Чтобы обеспечить Поликарпа Пигера, который был хотя и незаконным, но все же двоюродным братом принца-регента, в соответствии с приличиями и рангом занимаемой им прежде должности (и NB! – чтобы по возможности удалить его с глаз долой), было решено отправить его рукоположенным епископом в Пассау, но его так и не смогли найти.
Король, облаченный во все великолепие своих одежд, сопровождаемый трелями королевского йодлера, вознесся вверх на раковине, в которую были впряжены шесть лебедей. А придворного йодлера Поликарпа Пигера он сразу же превратил в мраморную статую: характерно обнаженную, на ногах, как атрибут его придворного ранга, гольфы, во рту любимая трубка (подарок короля), в руке букетик эдельвейсов.
Вот так и стоял (а вернее, лежал) увековеченный придворный лейб-йодлер Поликарп Пигер у фонтана в замке Линдергоф, пока весьма щепетильный в христианско-католических делах принц-регент Луитпольд приблизительно в 1890 году не повелел его удалить, посчитав непристойно языческим. Куда подевалась статуя, не знает никто.
XV
Семейство Шлиндвейнов всегда отличалось невероятной скупостью. Нанять садовника для ухода за семейной могилой – да такое и в голову не могло прийти. И не только это: даже могильную плиту они приобрели, так сказать, из вторых рук. Никто из них не удосужился стереть с нее имя – можно так выразиться? – бывших жильцов могилы. Скармар – так звались те, чьи бренные останки были до этого придавлены тем самым камнем. «Скармар» – славная семья портных из Бургкунштатта. Готхильф Андреас Скармар придумал дополнительную петлю в одежде, она находилась в его рубашках сбоку внизу у борта. Скряги Шлиндвейны небрежно замазали дегтем имя угасшего, но, возможно, в результате этого надругательства все еще переворачивающегося в могиле целого рода портных, и похоронили под этим камнем своих умерших.
Своих умерших? Только лишь своих? Если ничего не знать о скупердяйстве Шлиндвейнов, то можно так и подумать. Они сразу же сдали эту могилу напрокат совершенно чужим людям. Вот-то начнется неразбериха в день Страшного суда, когда тот или иной Шлиндвейн мужского пола воскреснет в виде летучей мыши, а рядом со старой длинноносой Касторой Шлиндвейн-Феттель, урожденной Эпперкс, и той самой Регеной Шлиндвейн-Штадлер, которая беспечно играючи с пехотным штыком из коллекции своего дяди иезуита Даниэля Штадлера, придворного исповедника курфюрста Максимилиана III Иосифа, случайно сама себя отправила на тот свет, с легким вздохом поднимутся из могилы несколько совершенно чужих для Шлиндвейнов прекрасных душ девственниц! Одной из них только что сделали завивку…
Для старой толстой тети Гудрун, вдовы Каспара Шлиндвейна, ординарного профессора кафедры «Милости Божьей» в Вюрцбургском университете, места в семейной могиле не нашлось. Она была засунута в пещеру в скале, где уже лежала любимица семьи собака по кличке Ищисмысль. Вот это будет воскресение!
XVI
В Марктобердорфе проживала супружеская пара управдомов по фамилии Хюнерле.
В связи со злосчастным стечением обстоятельств (путаницей в именах, необъяснимой пропажей двух «Litterae Remissionales», неразберихой в вопросах полномочий среди различных коллегий Святой конгрегации и т. д.) они были ошибочно причислены к лику святых.
Поскольку акт канонизации обратной силы не имеет, консистория вынуждена была покориться неприятной необходимости и направить в Марктобердорф своего специального посланца Pro-Jeniusa, для передачи семейству Хюнерле знаков святости.
Посланец застал дворника за завтраком (т. н. «краковская» колбаса и 1/2 литра пива) и чтением газеты «Бильд-цайтунг». Управдом Хюнерле воспринял известие совершенно равнодушно, тогда как фрау Хюнерле немедленно встала в открытых дверях дворницкой, чтобы показаться народу в своих новых знаках святости.
Самое неприятное в этом деле было то, что супружеская чета имела обыкновение в ночь новолуния варить новорожденных младенцев, о чем конгрегация по канонизации узнала лишь годы спустя.
XVII
Осенью 1990 года Собор епископов в Риме постановил, что животные тоже «одухотворены Святым Духом», хотя и не способны к спасению и не нуждаются в нем. Это решение побудило «Бильд-цайтунг» несколько дней спустя сообщить: «Кардинал Ратцингер заявляет: „И собака попадет на небо“».
