Пришлось остановиться на рукаве пиджака.
Еще час и двадцать пять минут. Скоростью моих часов управлял какой-то злобный гад.
Мне надо домой.
Мне надо домой.
Мненадодомой.
Мненадодомойнададомойнададамойнададамой.
Глава семнадцатая
Я был так счастлив, когда тусовка наконец завершилась и я сел в метро до Хэрроу, что решил отложить самоубийство по крайней мере на неделю.
Несмотря на то что ни на одной тусовке шестого класса мне ни минуты не было хорошо, ходил я на все.
Пожалуй, стоит повторить. Количество тусовок: множество. Количество минут на тусовках: еще большее множество. Общее количество минут на тусовках, когда происходило что-нибудь хорошее: ноль.
Не идеал социального уравнения, но я все-таки с ним мирился, – главным образом за отсутствием выбора. Дэйв стал негритосом, Гонг-Бай на корабле целовался с фантастически красивой китаянкой. Они встречались еще пять лет, он общался с ней исключительно на кантонском диалекте и обогатил меня обширными, по сей день неисследованными глубинами смысла выражения “держать свечку”.
Барри, кстати, пришел на одну тусовку, сообщил мне, что все это – дерьмо собачье, ушел через полчаса и больше ни на одной не появлялся.
Несмотря на нулевую отметку удовольствия на этих тусовках, что-то в них меня привлекало. И дело не только в отсутствии других занятий. Я всегда шел туда с жаждой завоеваний, открытий и приключений. Не в том смысле, что рассчитывал раскопать новых людей или открыть непознанное в себе самом. Мой путь открытий носил строго биологический характер. Дело было не в удовольствии. Как и все остальные, я шел лишь для того, чтобы сложить эту головоломку, выяснить, почему... ну, в общем, почему у противоположного пола одни места мягче других.
В идеале я бы еще поучился, как с ними разговаривать, но стремиться к этому – пожалуй, уже немного чересчур.
Несмотря на мою сексапильность ниже среднего, я обнаружил, что, когда все напились и всех красивых разобрали, мне всегда удается найти кого-то, с кем поэкспериментировать.
Одной из худших была тусовка в конце семестра, на которой я наблюдал, как Школьный Зверь полощет член в бутылке зубного эликсира, затем водруженной на полочку в ванной. Я целиком поддерживал этот фокус (в конце концов, дело происходило дома у Нила Котари). Однако меня поверг в уныние мой первый полноценный разговор с представительницей женской школы: в конце она проговорилась, что по их сторону Берлинской стены меня зовут “Бруно”. Я сделал катастрофическую ошибку, настояв на объяснениях. И обнаружил, что это не ласковый намек на то, что мой голос похож на Бруно Брукса<Тревор Бруно Брукс – ведущий хит-парада “Топ-40” и утреннего эфира на Радио-1 с 1987 по 1994 г. >, или что мой мозг напоминает Бруно Беттельхайма<Австрийский детский психолог (1903 – 1990), ученик Зигмунда Фрейда, работал с детьми, страдающими аутизмом. >. После получаса игры в угадки обнаружилось, что прозвали меня в честь Фрэнка Бруно<Британский боксер-тяжеловес (р. 1961), чемпион мира. >, тем самым восславив мой ставший легендарным апперкот в вагину.
О нем знали все. Повторяю – все.
Все.
В плане сексуальной жизни на ближайшее время это не сулило ничего хорошего.
Совсем ничего хорошего.
Глава восемнадцатая
– Барри?
– А?
– Ты почему на тусовки не ходишь?
– Не знаю.
– Должна же быть причина.
– Гмм... Полагаю, потому, наверное, что они – сплошь дерьмо собачье.
– Верно.
– А что? Тебе там нравится?
– Нет. Я считаю, они дерьмо собачье.
– Тогда зачем ты туда ходишь?
– Не знаю.
– Должна же быть причина. Что-то же заставляет тебя туда ходить.
– Нет. Никакой причины – просто хожу.
– А.
– Но я их терпеть не могу, – сказал я. – На самом деле я их ненавижу.
– Потому что они – дерьмо собачье?
– Ага. Потому что они – дерьмо собачье. Потому что они – полное дерьмо. Черт, дерьмо полное. Такое дерьмо. Черт. ОХ, БЛИН! Черт! Как подумаю... Черт. Такое дерьмо. Так ужасно. Просто ТАКОЕ, ТАКОЕ ДЕРЬМО! ЧЕРТ/
– Когда у тебя случается духовное озарение, ты очень членораздельно излагаешь. Ты в курсе?
– Такое дерьмо.
– Тогда зачем туда ходить, осел?
– Не знаю. Просто не знаю. Зачем туда ходить? Барри, скажи мне, какого хрена туда ходить?
– Девчонок лапать?
– Да. Теоретически – да. Но мне мало что достается. И даже когда кого-нибудь нахожу, удовольствия никакого.
– Черт. Может, стоит познакомить тебя с дядей?
– Очень смешно. Может, и стоит.
