«Посмотрите на меня, я сейчас рухну замертво!»
— И что ты сделала?
— У меня так сжалось сердце! Одна мысль, что я не смогу его спасти, казалась мне невыносимой.
— А где все это произошло? И как ты там оказалась?
— Я была на ипподроме, то есть на мулодроме. Я и не знала раньше, что такие существуют.
— Я тоже не знала.
— Вооружившись благими намерениями, подхожу к судьям: к четырем расфуфыренным старым хрычам в серых пиджаках времен их молодости. И в образе дамы из высшего света произношу на публику речь в защиту бедного ослика.
— Сработало?
— Еще как. Четверо добросовестных судей пообещали мне, что ослик пробежит всего один круг.
— Они тебе никого не напомнили?
Я бы сказала, напомнили. Это типаж Андреа: пятидесятилетние мужики с изысканными манерами, пытающиеся убедить самих себя и всех вокруг в своей утонченности. Но самым главным в этом сне были мои ощущения. Какое облегчение я испытала, когда поняла, что добилась успеха! Случай показательный, в стиле Макиавелли: цель оправдывает средства. Прикинувшись femme fatale, я смогла спасти ослиную шкуру. То есть, без сомнения, мою шкуру. Потому что чувствую я себя именно как загнанное животное.
— Почему прикинувшись?
— Потому что мне так надоел уже этот образ, я чувствую себя смешной, даже гротескной. У меня нет больше сил, я совсем разбита, я двигаюсь на автопилоте, притворяясь уверенным в своих силах гонщиком, который знает, по какой дороге ехать, когда повернуть, а главное, зачем он все время гонит и куда.
— Вспомни, еще недавно ты чувствовала себя в этом мире вполне уверенно и точно знала, где ты находишься и куда направляешься. Лаура, ты ведь всегда была сама себе компас.
— Да, правда… В школе я была такой счастливой и амбициозной! Мне нравилось, что все меня любят, я мечтала о славе и верила в успех. В детстве риск всегда приводил к победе, а реальность не сильно отличалась от снов. Мне все давалось легко, не то что сейчас: сейчас мне кажется, что я тащу нагруженную камнями повозку, колеса которой крепко застряли в земле.
— Ты сама нагружаешь ее камнями. Извини, Лаура, но не ты ли ходишь в спортзал, чтобы таскать там тяжести? Почему ты не используешь свои разочарования как компас, который укажет тебе, куда двигаться дальше?
— Не хочу и не использую.
— Достойный ответ. К сожалению, я тебе не верю, потому что у тебя всегда есть желание и воля двигаться вперед. Помни, что старятся те, кто не меняется, кто все вокруг себя стремится сохранить в первозданном виде.
— Но я не знаю, по какой дороге дальше двигаться, я не знаю, куда хочу прийти, притом что мне определенно плохо там, где я сейчас. Что, черт возьми, мне делать?
— Я не знаю, подумай.
— А может, ты подумаешь? Я тебе плачу за это.
— Ты мне платишь за то, что я тебя слушаю. Давай, вперед.
— У меня больше нет ни в чем уверенности. Стефано умер… Чтобы бросить Андреа, мне понадобилось собрать всю оставшуюся волю в кулак, и теперь я абсолютно разбита, у меня больше нет сил.
— Тем не менее у тебя хватило сил, чтобы прийти ко мне.
Лаура улыбнулась: да, она права. Грациа Гуиди — ее психиатр — права. Лаура никогда еще не чувствовала себя настолько спокойно. Она лежала неподвижно — как будто глубоко в земле, под грудой дымящихся обломков. А через минуту она, как всегда, сделает над собой усилие, пошевелится и воскреснет из пепла, чтобы бросить миру все свои «почему».
— Согласна, жизнь без иллюзий — нагромождение событий, сквозь которые невозможно продвигаться, если не мечтаешь в один прекрасный момент попасть в идеальное место, где все счастливы и довольны. Объясни мне, какой смысл в этом сне про осла?
— Осел — это, конечно, ты, и тебе, как всегда, удалось вытянуть повозку своими силами. Это не у всех получается.
— Именно. Не все такие дураки.
— Не забывай, Лаура, что мы вкладываем свой смысл в происходящее между двумя людьми; что думает и как чувствует другая сторона, нам никогда не узнать, мы можем только догадываться об этом. И не в нашей власти изменять по нашему желанию чувства других людей.
— После сокрушительного поражения, что он нанес мне, я это слишком хорошо понимаю.
— Молодец. Иногда потеря — это освобождение. Теперь ты можешь бросить свою повозку или, по крайней мере, перестать думать, что груз ожиданий, планов и надежд — гарантия успеха.
— Или вознаграждения в денежном эквиваленте, или, что еще хуже, возможности получить премию. Как будто у меня навязчивая идея — выиграть как можно больше призов и завоевать максимум медалей.
