У нее в горле застрял ком.
— И вообще, — продолжила Бернадина. — Я спросила у брата, знает ли он вас, и он ответил, что знает, хотя лично не знаком. Он назвал ваше имя и сказал, что вы работаете пожарным. Это так меня потрясло.
— Правда? — выдавила Кизия.
Молодая женщина энергично кивнула, в ее глазах светилось восхищение.
— Для такой работы нужно быть очень храброй.
Естественно, это был комплимент. Но в данных обстоятельствах слово «храбрая» звучало как насмешка.
Кизия несколько раз сглотнула. Но комок в горле остался. Казалось, он становится все больше и больше. В глазах защипало. Она отвернулась, чувствуя, что вот-вот расплачется.
— Кизия?
Казалось, оклик донесся откуда-то издалека. Кизия вяло отмахнулась, надеясь, что Бернадина Уоллес уйдет.
Но Бернадина, с ее косичками и немыслимым маникюром, осталась.
— Тише, — шепнула она, бережно обнимая Кизию. — Я знаю, это тяжело, когда твой парень так сильно ранен. Но он поправляется. Брат говорит, Шкаф Рэндалл прекрасный человек. И это поможет ему выздороветь. За него переживает половина Атланты. Медсестры говорят, что никому еще не присылали так много подарков и открыток. И знаешь, это тоже ведь помогает. А значит, все будет хорошо. В конце концов… все наладится.
Последние остатки самообладания рассыпались в прах. Когда по щекам Кизии потекли горячие, горькие слезы, она вспомнила, что шептала Шкафу такие же слова утешения, когда он очнулся от забытья.
Сможет ли она когда-нибудь так же верить этим радужным обещаниям, как верит Бернадина Уоллес?
Три дня спустя она все еще сомневалась.
Около одиннадцати часов утра Кизия вернулась в свою квартиру после двух отработанных смен — одной плановой и одной сверхурочной. На третью смену подряд ей бы просто не хватило сил, хотя желание такое было. Использовать работу как лекарство от душевной боли можно до тех пор, пока справляешься. Но если засыпаешь на ходу…
На работе она выкладывалась на все сто процентов. Потому что в противном случае последствия могли оказаться плачевными.
Звонок в дверь раздался в тот момент, когда Кизия вычесывала Шабаз. Она замерла от неожиданности. Ее кошка воспользовалась этим, чтобы сбежать.
— Кто там? — с тревогой спросила Кизия. Она никого не ждала.
— Феба! — ответил знакомый голос.
Кизия отложила щетку, заметив, как чешутся кончики пальцев от рыжего кошачьего меха. Зря она взялась ухаживать за кошкой. Все это время ей вспоминались руки Шкафа. Его прикосновения. Поглаживания. Ласки. Ее сексуальное влечение, впавшее в спячку после несчастного случая, снова проснулось.
— Секундочку! — крикнула она.
На самом деле прошла минута или даже две, прежде чем Кизия открыла дверь. Она провозилась бы и дольше, если бы не понимала, что это покажется подозрительным.
По лицу Фебы было видно, что пришла она с чем-то серьезным. Но все же Кизия вела себя как обычно. Новоиспеченная миссис Джексон Миллер поначалу подыграла ей, охотно и с юмором отвечая на вопросы о медовом месяце. Но как только они уселись на софе в гостиной, она перешла к делу.
— Я знаю, что вы со Шкафом поссорились, — без обиняков начала она. — Я недавно забегала к нему в больницу. Совсем ненадолго, потому что он ясно намекнул, что хочет побыть в одиночестве. Одна из медсестер говорит, что он отказывается от физиотерапии. И что ты не навещала его день или два.
Кизия опустила глаза. Медсестра сказала правду. Прошло уже двое суток с тех пор, как она в последний раз была в больнице. Хотя она постоянно созванивалась с Бернадиной Уоллес.
— Он не хочет меня видеть, — ответила Кизия, заставив себя взглянуть в глаза подруге.
— Но почему? На моей свадьбе даже я заметила, как вы со Шкафом смотрите друг на друга. Если двое людей так… в общем, я бросила тебе букет, потому что… подумала…
— Знаю, — с горечью сказала Кизия. — Я тоже… думала.
— Что же произошло?
— Шкаф не…?
— Молчал, как рыба.
Кизия снова уставилась на свои руки. Затем, после глубокого, долгого вздоха, принялась описывать чудовищный поворот событий, случившийся в палате Шкафа.
Начала она очень медленно, часто запинаясь и тщательно подбирая слова, но затем ее речь потекла более плавно. К концу рассказа она уже не могла сдержать бурлящих чувств.
— Я не могла поверить, — подытожила Кизия, разведя руками. — Я стояла там, слушала и не верила собственным ушам. Когда Шкаф заявил, что я приняла его предложение из жалости…
— А разве нет?
— Нет! — Вопрос Фебы привел Кизию в ужас. — Конечно нет!
— Тебе не… жалко… Шкафа?
— Мне жаль, что так случилось с ним. Но его я не жалею!
