«Привет! Привет! Привет!» А потом задорно верещала вдогонку: «Пока! Пока! Пока!» — и хохотала, как смеется собственным мыслям выжившая из ума старуха.
Людям это не нравилось — их раздражали эти крики. А Мэгги приветствовала таким образом и кошек с собаками. Иногда она поджидала их, притаившись за проволочным забором, а подпустив поближе, оглушала внезапно своим криком. Тут уж она вдоволь хохотала и верещала себе в безопасности за забором, пока они фыркали и лаяли на нее.
Мясник ее просто ненавидел.
Каждое утро в одиннадцать часов сорока поджидала его у ворот. Как только мясник с корзинкой в руках вылезал из своей повозки, она прыгала в корзинку и торжествующе кричала, пока он бежал к дому: «Вот мой обед! Вот мой обед! Вот мой обед!»
Ее кормили мясным фаршем, и мясник не смел и руку протянуть к пакету, чтобы отдать его матери, так больно клюнула его однажды Мэгги. Матери самой приходилось брать мясо, и даже на нее Мэгги дерзко покрикивала: «Отдай мой обед! Отдай мой обед! Отдай мой обед!»
Иногда мама, чтобы подшутить над отцом, давала Мэгги до ужина несколько кусочков мяса, но сорока, проглотив один, сразу отходила в сторонку и терпеливо ждала вечерней процедуры кормления.
В огороде Мэгги тоже находила себе пищу и развлечение. Каждый раз, когда, копая грядки, отец выкапывал червяка, раздавался крик Мэгги: «Еще один!» Она бросалась на несчастного червяка, и тогда слышалось только «чав-чав-чав». Червяки были единственной пищей, которую она хватала сама.
Конечно, этому удивительному содружеству рано или поздно должен был прийти конец, но несколько лет все шло довольно мирно. Я думал, что осью этого мироздания была Мэгги, но оказалось, что держалось-то все на Мики, потому что, когда Мики не стало, весь этот мир рухнул.
У Мики была одна слабость. Утром по понедельникам и субботам, когда отец копался в саду, Мики бегал за реку на скотоводческие фермы и гонял там овец, просто так, ради удовольствия. К сожалению, овцы из-за этого тощали, и овцеводы были решительно против подобных развлечений Мики. По простоте душевной они даже явились к отцу и попросили его написать передовую об опасности, которую представляют для овцеводства резвящиеся собаки. И отец написал эту передовую в самых решительных выражениях. Потом он зачитал статью Мики. Но, к сожалению, это не заставило Мики отказаться от субботних удовольствий, а овцеводы очень скоро обнаружили, что одним из негодяев, гонявших овец, был наш Мики.
Тогда они решили прибегнуть к мерам более радикальным, чем папина передовая, и стали подбрасывать к нам во двор отравленное мясо. Дважды Мики попадался на приманку, и дважды мама вовремя приходила на помощь со своей горчицей и спасала ему жизнь. Потом Мики стал умнее, беря пример с кошек, которые никогда не дотрагивались до отравленного мяса.
Но люди, такие изобретательные, когда доходит до защиты их собственности, придумали какую-то новую отраву, еще более смертоносную, и вот однажды Мики проглотил яд, который уже нельзя было изгнать из его тела. Это случилось воскресным утром. Отец мой читал проповедь, и, выйдя из церкви, он впервые за пять или шесть лет не нашел Мики на месте. Он поспешил домой, но, когда он пришел, мать уже проиграла битву за жизнь Мики. Старина Мики был мертв.
Конечно, гибель его оплакивала не только наша семья, но и весь город. Вряд ли жители городка или отец могли окончательно забыть о нем, во всяком случае к Уилу Олдриджу долгое время относились очень бережно. Но дело даже не в чувствах, которые вызвала смерть Мики, а в последствиях, которые она имела для всех остальных папиных любимцев.
Их общественный уклад рухнул.
Трудно сказать, как это все произошло, но только в первые же недели кошки передрались между собой. Мэгги стала коварной и злобной, и неизбежно пришел день, когда приблудный кот схватил Мэгги, как всегда верещавшую и издевавшуюся над прохожими. Наши кошки не вступились за нее, а мама подоспела слишком поздно. От Мэгги остался лишь комок перьев, который мама нашла под кустом своих любимых английских роз.
После этого исчезли последние остатки кошачьей преданности. Стэнли Брюс убежал в заросли и совсем одичал. Через несколько лет мы видели его в речной долине. Развеселая наша Искра заболела какой-то странной тяжелой болезнью и сдохла. Домоседка Белочка недолго прожила с нами: уезжая из города, мы взяли ее с собой, но она сбежала, вернулась в наш старый дом и поселилась в заброшенном, осиротелом саду.