Тут же началась дискуссия по поводу того, что, собственно, понимать под употребленным епископским Собором термином «животное». То, что таких благородных созданий, как кошки, черепахи или носороги, по мнению Собора, следует рассматривать в качестве «одухотворенных Святым Духом», это ясно. Но как быть с улитками? аскаридами? инфузорией-туфелькой?
За закрытыми дверями конгрегации бушевали доходящие до оскорблений страсти. Когда монсеньор Урогалли ранил епископа Виолкуло не чем иным, как трехсвечным канделябром работы самого Андреа Бреньо и это дошло до папских ушей, тот распорядился: прекратить дебаты. Нижней границей являются многоножки.
Таким образом пауки-крестовики – а кто же еще? – заняли почетное место в алтаре, а дождевые черви были произведены в патроны алтарных колонн в стиле барокко.
XVIII
Один человек написал книгу. Второй проиллюстрировал ее рисунками экстра-класса (сорт 1). Все это попало в руки третьему, который выкинул первоначальный текст из гнездышка и опутал эти иллюстрации своими собственными выдумками.
Тут захохотали даже слоны, поддерживающие декоративный столик, на котором лежали маятник и циферблат беременных символами часов-кукушка… стрелки показывали без пяти двенадцать, но третий – тот самый вышеупомянутый сочинитель текстов – истолковал это по-своему: ровно одиннадцать. Потому что именно в это время он имел обыкновение пить свой предобеденный кофе-эспрессо.
XIX
И так как трон опустел, пять корон скорбят: корона нужды, корона печали, корона тягостных забот, корона неразберихи и корона хаоса. Дворец осиротел, и перед троном стоит памятник глубочайшей печали. Оба королевских гения под одной короной на двоих по очереди спрашивают друг друга:
– Ты тот самый гений, который знает все?
– Да, потому что я знаю все, что только можно знать.
– Тогда ты знаешь, что ты тот самый гений, который знает все?
– Этого знать нельзя, и я этого не знаю.
– Тогда ты не тот гений, который знает все.
– Я это знаю.
И так далее.
Но печаль окутывает мир, погребает небо и солнце, затмевает свет, гасит самые удаленные галактики. Вечность растворяется в еще более вечной вечности, Бог Бога возникает там, где нет ни времени, ни пространства; многочисленные вечности, расположенные слоями одна над другой, пронизывают печаль, Бог Бога пытается представить себе, что это такое, когда ничего больше нет, и из-за этого по ошибке растворяется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
Король, облаченный во все великолепие своих одежд, сопровождаемый трелями королевского йодлера, вознесся вверх на раковине, в которую были впряжены шесть лебедей. А придворного йодлера Поликарпа Пигера он сразу же превратил в мраморную статую: характерно обнаженную, на ногах, как атрибут его придворного ранга, гольфы, во рту любимая трубка (подарок короля), в руке букетик эдельвейсов.
Вот так и стоял (а вернее, лежал) увековеченный придворный лейб-йодлер Поликарп Пигер у фонтана в замке Линдергоф, пока весьма щепетильный в христианско-католических делах принц-регент Луитпольд приблизительно в 1890 году не повелел его удалить, посчитав непристойно языческим. Куда подевалась статуя, не знает никто.
XV
Семейство Шлиндвейнов всегда отличалось невероятной скупостью. Нанять садовника для ухода за семейной могилой – да такое и в голову не могло прийти. И не только это: даже могильную плиту они приобрели, так сказать, из вторых рук. Никто из них не удосужился стереть с нее имя – можно так выразиться? – бывших жильцов могилы. Скармар – так звались те, чьи бренные останки были до этого придавлены тем самым камнем. «Скармар» – славная семья портных из Бургкунштатта. Готхильф Андреас Скармар придумал дополнительную петлю в одежде, она находилась в его рубашках сбоку внизу у борта. Скряги Шлиндвейны небрежно замазали дегтем имя угасшего, но, возможно, в результате этого надругательства все еще переворачивающегося в могиле целого рода портных, и похоронили под этим камнем своих умерших.