— Ты уверена? Видишь ли, это вполне естественная реакция.
Кизия открыла было рот для возражения. Затем она остановилась и попыталась глубже заглянуть в себя. Кое-что из увиденного ее потрясло.
— Может, немножко, — призналась она тихим и напряженным голосом. — Сначала. Тот шок, который я испытала, увидев его после операции… — Она умолкла, прикусила нижнюю губу, желая побыстрее это забыть. Затем продолжила. — Хорошо. Да. После несчастья со Шкафом я многое поняла. Наверное, мысль о замужестве пришла ко мне чуть быстрее, чем если бы ничего этого не было. Но я бы все равно додумалась до этого, Феба. Я бы решилась. И я верю в это всем сердцем.
— Потому что ты его любишь.
— Да!
— Как ты думаешь, он тебя любит?
— Не знаю, — честно ответила Кизия и нервно рассмеялась. — Забавно. Я говорю совсем как ты в ночь пожара. Помнишь? Когда мы болтали за ужином.
— Помню.
— Теперь все наоборот, правда? Все совершенно изменилось. Ты замужем за Джексоном. А у меня… — она моргнула, сдерживая непрошеные слезы, — вот такое со Шкафом.
Феба помолчала. Затем тихо ответила:
— Этого могло не быть, Кизия.
Кизия снова моргнула, сказав себе, что плакать нельзя.
— Чего?
— Моей свадьбы с Джексоном. Ее могло не быть. Мы расстались через несколько дней после пожара на складе.
— Вы расстались?
— Я ничего не говорила, потому что ты была так сильно занята Шкафом, — торопливо пояснила Феба. — А как только мы снова сошлись…
— Но почему? Почему вы расстались, хоть и ненадолго?
— Потому что я боялась, Кизия. Мать меня бросила, когда я была ребенком. Отец умер от сердечного приступа у меня на глазах. Мой жених погиб в авиакатастрофе меньше чем за неделю до назначенной свадьбы. Казалось, я теряю всех, кого люблю. После пожара на складе я думала только о том, что Джексон мог погибнуть или серьезно пострадать. Я не могла этого вынести. Поэтому когда он неожиданно преподнес мне обручальное кольцо и задал вопрос, я ответила «нет». Слово за слово, и он обозвал меня трусихой и ушел.
— Я понятия не имела, — прошептала Кизия в изумлении.
Феба криво усмехнулась.
— У тебя своих забот хватало.
— Но все же… — Она несколько секунд теребила нижнюю губу, внезапно вспомнив недавнюю новость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
— И вообще, — продолжила Бернадина. — Я спросила у брата, знает ли он вас, и он ответил, что знает, хотя лично не знаком. Он назвал ваше имя и сказал, что вы работаете пожарным. Это так меня потрясло.
— Правда? — выдавила Кизия.
Молодая женщина энергично кивнула, в ее глазах светилось восхищение.
— Для такой работы нужно быть очень храброй.
Естественно, это был комплимент. Но в данных обстоятельствах слово «храбрая» звучало как насмешка.
Кизия несколько раз сглотнула. Но комок в горле остался. Казалось, он становится все больше и больше. В глазах защипало. Она отвернулась, чувствуя, что вот-вот расплачется.
— Кизия?
Казалось, оклик донесся откуда-то издалека. Кизия вяло отмахнулась, надеясь, что Бернадина Уоллес уйдет.
Но Бернадина, с ее косичками и немыслимым маникюром, осталась.
— Тише, — шепнула она, бережно обнимая Кизию. — Я знаю, это тяжело, когда твой парень так сильно ранен. Но он поправляется. Брат говорит, Шкаф Рэндалл прекрасный человек. И это поможет ему выздороветь. За него переживает половина Атланты. Медсестры говорят, что никому еще не присылали так много подарков и открыток. И знаешь, это тоже ведь помогает. А значит, все будет хорошо. В конце концов… все наладится.
Последние остатки самообладания рассыпались в прах. Когда по щекам Кизии потекли горячие, горькие слезы, она вспомнила, что шептала Шкафу такие же слова утешения, когда он очнулся от забытья.
Сможет ли она когда-нибудь так же верить этим радужным обещаниям, как верит Бернадина Уоллес?
Три дня спустя она все еще сомневалась.
Около одиннадцати часов утра Кизия вернулась в свою квартиру после двух отработанных смен — одной плановой и одной сверхурочной. На третью смену подряд ей бы просто не хватило сил, хотя желание такое было. Использовать работу как лекарство от душевной боли можно до тех пор, пока справляешься. Но если засыпаешь на ходу…
На работе она выкладывалась на все сто процентов. Потому что в противном случае последствия могли оказаться плачевными.
Звонок в дверь раздался в тот момент, когда Кизия вычесывала Шабаз. Она замерла от неожиданности. Ее кошка воспользовалась этим, чтобы сбежать.
— Кто там? — с тревогой спросила Кизия. Она никого не ждала.
— Феба! — ответил знакомый голос.
