— воскликнула старшая валиде. Она больше не улыбалась. — Красивую женщину в расцвете лет надо убить, потому что мой принц не в духе!
Орхан не потрудился ответить. Он поспешил за дверь и в гневе натолкнулся на визиря, который с волнением ждал.
— Презренный раб, я же велел тебе арестовать Анадиль!
— Увы, мой султан, я и вправду презренный раб, ибо евнухи по моему приказу всюду ее искали, но так и не сумели найти.
— Она в павильоне, играет в нелепые игры с остальными наложницами. Немедленно арестуй ее, — и еще я желаю, чтобы старшую валиде проводили в ее покои и взяли под строгий арест. Она ни с кем не должна общаться.
— Я исполню твои повеления не теряя времени. Полечу, как стрела, пущенная из твоего лука. Стану словами твоих приказов, подхваченными дуновением твоей воли, ибо исполнение воли твоей есть венец всех наших желаний. Не соблаговолишь ли теперь пройти в зал заседаний совета?
Визирь дернул Орхана за рукав. Пока они удалялись от фарфорового павильона, визирь продолжал тихо, невнятно бубнить — как если бы говорил сам с собой:
— Есть врата, куда никогда не стоит входить. Есть особые ключи, которые не подходят ни к одному замку. Есть потайные места в обиталищах женщин, небезопасные для мужчин. Есть особые коридоры, куда мужчине не стоит совать свой нос. В этом дворце есть двери, через которые мужчина может покинуть сей мир… Однако ты уверяешь меня, что гадюка не вползала в «Таверну». Это, по крайней мере, неплохо.
— Говори яснее или молчи, — приказал Орхан.
Визирь сурово посмотрел на Орхана:
— Ну что ж, я вижу, что придется сказать тебе правду в глаза. Ты должен понять, что тягостная праздность обитательниц Гарема порождает грешные мысли, и поэтому девицы совершают всевозможные поступки, каковых совершать не следует. На клумбе скуки родятся цветы зла. Едва ли не самая отвратительная выходка наложниц состоит в том, что они тонким слоем наносят себе между бедрами особый состав, вызывающий привыкание, и мужчина, заглянувший куда не следует и отведавший дурманного зелья, каковое подается в «Таверне парфюмеров», вскоре приобретает пагубную привычку. Этот мужчина в конце концов будет стоять перед девицами на коленях и, высунув язык, вымаливать еще. Ничто не будет казаться ему более важным, чем разрешение снова отведать зелья. Так обитательницы Гарема могут превращать своего господина в раба. Все это — часть гнусной истории с Молитвенными Подушками.
— Что это за история с Молитвенными Подушками?
— Ах, вот и зал заседаний! Наверняка скоро соберутся министры. Как твой визирь, советую не спрашивать о том, что тебя не касается, дабы не услышать того, что тебе не понравится.
Зал заседаний совета оказался просторной деревянной беседкой на одном из низких холмов дворцового сада. Внутри она была расписана сценками охоты, пикников и флирта. Даже будучи уютным, помещение казалось не совсем подходящим для ведения государственных дел. Визирь, вероятно, не горевший желанием выслушивать новые вопросы о неких молитвенных подушках, поспешно отвесил поклон и удалился. Орхан уселся на одну из снабженных подушками низких скамеек, стоявших в беседке, и стал ждать.
Долго ждать не пришлось — вскоре кто-то вошел. Оказалось, это не министр, а женщина, которая извиваясь вползла по полу на животе и стала ползком подбираться к Орхану. На сей раз это была не Анадиль, ибо покачивавшийся зад, обтянутый тесным черным платьем, принадлежал женщине постарше и покрупнее. Она не поднимала головы и не произносила ни слова, но, едва добравшись до скамейки, на которой сидел Орхан, тут же принялась лизать его ступни и посасывать пальцы ног. Временами она стонала — от наслаждения или от отвращения, было неясно.
Орхан был так поражен, что некоторое время позволял ей делать с его ногами все что вздумается, после чего опомнился и отдернул ноги.
— Поди прочь, глупая женщина! — велел он ей. — Мне сейчас не до ваших гаремных забав. Это помещение для работы, а не для развлечений. Убирайся отсюда, пока не пришли министры!
— Однако, о мой господин, я пришла по делу. Я — первая из султановых просителей. Смиренно падаю ниц пред тобою, ибо пришла просить помиловать мою госпожу, Анадиль. Меня зовут Перизада, что значит «Рожденная от феи».
И только тут она подняла голову. Орхан вдруг узрел заплаканное пухлое лицо. Нос у Перизады был слегка крючковатый, а губы — толстые. Ее массивные груди туго натягивали тесное черное платье. Пока Орхан глазел на них, она тоже опустила к ним взгляд и улыбнулась:
— Я смиренно роняю свое достоинство. В твоей власти поступать со мной как заблагорассудится. Я — молитвенная подушка султана. Делай со мной все, что пожелаешь. Прошу тебя, прости Анадиль. Если ты не простишь мою госпожу, она на меня рассердится.