— Кто так говорит?
— Гая. Она все время смеется надо мной… Я и правда такая?
— Уже неплохо. Гая или не Гая — значения не имеет в любом случае жизнь — немножко не то, что ты себе представляешь, — не велосипедная дорожка со стартом и финишем.
— Что ты имеешь в виду?
— Чтобы занять первое место, не обязательно финишировать первой. Вот что.
— Ну, знаешь ли, финишировать последней — тоже не фонтан.
— Почему ты все время говоришь «финишировать»? Можно, никуда не торопясь, ехать медленно, смотреть по сторонам, так больше шансов не пропустить что-нибудь стоящее — райский уголок, например.
— Знаешь, я в эти сказочки больше не верю.
— Молодец, постарайся поверить в то, что имеешь, постарайся по максимуму использовать свои силы, и кто сказал, что у тебя нет права на передышку?
— О'кей, так-то лучше, это мне уже нравится, есть надежда на облегчение. Смотри, я почти довольна.
— Чего тебе не хватает, чтобы почувствовать себя полностью довольной жизнью?
— Чего мне не хватает? Мне не хватает передышки. Я не могу больше бежать, я хочу остановиться и перевести дух.
— Отличная мысль, Лаура. Я думаю, на сегодня достаточно.
Глава девятая
Место было не ахти, слишком близко к дорожке, ведущей к туалетам, но Рита утешила себя мыслью, что все хотя бы раз сталкивались с подобного рода неудобствами. Зато никто не ускользнет от ее хищных глаз: ни одна женщина с тюрбаном на голове, ни один мужчина с сигарой во рту не пройдут незамеченными мимо ее лежака. Не останется без ее внимания ни одна модная новинка, ни одна удачная поза, ни одна вежливая улыбка на бездушном лице; ни один растрепавшийся локон не будет водворен на место без ее ведома. Она всех рассмотрит, оценит и раскритикует. Последний писк этого сезона — этническая коллекция Adelphi. Престарелые господа и пожилые дамы разгуливали по пляжу в этнических купальниках, с непременным аксессуаром — соломенной корзинкой или сумкой из джута, идеально сочетающейся с полотенцем пастельных тонов. Черт, во сколько же им обошлась эта псевдоаскетическая пляжная мода, показная беспечность и слегка загорелая кожа, вся эта атмосфера, из-за которой ее отдых превратился в круглосуточную работу: смотреть, запоминать, перенимать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
— И что ты сделала?
— У меня так сжалось сердце! Одна мысль, что я не смогу его спасти, казалась мне невыносимой.
— А где все это произошло? И как ты там оказалась?
— Я была на ипподроме, то есть на мулодроме. Я и не знала раньше, что такие существуют.
— Я тоже не знала.
— Вооружившись благими намерениями, подхожу к судьям: к четырем расфуфыренным старым хрычам в серых пиджаках времен их молодости. И в образе дамы из высшего света произношу на публику речь в защиту бедного ослика.
— Сработало?
— Еще как. Четверо добросовестных судей пообещали мне, что ослик пробежит всего один круг.
— Они тебе никого не напомнили?
Я бы сказала, напомнили. Это типаж Андреа: пятидесятилетние мужики с изысканными манерами, пытающиеся убедить самих себя и всех вокруг в своей утонченности. Но самым главным в этом сне были мои ощущения. Какое облегчение я испытала, когда поняла, что добилась успеха! Случай показательный, в стиле Макиавелли: цель оправдывает средства. Прикинувшись femme fatale, я смогла спасти ослиную шкуру. То есть, без сомнения, мою шкуру. Потому что чувствую я себя именно как загнанное животное.
— Почему прикинувшись?
— Потому что мне так надоел уже этот образ, я чувствую себя смешной, даже гротескной. У меня нет больше сил, я совсем разбита, я двигаюсь на автопилоте, притворяясь уверенным в своих силах гонщиком, который знает, по какой дороге ехать, когда повернуть, а главное, зачем он все время гонит и куда.
— Вспомни, еще недавно ты чувствовала себя в этом мире вполне уверенно и точно знала, где ты находишься и куда направляешься. Лаура, ты ведь всегда была сама себе компас.
— Да, правда… В школе я была такой счастливой и амбициозной! Мне нравилось, что все меня любят, я мечтала о славе и верила в успех. В детстве риск всегда приводил к победе, а реальность не сильно отличалась от снов. Мне все давалось легко, не то что сейчас: сейчас мне кажется, что я тащу нагруженную камнями повозку, колеса которой крепко застряли в земле.
— Ты сама нагружаешь ее камнями. Извини, Лаура, но не ты ли ходишь в спортзал, чтобы таскать там тяжести? Почему ты не используешь свои разочарования как компас, который укажет тебе, куда двигаться дальше?
— Не хочу и не использую.
