Быть может, они позволят ему сохранить память и ясность зрения.
Под ногами завибрировало, послышался щелчок и шипение — тормоза отпущены. Поезд тронулся, включился свет и вновь зажужжал кондиционер. В конце пути ждал город, где Дэниэл вырос и где он уже много лет не бывал.
Металлический замок легко поддается, указательным пальцем Дэниэл взламывает печать. Внутри — пачка бумаг толщиной в полдюйма. Он быстро пролистывает документы, откладывает в сторону результаты теста с каракулями-примечаниями Голлинджера и начинает читать:
От Уинстона П. Голлинджера, д.м. Пайн-стрит, 231 Бруклин, Массачусетс 02346 15 ноября 1997 г.
Д-ру Энтони Хьюстону Больница им. Маклина Милл-стрит, 115 Бельмонт, МА 02478
Дорогой Тони,
спасибо за письмо от 10 ноября относительно Дэниэла Маркэма. Упомянутые им кассеты — не вымысел. За последние полгода он сделал несколько записей. Когда Дэниэл последний раз явился ко мне в кабинет, он просил меня взять кассеты на сохранение. Я поручил своей секретарше расшифровать текст. Распечатка прилагается.
Дэниэл Маркэм обратился ко мне полтора года назад по поводу перемежающихся маниакальных и депрессивных состояний. На тот момент ему исполнилось двадцать четыре года, родители в разводе, безработный, холост, иногда прибегал к обезболивающим наркотикам по рецепту, выписанному в связи с хронической болью в спине. Учитывая семейный анамнез (у отца активно протекающее биполярное расстройство) и лабильное состояние самого Дэниэла (со слов пациента), нетрудно было установить диагноз: биполярное расстройство (1).Я приступил к активному медикаментозному лечению в сочетании с еженедельными консультациями, однако различные курсы лекарств не дали заметных изменений в состоянии Дэниэла.
Записи представляют собой «исследовательский проект» Дэниэла, как он это называет. Восемь месяцев назад он заговорил об «устной социологии философского влечения у молодежи». Поскольку эта идея прозвучала в ряду прочих маниакальных проектов, я не обратил на нее особого внимания, отметив только явную связь с отцом Дэниэла, который в молодости защитил докторскую диссертацию по философии, но был вынужден оставить преподавание после эпизода депрессии. Однако в последующие месяцы Дэниэл проявил необычное для него упорство в осуществлении проекта.
Как вы, наверное, уже убедились, Дэниэл часто бывает очарователен, и мне было нелегко следить за ухудшением его состояния. Надеюсь, в стационаре под вашим присмотром он стабилизируется. Будьте любезны, свяжитесь со мной, если появятся вопросы.
С уважением
Уинстон П. Голдинджер, д.м.
Расшифровка записей, сделанных Дэниэлом Маркэмом с 15марта по 12 августа 1997г.
1. Интервью с отцом Дэниэла Маркэма, Чарльзом Маркэмом
— Дата: 15 марта, мартовские иды… первая запись на диктофон… закрепил вот тут, на шее… итак… говорит отец, насчет… Папа! Я включу это в исследование, хорошо?
— Учитывая курс акций на рынке в текущий момент, это просто идиотизм, я так ему и сказал, Дэнни, шесть с четвертью, а то и шесть с половиной, и мы сможем разместить пакет целиком, проглотят в минуту, вы с сестрой купите дом, яхту…
— Доктор Фенн все еще работает здесь, в клинике, папа?
— Да, он тут, но я.,, пусть только примут вексель, а как только я выйду на рынок валюты — детская игра — межрыночная скупка-продажа — иены, рубли, лиры, фунты, восьмушка цента здесь, двадцатая часть там, при достаточно больших ставках, а они ведь в правительстве понимают, они-то видят, что я стану на рынке стабилизирующей силой, тем более столько никудышных акций на руках…
— Ты часто с ним видишься?
— С кем?
— С доктором Фенном.
— У него собаки.
— Прямо в кабинете?
— Что в «кабинете»?
— Почему ты в постели, Дэнни?
— Я тебе говорил, папа. Спина болит. Уже несколько месяцев, прямо умираю.
— Он держит их во дворике за клиникой, полностью заасфальтированном, три ризеншнауцера и дог, по брюхо в дерьме; терпеть не могу докторов, которые так обращаются с собаками. К тому же он — бихевиорист.
— Но тебе назначены консультации у него, верно? Время от времени?
— Не думаю, чтобы он хоть одну статью опубликовал за всю жизнь, а когда я приношу результаты новых исследований из «Сайнс» или «Нью Инглэнд Джорнэл оф Медисин», он уходит в глухую оборону. Я предпочитаю врачей, которые публикуют… так насчет скрытого кризиса казначейства. Облигации не распродаются, после введения в оборот евро люди отшатнутся от доллара, который на данный момент — единственная твердая валюта, но это изменится, если б только я был там, если б мог сыграть на бирже…
— Помоги-ка мне, папа!