— Ошибаешься. Она вовсе не рассердится, а умрет.
Перизада задумалась. Однако эти слова ее, по-видимому, не убедили.
— Но ты должен пощадить Анадиль.
— Слово «должен» — не из тех, что следует употреблять, обращаясь к султану. Анадиль — моя рабыня, и я поступлю с ней так, как сочту нужным.
— Это правда, Анадиль — твоя рабыня, но в первую очередь она — рабыня своего тела. Как, впрочем, и каждая из нас. С момента рождения все мы плаваем в огромном океане желания, чьи сексуальные приливы несут нас к незнакомым берегам, хотим мы того или нет.
При этих ее словах Орхан фыркнул, но Перизада продолжала:
— Разумеется, ни одна из нас не свободна. Мы все смиряемся перед Судьбой. Судьба — безумная сочинительница, которая пишет истории нашей жизни на наших телах. Она пишет на нашей коже, оставляя на ней свой почерк — морщины, прыщики, вены, веснушки и опухоли.
— Так ты, Перизада, философ? — Орхан невольно улыбнулся.
— Я — прачка, о султан. Стираю белье Анадиль и других наложниц. Она молода, и ты молод. Если минувшей ночью она вела себя глупо, это была всего лишь детская игра, к тому же она, возможно, веселилась последний раз в жизни. Ты — султан, а мы — твои рабыни, но мы тоже человеческие существа. Анадиль — не игрушка, чтобы ее рвать на куски и выбрасывать, если она тебе не понравится. Подумай как следует. Пощади мою госпожу, и я дам тебе все, чего пожелаешь.
— Как ты, прачка рабынь, сможешь дать султану то, чего у него еще нет?
— Я могу принести тебе удачу.
— Что? Разве ты рабыня-талисман или нечто в этом роде?
— Нечто в этом роде. Предсказываю судьбу. Я — фалломантка.
Она с недвусмысленным намеком облизала губы и продолжала:
— Покажи мне свой член, и я предскажу тебе судьбу.
Поднявшись с колен, она встала над Орханом так, что ее груди нависли у него над самым лицом, и нетерпеливо дернула его за халат. Орхан, желавший узнать свою судьбу, сопротивляться не стал. Обнажив его член, который мгновенно сделался жестким, Перизада принялась лизать его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
Орхан не потрудился ответить. Он поспешил за дверь и в гневе натолкнулся на визиря, который с волнением ждал.
— Презренный раб, я же велел тебе арестовать Анадиль!
— Увы, мой султан, я и вправду презренный раб, ибо евнухи по моему приказу всюду ее искали, но так и не сумели найти.
— Она в павильоне, играет в нелепые игры с остальными наложницами. Немедленно арестуй ее, — и еще я желаю, чтобы старшую валиде проводили в ее покои и взяли под строгий арест. Она ни с кем не должна общаться.
— Я исполню твои повеления не теряя времени. Полечу, как стрела, пущенная из твоего лука. Стану словами твоих приказов, подхваченными дуновением твоей воли, ибо исполнение воли твоей есть венец всех наших желаний. Не соблаговолишь ли теперь пройти в зал заседаний совета?
Визирь дернул Орхана за рукав. Пока они удалялись от фарфорового павильона, визирь продолжал тихо, невнятно бубнить — как если бы говорил сам с собой:
— Есть врата, куда никогда не стоит входить. Есть особые ключи, которые не подходят ни к одному замку. Есть потайные места в обиталищах женщин, небезопасные для мужчин. Есть особые коридоры, куда мужчине не стоит совать свой нос. В этом дворце есть двери, через которые мужчина может покинуть сей мир… Однако ты уверяешь меня, что гадюка не вползала в «Таверну». Это, по крайней мере, неплохо.
— Говори яснее или молчи, — приказал Орхан.
Визирь сурово посмотрел на Орхана:
— Ну что ж, я вижу, что придется сказать тебе правду в глаза. Ты должен понять, что тягостная праздность обитательниц Гарема порождает грешные мысли, и поэтому девицы совершают всевозможные поступки, каковых совершать не следует. На клумбе скуки родятся цветы зла. Едва ли не самая отвратительная выходка наложниц состоит в том, что они тонким слоем наносят себе между бедрами особый состав, вызывающий привыкание, и мужчина, заглянувший куда не следует и отведавший дурманного зелья, каковое подается в «Таверне парфюмеров», вскоре приобретает пагубную привычку. Этот мужчина в конце концов будет стоять перед девицами на коленях и, высунув язык, вымаливать еще. Ничто не будет казаться ему более важным, чем разрешение снова отведать зелья. Так обитательницы Гарема могут превращать своего господина в раба. Все это — часть гнусной истории с Молитвенными Подушками.