1 2
Людям это не нравилось — их раздражали эти крики. А Мэгги приветствовала таким образом и кошек с собаками. Иногда она поджидала их, притаившись за проволочным забором, а подпустив поближе, оглушала внезапно своим криком. Тут уж она вдоволь хохотала и верещала себе в безопасности за забором, пока они фыркали и лаяли на нее.
Мясник ее просто ненавидел.
Каждое утро в одиннадцать часов сорока поджидала его у ворот. Как только мясник с корзинкой в руках вылезал из своей повозки, она прыгала в корзинку и торжествующе кричала, пока он бежал к дому: «Вот мой обед! Вот мой обед! Вот мой обед!»
Ее кормили мясным фаршем, и мясник не смел и руку протянуть к пакету, чтобы отдать его матери, так больно клюнула его однажды Мэгги. Матери самой приходилось брать мясо, и даже на нее Мэгги дерзко покрикивала: «Отдай мой обед! Отдай мой обед! Отдай мой обед!»
Иногда мама, чтобы подшутить над отцом, давала Мэгги до ужина несколько кусочков мяса, но сорока, проглотив один, сразу отходила в сторонку и терпеливо ждала вечерней процедуры кормления.
В огороде Мэгги тоже находила себе пищу и развлечение. Каждый раз, когда, копая грядки, отец выкапывал червяка, раздавался крик Мэгги: «Еще один!» Она бросалась на несчастного червяка, и тогда слышалось только «чав-чав-чав». Червяки были единственной пищей, которую она хватала сама.
Конечно, этому удивительному содружеству рано или поздно должен был прийти конец, но несколько лет все шло довольно мирно. Я думал, что осью этого мироздания была Мэгги, но оказалось, что держалось-то все на Мики, потому что, когда Мики не стало, весь этот мир рухнул.
У Мики была одна слабость. Утром по понедельникам и субботам, когда отец копался в саду, Мики бегал за реку на скотоводческие фермы и гонял там овец, просто так, ради удовольствия. К сожалению, овцы из-за этого тощали, и овцеводы были решительно против подобных развлечений Мики. По простоте душевной они даже явились к отцу и попросили его написать передовую об опасности, которую представляют для овцеводства резвящиеся собаки. И отец написал эту передовую в самых решительных выражениях. Потом он зачитал статью Мики. Но, к сожалению, это не заставило Мики отказаться от субботних удовольствий, а овцеводы очень скоро обнаружили, что одним из негодяев, гонявших овец, был наш Мики.
Тогда они решили прибегнуть к мерам более радикальным, чем папина передовая, и стали подбрасывать к нам во двор отравленное мясо. Дважды Мики попадался на приманку, и дважды мама вовремя приходила на помощь со своей горчицей и спасала ему жизнь. Потом Мики стал умнее, беря пример с кошек, которые никогда не дотрагивались до отравленного мяса.
Но люди, такие изобретательные, когда доходит до защиты их собственности, придумали какую-то новую отраву, еще более смертоносную, и вот однажды Мики проглотил яд, который уже нельзя было изгнать из его тела. Это случилось воскресным утром. Отец мой читал проповедь, и, выйдя из церкви, он впервые за пять или шесть лет не нашел Мики на месте. Он поспешил домой, но, когда он пришел, мать уже проиграла битву за жизнь Мики. Старина Мики был мертв.
Конечно, гибель его оплакивала не только наша семья, но и весь город. Вряд ли жители городка или отец могли окончательно забыть о нем, во всяком случае к Уилу Олдриджу долгое время относились очень бережно. Но дело даже не в чувствах, которые вызвала смерть Мики, а в последствиях, которые она имела для всех остальных папиных любимцев.
Их общественный уклад рухнул.
Трудно сказать, как это все произошло, но только в первые же недели кошки передрались между собой. Мэгги стала коварной и злобной, и неизбежно пришел день, когда приблудный кот схватил Мэгги, как всегда верещавшую и издевавшуюся над прохожими. Наши кошки не вступились за нее, а мама подоспела слишком поздно. От Мэгги остался лишь комок перьев, который мама нашла под кустом своих любимых английских роз.
После этого исчезли последние остатки кошачьей преданности. Стэнли Брюс убежал в заросли и совсем одичал. Через несколько лет мы видели его в речной долине. Развеселая наша Искра заболела какой-то странной тяжелой болезнью и сдохла. Домоседка Белочка недолго прожила с нами: уезжая из города, мы взяли ее с собой, но она сбежала, вернулась в наш старый дом и поселилась в заброшенном, осиротелом саду.
1 2