— Что такое?
— Таблетки на тумбочке.
— Ладно, ладно. Но ты слышишь, о чем я говорю? Все может перемениться, я выкуплю старый дом, ту уродливую живую изгородь из сосен можно спилить, посадить японский тополь, какой был у твоей мамы, кора гладкая…
— Папа!
— И листики маленькие, блестящие, точно лепестки…
— Стакан воды…
— Сыплются на лужайку, точь-в-точь тонкий ковер, если б я только вышел на биржу с деньгами… У тебя есть бумага, я напишу письмо в банк, и мы отправим его с курьером в город.
— Помоги, пожалуйста. Выключи, вот тут, на шее…
— Что ты так дергаешься, Дэнни?
— Прошу тебя!
— Должна же у тебя быть бумага,
2. Интервью с соседом Дэниэла Маркэма Элом Тюрпшом
— 4 апреля, у нас тут мой сосед Эл. Эл! Хочешь что-нибудь сказать?
— Это вроде послания потомкам?
— Я тебе говорил, это начало научного исследования. Это запись, доказательство того, что что-то происходит.
— Ну да, конечно, тут кое-что происходит, а как же. В смысле, сама идея продать старые матрасы, чтобы заплатить за квартиру. По-моему, отличная идея. Очень умно!
— Хорошо, Эл, но мы занимаемся устной социологией, так что я продолжу. Ты не против?
— Само собой.
— О'кей… Мы начинаем интервью с моим другом Элом Тюрпином, двадцати шести лет, временно работает в какой-то конторе. Он согласился поговорить с нами об увлечении философией… Мы начинаем с вопроса о том, как возник этот интерес.
— Ну, самое первое воспоминание: сестра приходит домой из колледжа и говорит: «Поскреби альтруиста — обнаружишь ханжу». Мы сидели на берегу озера, и я почувствовал трепет в груди. Потрясающая мысль, надо же, чтобы я такое узнал. Теперь я по большей части читаю. Прихожу с работы домой и берусь за очередную книгу — Лейбниц, Гегель, — продираюсь через несколько страниц, делаю выписки, просто пытаюсь понять, о чем они толкуют. Все равно что читать длинный-предлинный роман, с Зенона и до этих ребят, и попутно еще полно вставок, дополнительные эпизоды, и читаешь не подряд, а вроде как приобретаешь общее представление о структуре романа, о сюжете, я бы сказал, а потом заполняешь все пропуски.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Под ногами завибрировало, послышался щелчок и шипение — тормоза отпущены. Поезд тронулся, включился свет и вновь зажужжал кондиционер. В конце пути ждал город, где Дэниэл вырос и где он уже много лет не бывал.
Металлический замок легко поддается, указательным пальцем Дэниэл взламывает печать. Внутри — пачка бумаг толщиной в полдюйма. Он быстро пролистывает документы, откладывает в сторону результаты теста с каракулями-примечаниями Голлинджера и начинает читать:
От Уинстона П. Голлинджера, д.м. Пайн-стрит, 231 Бруклин, Массачусетс 02346 15 ноября 1997 г.
Д-ру Энтони Хьюстону Больница им. Маклина Милл-стрит, 115 Бельмонт, МА 02478
Дорогой Тони,
спасибо за письмо от 10 ноября относительно Дэниэла Маркэма. Упомянутые им кассеты — не вымысел. За последние полгода он сделал несколько записей. Когда Дэниэл последний раз явился ко мне в кабинет, он просил меня взять кассеты на сохранение. Я поручил своей секретарше расшифровать текст. Распечатка прилагается.
Дэниэл Маркэм обратился ко мне полтора года назад по поводу перемежающихся маниакальных и депрессивных состояний. На тот момент ему исполнилось двадцать четыре года, родители в разводе, безработный, холост, иногда прибегал к обезболивающим наркотикам по рецепту, выписанному в связи с хронической болью в спине. Учитывая семейный анамнез (у отца активно протекающее биполярное расстройство) и лабильное состояние самого Дэниэла (со слов пациента), нетрудно было установить диагноз: биполярное расстройство (1).Я приступил к активному медикаментозному лечению в сочетании с еженедельными консультациями, однако различные курсы лекарств не дали заметных изменений в состоянии Дэниэла.
Записи представляют собой «исследовательский проект» Дэниэла, как он это называет. Восемь месяцев назад он заговорил об «устной социологии философского влечения у молодежи». Поскольку эта идея прозвучала в ряду прочих маниакальных проектов, я не обратил на нее особого внимания, отметив только явную связь с отцом Дэниэла, который в молодости защитил докторскую диссертацию по философии, но был вынужден оставить преподавание после эпизода депрессии. Однако в последующие месяцы Дэниэл проявил необычное для него упорство в осуществлении проекта.