— Что это за история с Молитвенными Подушками?
— Ах, вот и зал заседаний! Наверняка скоро соберутся министры. Как твой визирь, советую не спрашивать о том, что тебя не касается, дабы не услышать того, что тебе не понравится.
Зал заседаний совета оказался просторной деревянной беседкой на одном из низких холмов дворцового сада. Внутри она была расписана сценками охоты, пикников и флирта. Даже будучи уютным, помещение казалось не совсем подходящим для ведения государственных дел. Визирь, вероятно, не горевший желанием выслушивать новые вопросы о неких молитвенных подушках, поспешно отвесил поклон и удалился. Орхан уселся на одну из снабженных подушками низких скамеек, стоявших в беседке, и стал ждать.
Долго ждать не пришлось — вскоре кто-то вошел. Оказалось, это не министр, а женщина, которая извиваясь вползла по полу на животе и стала ползком подбираться к Орхану. На сей раз это была не Анадиль, ибо покачивавшийся зад, обтянутый тесным черным платьем, принадлежал женщине постарше и покрупнее. Она не поднимала головы и не произносила ни слова, но, едва добравшись до скамейки, на которой сидел Орхан, тут же принялась лизать его ступни и посасывать пальцы ног. Временами она стонала — от наслаждения или от отвращения, было неясно.
Орхан был так поражен, что некоторое время позволял ей делать с его ногами все что вздумается, после чего опомнился и отдернул ноги.
— Поди прочь, глупая женщина! — велел он ей. — Мне сейчас не до ваших гаремных забав. Это помещение для работы, а не для развлечений. Убирайся отсюда, пока не пришли министры!
— Однако, о мой господин, я пришла по делу. Я — первая из султановых просителей. Смиренно падаю ниц пред тобою, ибо пришла просить помиловать мою госпожу, Анадиль. Меня зовут Перизада, что значит «Рожденная от феи».
И только тут она подняла голову. Орхан вдруг узрел заплаканное пухлое лицо. Нос у Перизады был слегка крючковатый, а губы — толстые. Ее массивные груди туго натягивали тесное черное платье. Пока Орхан глазел на них, она тоже опустила к ним взгляд и улыбнулась:
— Я смиренно роняю свое достоинство. В твоей власти поступать со мной как заблагорассудится. Я — молитвенная подушка султана. Делай со мной все, что пожелаешь. Прошу тебя, прости Анадиль. Если ты не простишь мою госпожу, она на меня рассердится.
— Ошибаешься. Она вовсе не рассердится, а умрет.
Перизада задумалась. Однако эти слова ее, по-видимому, не убедили.
— Но ты должен пощадить Анадиль.
— Слово «должен» — не из тех, что следует употреблять, обращаясь к султану. Анадиль — моя рабыня, и я поступлю с ней так, как сочту нужным.
— Это правда, Анадиль — твоя рабыня, но в первую очередь она — рабыня своего тела. Как, впрочем, и каждая из нас. С момента рождения все мы плаваем в огромном океане желания, чьи сексуальные приливы несут нас к незнакомым берегам, хотим мы того или нет.
При этих ее словах Орхан фыркнул, но Перизада продолжала:
— Разумеется, ни одна из нас не свободна. Мы все смиряемся перед Судьбой. Судьба — безумная сочинительница, которая пишет истории нашей жизни на наших телах. Она пишет на нашей коже, оставляя на ней свой почерк — морщины, прыщики, вены, веснушки и опухоли.
— Так ты, Перизада, философ? — Орхан невольно улыбнулся.
— Я — прачка, о султан. Стираю белье Анадиль и других наложниц. Она молода, и ты молод. Если минувшей ночью она вела себя глупо, это была всего лишь детская игра, к тому же она, возможно, веселилась последний раз в жизни. Ты — султан, а мы — твои рабыни, но мы тоже человеческие существа. Анадиль — не игрушка, чтобы ее рвать на куски и выбрасывать, если она тебе не понравится. Подумай как следует. Пощади мою госпожу, и я дам тебе все, чего пожелаешь.
— Как ты, прачка рабынь, сможешь дать султану то, чего у него еще нет?
— Я могу принести тебе удачу.
— Что? Разве ты рабыня-талисман или нечто в этом роде?
— Нечто в этом роде. Предсказываю судьбу. Я — фалломантка.
Она с недвусмысленным намеком облизала губы и продолжала:
— Покажи мне свой член, и я предскажу тебе судьбу.
Поднявшись с колен, она встала над Орханом так, что ее груди нависли у него над самым лицом, и нетерпеливо дернула его за халат. Орхан, желавший узнать свою судьбу, сопротивляться не стал. Обнажив его член, который мгновенно сделался жестким, Перизада принялась лизать его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26