Своих умерших? Только лишь своих? Если ничего не знать о скупердяйстве Шлиндвейнов, то можно так и подумать. Они сразу же сдали эту могилу напрокат совершенно чужим людям. Вот-то начнется неразбериха в день Страшного суда, когда тот или иной Шлиндвейн мужского пола воскреснет в виде летучей мыши, а рядом со старой длинноносой Касторой Шлиндвейн-Феттель, урожденной Эпперкс, и той самой Регеной Шлиндвейн-Штадлер, которая беспечно играючи с пехотным штыком из коллекции своего дяди иезуита Даниэля Штадлера, придворного исповедника курфюрста Максимилиана III Иосифа, случайно сама себя отправила на тот свет, с легким вздохом поднимутся из могилы несколько совершенно чужих для Шлиндвейнов прекрасных душ девственниц! Одной из них только что сделали завивку…
Для старой толстой тети Гудрун, вдовы Каспара Шлиндвейна, ординарного профессора кафедры «Милости Божьей» в Вюрцбургском университете, места в семейной могиле не нашлось. Она была засунута в пещеру в скале, где уже лежала любимица семьи собака по кличке Ищисмысль. Вот это будет воскресение!
XVI
В Марктобердорфе проживала супружеская пара управдомов по фамилии Хюнерле.
В связи со злосчастным стечением обстоятельств (путаницей в именах, необъяснимой пропажей двух «Litterae Remissionales», неразберихой в вопросах полномочий среди различных коллегий Святой конгрегации и т. д.) они были ошибочно причислены к лику святых.
Поскольку акт канонизации обратной силы не имеет, консистория вынуждена была покориться неприятной необходимости и направить в Марктобердорф своего специального посланца Pro-Jeniusa, для передачи семейству Хюнерле знаков святости.
Посланец застал дворника за завтраком (т. н. «краковская» колбаса и 1/2 литра пива) и чтением газеты «Бильд-цайтунг». Управдом Хюнерле воспринял известие совершенно равнодушно, тогда как фрау Хюнерле немедленно встала в открытых дверях дворницкой, чтобы показаться народу в своих новых знаках святости.
Самое неприятное в этом деле было то, что супружеская чета имела обыкновение в ночь новолуния варить новорожденных младенцев, о чем конгрегация по канонизации узнала лишь годы спустя.
XVII
Осенью 1990 года Собор епископов в Риме постановил, что животные тоже «одухотворены Святым Духом», хотя и не способны к спасению и не нуждаются в нем. Это решение побудило «Бильд-цайтунг» несколько дней спустя сообщить: «Кардинал Ратцингер заявляет: „И собака попадет на небо“».
Тут же началась дискуссия по поводу того, что, собственно, понимать под употребленным епископским Собором термином «животное». То, что таких благородных созданий, как кошки, черепахи или носороги, по мнению Собора, следует рассматривать в качестве «одухотворенных Святым Духом», это ясно. Но как быть с улитками? аскаридами? инфузорией-туфелькой?
За закрытыми дверями конгрегации бушевали доходящие до оскорблений страсти. Когда монсеньор Урогалли ранил епископа Виолкуло не чем иным, как трехсвечным канделябром работы самого Андреа Бреньо и это дошло до папских ушей, тот распорядился: прекратить дебаты. Нижней границей являются многоножки.
Таким образом пауки-крестовики – а кто же еще? – заняли почетное место в алтаре, а дождевые черви были произведены в патроны алтарных колонн в стиле барокко.
XVIII
Один человек написал книгу. Второй проиллюстрировал ее рисунками экстра-класса (сорт 1). Все это попало в руки третьему, который выкинул первоначальный текст из гнездышка и опутал эти иллюстрации своими собственными выдумками.
Тут захохотали даже слоны, поддерживающие декоративный столик, на котором лежали маятник и циферблат беременных символами часов-кукушка… стрелки показывали без пяти двенадцать, но третий – тот самый вышеупомянутый сочинитель текстов – истолковал это по-своему: ровно одиннадцать. Потому что именно в это время он имел обыкновение пить свой предобеденный кофе-эспрессо.
XIX
И так как трон опустел, пять корон скорбят: корона нужды, корона печали, корона тягостных забот, корона неразберихи и корона хаоса. Дворец осиротел, и перед троном стоит памятник глубочайшей печали. Оба королевских гения под одной короной на двоих по очереди спрашивают друг друга:
– Ты тот самый гений, который знает все?
– Да, потому что я знаю все, что только можно знать.
– Тогда ты знаешь, что ты тот самый гений, который знает все?
– Этого знать нельзя, и я этого не знаю.
– Тогда ты не тот гений, который знает все.
– Я это знаю.
И так далее.
Но печаль окутывает мир, погребает небо и солнце, затмевает свет, гасит самые удаленные галактики. Вечность растворяется в еще более вечной вечности, Бог Бога возникает там, где нет ни времени, ни пространства; многочисленные вечности, расположенные слоями одна над другой, пронизывают печаль, Бог Бога пытается представить себе, что это такое, когда ничего больше нет, и из-за этого по ошибке растворяется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11