– Слушай, Марк, Не будь таким кретином. Разумеется, тебе не в кайф лизать совершенно незнакомому человеку гланды, когда ты надрался, да к тому же вы друг другу даже не нравитесь. Это омерзительно.
– Да?
– Блин, да конечно же.
– То есть мне это и не должно быть в кайф?
– Ну... тебе должно быть в кайф. Вроде как в таких вещах это подразумевается. Но раз тебе не в кайф, не делай этого.
– Не будь мудаком. Не могу же я забить на женщин болт за две недели до восемнадцатилетия. Как-то рановато.
– Я не предлагаю забить на женщин болт. Просто говорю, надо бросить эти подростковые обжималки.
– А что мне еще остается? Я подросток, и я умею только обжиматься.
– Можно подождать.
– Чего?
– Пока не встретишь кого-нибудь, кто тебе понравится.
– Пока не встречу кого-нибудь, кто понравится! Ты шутишь, что ли? Этого еще лет сто ждать. До университета.
– Если ты поступишь в университет.
– Разумеется, блин, я поступлю в университет. Я же не совсем болван.
– Кроме того, – изрек он, – обжималки – дерьмо. Они никому не нравятся.
– Что?
– Мне, по крайней мере, не нравились. Ничего интересного. – ЧТО?
– Ну да. Скучно.
– Ты о чем? Невероятно! Мне, наверное, мерещится. Все обжимаются. Не только подростки – все. В фильмах этим занимаются безостановочно.
– Это не то.
– Потому что притворство?
– Нет – потому что это предварительные ласки. Или, во всяком случае, должны ими быть. Целоваться, обниматься – это предварительная игра. Это делается перед сексом. Чтобы возбудить друг друга.
– Но... но... люди этим просто так занимаются. Взрослые то есть. Не обязательно же заниматься сексом, правда?
– Не обязательно. Люди обычно занимаются, но это не обязательно.
– О господи! Ты что, хочешь сказать, что у меня нет ни единого шанса пальцем женщину тронуть, если она заранее не подпишет контракт, в котором торжественно пообещает довести дело до полноценного траха?
– Нет-нет-нет. Не мели ерунды. Я же не об этом. Сами по себе ласки с тем, кого любишь, очень приятны. Ласки и потом секс с тем, кого любишь, замечательны. Ласки и потом секс с тем, кого не любишь, – нормально. Ласки без секса с тем, кто тебе даже не нравится, по пьяни, в комнате, где полно людей, и притом ни ты, ни партнер не собираетесь раздеваться, – катастрофически омерзительное занятие, блин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
Еще час и двадцать пять минут. Скоростью моих часов управлял какой-то злобный гад.
Мне надо домой.
Мне надо домой.
Мненадодомой.
Мненадодомойнададомойнададамойнададамой.
Глава семнадцатая
Я был так счастлив, когда тусовка наконец завершилась и я сел в метро до Хэрроу, что решил отложить самоубийство по крайней мере на неделю.
Несмотря на то что ни на одной тусовке шестого класса мне ни минуты не было хорошо, ходил я на все.
Пожалуй, стоит повторить. Количество тусовок: множество. Количество минут на тусовках: еще большее множество. Общее количество минут на тусовках, когда происходило что-нибудь хорошее: ноль.
Не идеал социального уравнения, но я все-таки с ним мирился, – главным образом за отсутствием выбора. Дэйв стал негритосом, Гонг-Бай на корабле целовался с фантастически красивой китаянкой. Они встречались еще пять лет, он общался с ней исключительно на кантонском диалекте и обогатил меня обширными, по сей день неисследованными глубинами смысла выражения “держать свечку”.
Барри, кстати, пришел на одну тусовку, сообщил мне, что все это – дерьмо собачье, ушел через полчаса и больше ни на одной не появлялся.
Несмотря на нулевую отметку удовольствия на этих тусовках, что-то в них меня привлекало. И дело не только в отсутствии других занятий. Я всегда шел туда с жаждой завоеваний, открытий и приключений. Не в том смысле, что рассчитывал раскопать новых людей или открыть непознанное в себе самом. Мой путь открытий носил строго биологический характер. Дело было не в удовольствии. Как и все остальные, я шел лишь для того, чтобы сложить эту головоломку, выяснить, почему... ну, в общем, почему у противоположного пола одни места мягче других.
В идеале я бы еще поучился, как с ними разговаривать, но стремиться к этому – пожалуй, уже немного чересчур.
Несмотря на мою сексапильность ниже среднего, я обнаружил, что, когда все напились и всех красивых разобрали, мне всегда удается найти кого-то, с кем поэкспериментировать.