— Достойный ответ. К сожалению, я тебе не верю, потому что у тебя всегда есть желание и воля двигаться вперед. Помни, что старятся те, кто не меняется, кто все вокруг себя стремится сохранить в первозданном виде.
— Но я не знаю, по какой дороге дальше двигаться, я не знаю, куда хочу прийти, притом что мне определенно плохо там, где я сейчас. Что, черт возьми, мне делать?
— Я не знаю, подумай.
— А может, ты подумаешь? Я тебе плачу за это.
— Ты мне платишь за то, что я тебя слушаю. Давай, вперед.
— У меня больше нет ни в чем уверенности. Стефано умер… Чтобы бросить Андреа, мне понадобилось собрать всю оставшуюся волю в кулак, и теперь я абсолютно разбита, у меня больше нет сил.
— Тем не менее у тебя хватило сил, чтобы прийти ко мне.
Лаура улыбнулась: да, она права. Грациа Гуиди — ее психиатр — права. Лаура никогда еще не чувствовала себя настолько спокойно. Она лежала неподвижно — как будто глубоко в земле, под грудой дымящихся обломков. А через минуту она, как всегда, сделает над собой усилие, пошевелится и воскреснет из пепла, чтобы бросить миру все свои «почему».
— Согласна, жизнь без иллюзий — нагромождение событий, сквозь которые невозможно продвигаться, если не мечтаешь в один прекрасный момент попасть в идеальное место, где все счастливы и довольны. Объясни мне, какой смысл в этом сне про осла?
— Осел — это, конечно, ты, и тебе, как всегда, удалось вытянуть повозку своими силами. Это не у всех получается.
— Именно. Не все такие дураки.
— Не забывай, Лаура, что мы вкладываем свой смысл в происходящее между двумя людьми; что думает и как чувствует другая сторона, нам никогда не узнать, мы можем только догадываться об этом. И не в нашей власти изменять по нашему желанию чувства других людей.
— После сокрушительного поражения, что он нанес мне, я это слишком хорошо понимаю.
— Молодец. Иногда потеря — это освобождение. Теперь ты можешь бросить свою повозку или, по крайней мере, перестать думать, что груз ожиданий, планов и надежд — гарантия успеха.
— Или вознаграждения в денежном эквиваленте, или, что еще хуже, возможности получить премию. Как будто у меня навязчивая идея — выиграть как можно больше призов и завоевать максимум медалей.
— Кто так говорит?
— Гая. Она все время смеется надо мной… Я и правда такая?
— Уже неплохо. Гая или не Гая — значения не имеет в любом случае жизнь — немножко не то, что ты себе представляешь, — не велосипедная дорожка со стартом и финишем.
— Что ты имеешь в виду?
— Чтобы занять первое место, не обязательно финишировать первой. Вот что.
— Ну, знаешь ли, финишировать последней — тоже не фонтан.
— Почему ты все время говоришь «финишировать»? Можно, никуда не торопясь, ехать медленно, смотреть по сторонам, так больше шансов не пропустить что-нибудь стоящее — райский уголок, например.
— Знаешь, я в эти сказочки больше не верю.
— Молодец, постарайся поверить в то, что имеешь, постарайся по максимуму использовать свои силы, и кто сказал, что у тебя нет права на передышку?
— О'кей, так-то лучше, это мне уже нравится, есть надежда на облегчение. Смотри, я почти довольна.
— Чего тебе не хватает, чтобы почувствовать себя полностью довольной жизнью?
— Чего мне не хватает? Мне не хватает передышки. Я не могу больше бежать, я хочу остановиться и перевести дух.
— Отличная мысль, Лаура. Я думаю, на сегодня достаточно.
Глава девятая
Место было не ахти, слишком близко к дорожке, ведущей к туалетам, но Рита утешила себя мыслью, что все хотя бы раз сталкивались с подобного рода неудобствами. Зато никто не ускользнет от ее хищных глаз: ни одна женщина с тюрбаном на голове, ни один мужчина с сигарой во рту не пройдут незамеченными мимо ее лежака. Не останется без ее внимания ни одна модная новинка, ни одна удачная поза, ни одна вежливая улыбка на бездушном лице; ни один растрепавшийся локон не будет водворен на место без ее ведома. Она всех рассмотрит, оценит и раскритикует. Последний писк этого сезона — этническая коллекция Adelphi. Престарелые господа и пожилые дамы разгуливали по пляжу в этнических купальниках, с непременным аксессуаром — соломенной корзинкой или сумкой из джута, идеально сочетающейся с полотенцем пастельных тонов. Черт, во сколько же им обошлась эта псевдоаскетическая пляжная мода, показная беспечность и слегка загорелая кожа, вся эта атмосфера, из-за которой ее отдых превратился в круглосуточную работу: смотреть, запоминать, перенимать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37