Кизия отложила щетку, заметив, как чешутся кончики пальцев от рыжего кошачьего меха. Зря она взялась ухаживать за кошкой. Все это время ей вспоминались руки Шкафа. Его прикосновения. Поглаживания. Ласки. Ее сексуальное влечение, впавшее в спячку после несчастного случая, снова проснулось.
— Секундочку! — крикнула она.
На самом деле прошла минута или даже две, прежде чем Кизия открыла дверь. Она провозилась бы и дольше, если бы не понимала, что это покажется подозрительным.
По лицу Фебы было видно, что пришла она с чем-то серьезным. Но все же Кизия вела себя как обычно. Новоиспеченная миссис Джексон Миллер поначалу подыграла ей, охотно и с юмором отвечая на вопросы о медовом месяце. Но как только они уселись на софе в гостиной, она перешла к делу.
— Я знаю, что вы со Шкафом поссорились, — без обиняков начала она. — Я недавно забегала к нему в больницу. Совсем ненадолго, потому что он ясно намекнул, что хочет побыть в одиночестве. Одна из медсестер говорит, что он отказывается от физиотерапии. И что ты не навещала его день или два.
Кизия опустила глаза. Медсестра сказала правду. Прошло уже двое суток с тех пор, как она в последний раз была в больнице. Хотя она постоянно созванивалась с Бернадиной Уоллес.
— Он не хочет меня видеть, — ответила Кизия, заставив себя взглянуть в глаза подруге.
— Но почему? На моей свадьбе даже я заметила, как вы со Шкафом смотрите друг на друга. Если двое людей так… в общем, я бросила тебе букет, потому что… подумала…
— Знаю, — с горечью сказала Кизия. — Я тоже… думала.
— Что же произошло?
— Шкаф не…?
— Молчал, как рыба.
Кизия снова уставилась на свои руки. Затем, после глубокого, долгого вздоха, принялась описывать чудовищный поворот событий, случившийся в палате Шкафа.
Начала она очень медленно, часто запинаясь и тщательно подбирая слова, но затем ее речь потекла более плавно. К концу рассказа она уже не могла сдержать бурлящих чувств.
— Я не могла поверить, — подытожила Кизия, разведя руками. — Я стояла там, слушала и не верила собственным ушам. Когда Шкаф заявил, что я приняла его предложение из жалости…
— А разве нет?
— Нет! — Вопрос Фебы привел Кизию в ужас. — Конечно нет!
— Тебе не… жалко… Шкафа?
— Мне жаль, что так случилось с ним. Но его я не жалею!
— Ты уверена? Видишь ли, это вполне естественная реакция.
Кизия открыла было рот для возражения. Затем она остановилась и попыталась глубже заглянуть в себя. Кое-что из увиденного ее потрясло.
— Может, немножко, — призналась она тихим и напряженным голосом. — Сначала. Тот шок, который я испытала, увидев его после операции… — Она умолкла, прикусила нижнюю губу, желая побыстрее это забыть. Затем продолжила. — Хорошо. Да. После несчастья со Шкафом я многое поняла. Наверное, мысль о замужестве пришла ко мне чуть быстрее, чем если бы ничего этого не было. Но я бы все равно додумалась до этого, Феба. Я бы решилась. И я верю в это всем сердцем.
— Потому что ты его любишь.
— Да!
— Как ты думаешь, он тебя любит?
— Не знаю, — честно ответила Кизия и нервно рассмеялась. — Забавно. Я говорю совсем как ты в ночь пожара. Помнишь? Когда мы болтали за ужином.
— Помню.
— Теперь все наоборот, правда? Все совершенно изменилось. Ты замужем за Джексоном. А у меня… — она моргнула, сдерживая непрошеные слезы, — вот такое со Шкафом.
Феба помолчала. Затем тихо ответила:
— Этого могло не быть, Кизия.
Кизия снова моргнула, сказав себе, что плакать нельзя.
— Чего?
— Моей свадьбы с Джексоном. Ее могло не быть. Мы расстались через несколько дней после пожара на складе.
— Вы расстались?
— Я ничего не говорила, потому что ты была так сильно занята Шкафом, — торопливо пояснила Феба. — А как только мы снова сошлись…
— Но почему? Почему вы расстались, хоть и ненадолго?
— Потому что я боялась, Кизия. Мать меня бросила, когда я была ребенком. Отец умер от сердечного приступа у меня на глазах. Мой жених погиб в авиакатастрофе меньше чем за неделю до назначенной свадьбы. Казалось, я теряю всех, кого люблю. После пожара на складе я думала только о том, что Джексон мог погибнуть или серьезно пострадать. Я не могла этого вынести. Поэтому когда он неожиданно преподнес мне обручальное кольцо и задал вопрос, я ответила «нет». Слово за слово, и он обозвал меня трусихой и ушел.
— Я понятия не имела, — прошептала Кизия в изумлении.
Феба криво усмехнулась.
— У тебя своих забот хватало.
— Но все же… — Она несколько секунд теребила нижнюю губу, внезапно вспомнив недавнюю новость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38