Одной из худших была тусовка в конце семестра, на которой я наблюдал, как Школьный Зверь полощет член в бутылке зубного эликсира, затем водруженной на полочку в ванной. Я целиком поддерживал этот фокус (в конце концов, дело происходило дома у Нила Котари). Однако меня поверг в уныние мой первый полноценный разговор с представительницей женской школы: в конце она проговорилась, что по их сторону Берлинской стены меня зовут “Бруно”. Я сделал катастрофическую ошибку, настояв на объяснениях. И обнаружил, что это не ласковый намек на то, что мой голос похож на Бруно Брукса<Тревор Бруно Брукс – ведущий хит-парада “Топ-40” и утреннего эфира на Радио-1 с 1987 по 1994 г. >, или что мой мозг напоминает Бруно Беттельхайма<Австрийский детский психолог (1903 – 1990), ученик Зигмунда Фрейда, работал с детьми, страдающими аутизмом. >. После получаса игры в угадки обнаружилось, что прозвали меня в честь Фрэнка Бруно<Британский боксер-тяжеловес (р. 1961), чемпион мира. >, тем самым восславив мой ставший легендарным апперкот в вагину.
О нем знали все. Повторяю – все.
Все.
В плане сексуальной жизни на ближайшее время это не сулило ничего хорошего.
Совсем ничего хорошего.
Глава восемнадцатая
– Барри?
– А?
– Ты почему на тусовки не ходишь?
– Не знаю.
– Должна же быть причина.
– Гмм... Полагаю, потому, наверное, что они – сплошь дерьмо собачье.
– Верно.
– А что? Тебе там нравится?
– Нет. Я считаю, они дерьмо собачье.
– Тогда зачем ты туда ходишь?
– Не знаю.
– Должна же быть причина. Что-то же заставляет тебя туда ходить.
– Нет. Никакой причины – просто хожу.
– А.
– Но я их терпеть не могу, – сказал я. – На самом деле я их ненавижу.
– Потому что они – дерьмо собачье?
– Ага. Потому что они – дерьмо собачье. Потому что они – полное дерьмо. Черт, дерьмо полное. Такое дерьмо. Черт. ОХ, БЛИН! Черт! Как подумаю... Черт. Такое дерьмо. Так ужасно. Просто ТАКОЕ, ТАКОЕ ДЕРЬМО! ЧЕРТ/
– Когда у тебя случается духовное озарение, ты очень членораздельно излагаешь. Ты в курсе?
– Такое дерьмо.
– Тогда зачем туда ходить, осел?
– Не знаю. Просто не знаю. Зачем туда ходить? Барри, скажи мне, какого хрена туда ходить?
– Девчонок лапать?
– Да. Теоретически – да. Но мне мало что достается. И даже когда кого-нибудь нахожу, удовольствия никакого.
– Черт. Может, стоит познакомить тебя с дядей?
– Очень смешно. Может, и стоит.
– Слушай, Марк, Не будь таким кретином. Разумеется, тебе не в кайф лизать совершенно незнакомому человеку гланды, когда ты надрался, да к тому же вы друг другу даже не нравитесь. Это омерзительно.
– Да?
– Блин, да конечно же.
– То есть мне это и не должно быть в кайф?
– Ну... тебе должно быть в кайф. Вроде как в таких вещах это подразумевается. Но раз тебе не в кайф, не делай этого.
– Не будь мудаком. Не могу же я забить на женщин болт за две недели до восемнадцатилетия. Как-то рановато.
– Я не предлагаю забить на женщин болт. Просто говорю, надо бросить эти подростковые обжималки.
– А что мне еще остается? Я подросток, и я умею только обжиматься.
– Можно подождать.
– Чего?
– Пока не встретишь кого-нибудь, кто тебе понравится.
– Пока не встречу кого-нибудь, кто понравится! Ты шутишь, что ли? Этого еще лет сто ждать. До университета.
– Если ты поступишь в университет.
– Разумеется, блин, я поступлю в университет. Я же не совсем болван.
– Кроме того, – изрек он, – обжималки – дерьмо. Они никому не нравятся.
– Что?
– Мне, по крайней мере, не нравились. Ничего интересного. – ЧТО?
– Ну да. Скучно.
– Ты о чем? Невероятно! Мне, наверное, мерещится. Все обжимаются. Не только подростки – все. В фильмах этим занимаются безостановочно.
– Это не то.
– Потому что притворство?
– Нет – потому что это предварительные ласки. Или, во всяком случае, должны ими быть. Целоваться, обниматься – это предварительная игра. Это делается перед сексом. Чтобы возбудить друг друга.
– Но... но... люди этим просто так занимаются. Взрослые то есть. Не обязательно же заниматься сексом, правда?
– Не обязательно. Люди обычно занимаются, но это не обязательно.
– О господи! Ты что, хочешь сказать, что у меня нет ни единого шанса пальцем женщину тронуть, если она заранее не подпишет контракт, в котором торжественно пообещает довести дело до полноценного траха?
– Нет-нет-нет. Не мели ерунды. Я же не об этом. Сами по себе ласки с тем, кого любишь, очень приятны. Ласки и потом секс с тем, кого любишь, замечательны. Ласки и потом секс с тем, кого не любишь, – нормально. Ласки без секса с тем, кто тебе даже не нравится, по пьяни, в комнате, где полно людей, и притом ни ты, ни партнер не собираетесь раздеваться, – катастрофически омерзительное занятие, блин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46