Как вы, наверное, уже убедились, Дэниэл часто бывает очарователен, и мне было нелегко следить за ухудшением его состояния. Надеюсь, в стационаре под вашим присмотром он стабилизируется. Будьте любезны, свяжитесь со мной, если появятся вопросы.
С уважением
Уинстон П. Голдинджер, д.м.
Расшифровка записей, сделанных Дэниэлом Маркэмом с 15марта по 12 августа 1997г.
1. Интервью с отцом Дэниэла Маркэма, Чарльзом Маркэмом
— Дата: 15 марта, мартовские иды… первая запись на диктофон… закрепил вот тут, на шее… итак… говорит отец, насчет… Папа! Я включу это в исследование, хорошо?
— Учитывая курс акций на рынке в текущий момент, это просто идиотизм, я так ему и сказал, Дэнни, шесть с четвертью, а то и шесть с половиной, и мы сможем разместить пакет целиком, проглотят в минуту, вы с сестрой купите дом, яхту…
— Доктор Фенн все еще работает здесь, в клинике, папа?
— Да, он тут, но я.,, пусть только примут вексель, а как только я выйду на рынок валюты — детская игра — межрыночная скупка-продажа — иены, рубли, лиры, фунты, восьмушка цента здесь, двадцатая часть там, при достаточно больших ставках, а они ведь в правительстве понимают, они-то видят, что я стану на рынке стабилизирующей силой, тем более столько никудышных акций на руках…
— Ты часто с ним видишься?
— С кем?
— С доктором Фенном.
— У него собаки.
— Прямо в кабинете?
— Что в «кабинете»?
— Почему ты в постели, Дэнни?
— Я тебе говорил, папа. Спина болит. Уже несколько месяцев, прямо умираю.
— Он держит их во дворике за клиникой, полностью заасфальтированном, три ризеншнауцера и дог, по брюхо в дерьме; терпеть не могу докторов, которые так обращаются с собаками. К тому же он — бихевиорист.
— Но тебе назначены консультации у него, верно? Время от времени?
— Не думаю, чтобы он хоть одну статью опубликовал за всю жизнь, а когда я приношу результаты новых исследований из «Сайнс» или «Нью Инглэнд Джорнэл оф Медисин», он уходит в глухую оборону. Я предпочитаю врачей, которые публикуют… так насчет скрытого кризиса казначейства. Облигации не распродаются, после введения в оборот евро люди отшатнутся от доллара, который на данный момент — единственная твердая валюта, но это изменится, если б только я был там, если б мог сыграть на бирже…
— Помоги-ка мне, папа!
— Что такое?
— Таблетки на тумбочке.
— Ладно, ладно. Но ты слышишь, о чем я говорю? Все может перемениться, я выкуплю старый дом, ту уродливую живую изгородь из сосен можно спилить, посадить японский тополь, какой был у твоей мамы, кора гладкая…
— Папа!
— И листики маленькие, блестящие, точно лепестки…
— Стакан воды…
— Сыплются на лужайку, точь-в-точь тонкий ковер, если б я только вышел на биржу с деньгами… У тебя есть бумага, я напишу письмо в банк, и мы отправим его с курьером в город.
— Помоги, пожалуйста. Выключи, вот тут, на шее…
— Что ты так дергаешься, Дэнни?
— Прошу тебя!
— Должна же у тебя быть бумага,
2. Интервью с соседом Дэниэла Маркэма Элом Тюрпшом
— 4 апреля, у нас тут мой сосед Эл. Эл! Хочешь что-нибудь сказать?
— Это вроде послания потомкам?
— Я тебе говорил, это начало научного исследования. Это запись, доказательство того, что что-то происходит.
— Ну да, конечно, тут кое-что происходит, а как же. В смысле, сама идея продать старые матрасы, чтобы заплатить за квартиру. По-моему, отличная идея. Очень умно!
— Хорошо, Эл, но мы занимаемся устной социологией, так что я продолжу. Ты не против?
— Само собой.
— О'кей… Мы начинаем интервью с моим другом Элом Тюрпином, двадцати шести лет, временно работает в какой-то конторе. Он согласился поговорить с нами об увлечении философией… Мы начинаем с вопроса о том, как возник этот интерес.
— Ну, самое первое воспоминание: сестра приходит домой из колледжа и говорит: «Поскреби альтруиста — обнаружишь ханжу». Мы сидели на берегу озера, и я почувствовал трепет в груди. Потрясающая мысль, надо же, чтобы я такое узнал. Теперь я по большей части читаю. Прихожу с работы домой и берусь за очередную книгу — Лейбниц, Гегель, — продираюсь через несколько страниц, делаю выписки, просто пытаюсь понять, о чем они толкуют. Все равно что читать длинный-предлинный роман, с Зенона и до этих ребят, и попутно еще полно вставок, дополнительные эпизоды, и читаешь не подряд, а вроде как приобретаешь общее представление о структуре романа, о сюжете, я бы сказал, а потом заполняешь все пропуски.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49