнула взглядом по гарнитуру в стиле Людовика XIV в парадной гостиной. – У тебя мой вкус. Ты выбрал удачно.
– Теперь, мама, вы можете сюда вернуться. Ваши комнаты ждут вас. В них все как было. Не хватает только занавесок – не нашли подходящего шелка. Сейчас их заново ткут в Англии, скоро будут готовы. Тот же рисунок, и даже цвет тот же самый. Мы сняли точную копию…
– Нет, Эдуард. Я останусь в Париже. Я успела к нему привыкнуть.
Она кивнула на окна, на английский цветник за ними – чтобы заново его разбить и засадить, потребовалось двадцать рабочих и столько же месяцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76