Потом она сказала:
– У меня предложение: сперва сделай то, что ты хочешь, а потом углубимся в метафизику. Именно в такой последовательности. Сам процесс стар как мир.
На это Надан сказал:
– Я делаю только то, чего хочу хотеть.
Именно эта фраза и приводила меня в ярость.
Я решила спросить Жана-Филиппа, может, эта фраза имеет отношение к какой-нибудь давно забытой религиозной или философской системе. У меня было такое чувство – а ведь Жан-Филипп в этом разбирается.
Наконец закончилась и вторая неделя. Ничего необычного не было в том, что Жан-Филипп позвонил только раз, недолго поговорил с Сесиль и сказал: «Передай привет маме». Сесиль добросовестно передала. Как-то вечером я звонила в Лион, но отозвался только автоответчик.
– Это я, у нас ничего нового, холод собачий, до скорой встречи, – сказала я, несмотря даже на свое неспокойное предчувствие, радуясь, что мы скоро едем в Т.
Сесиль сидела сзади на детском сиденье и в третий раз слушала кассету с «Красной Шапочкой» по-французски. Дорога А7 во многих местах ремонтировалась, и мне пришло в голову: весной ремонтируют то, что испортилось за зиму, а осенью – то, что испортилось за лето; потом я заметила, что мысли кружатся у меня в голове сами по себе и что я просто пытаюсь ими заглушить неприятное предчувствие. Неоднократно шоссе сужалось до двух рядов. А там, где перевернулся грузовик, установили мобильные светофоры, и за движением следил дорожный рабочий с красно-зеленым сигнальным диском в руках. Я остановилась. Стоять пришлось довольно долго. В противоположном направлении со скоростью пешехода проползали автомобили, огромное количество грузовиков, как всегда перед выходными. Одной из последних машин, проехавших нам навстречу, был серебристый «форд» с немецкими номерами. Я всегда обращаю внимание на лица водителей, которых обгоняю или которые едут навстречу, потому что мне кажется, нужно знать, с кем имеешь дело и стоит ли – иногда это просто жизненно важно. Так вот я взглянула в лицо водителя серебристого «форда», потом зажегся зеленый, и я поехала. Сесиль тем временем уже выучила «Красную Шапочку» наизусть и говорила вместе с артистами. Бензовоз, ехавший впереди, загораживал мне обзор, перевернутая фура походила на выброшенного на берег кита.
Если бы не борода, я могла бы поклясться: за рулем серебристого «форда» сидел Надан. С другой стороны, ведь мог же Надан за это время отрастить бороду. Охвативший меня ужас, вспотевшие ладони на руле ясно указывали, что это действительно был Надан. Я не могла вспомнить, один ли он был в машине. Когда участок дорожных работ остался позади, я обогнала бензовоз. Сесиль захотела йогурт и закапризничала, и через некоторое время я уже не думала о лице в серебристом «форде».
В Т. мы приехали поздно. Было уже темно, когда я завернула в наш двор. Элиза услышала шум мотора, включила снаружи свет и вышла навстречу. Во дворе стояли трактор и автомобили родителей мужа. Сесиль была возбуждена, она запрыгнула на бабушку и сейчас же хотела ей показать новую заколку из ракушки, которую я купила в сувенирной лавке. «Рено» Жана-Филиппа во дворе не было, и я, едва заметив, что его машины нет, поняла, что ничего другого и не ожидала.
Конечно он позвонил и извинился. Причину, по которой он якобы не смог приехать, я тут же забыла. Позже позвонил еще раз. Элиза разогрела нам суп и приготовила салат, как любит Сесиль, со шпиком и с кубиками хлеба. После еды и вина отец Жана-Филиппа выпил рюмочку виноградной водки, и я выпила вместе с ним, а когда Жан-Филипп позвонил, определитель показал, что звонят из автомата, причем голос его звучал так, будто он тоже пил виноградную водку. Его голос звучал, как иногда после ужина на рю де Маронье, после кофе и рюмочки виноградной водки, когда мы прогуливались до площади Белькур и потом поднимались еще выше. В его голосе присутствовали бархатные нотки. У меня перед глазами возник ресторан, несколько растений, деревянная лестница наверх. Я не сомневалась, что в качестве закуски он выбрал лягушачьи лапки, потом ел телячью голову под соусом грибиш, на десерт – сыры и кофе, а потом еще рюмочку виноградной водки. Мне пришло в голову, что он вроде как осквернил ресторан.
И все же с его стороны было весьма тактично, позвонив не из дома, поговорить сначала с отцом, а потом и со мной и ничего не рассказать нам о своем ужине на рю де Маронье. В основном он говорил, какая у них отвратительная погода. Этот его доклад о погоде до смешного не сочетался с мягким, бархатным голосом.
Я уложила Сесиль в постель. Внизу на кухне Элиза чересчур громко расставляла посуду в посудомоечной машине, а когда чуть позже я спустилась вниз пожелать им спокойной ночи, отец Жана-Филиппа сказал: «Ты должна выпить со стариком еще рюмочку виноградной водки».
Я с большим удовольствием выпила со стариком еще рюмочку. По вечерам, когда наверху меня одолевали истории и всякие мысли, или мне просто не хотелось больше работать, или же свекр звал меня «посидеть часок со стариком», я иногда спускалась вниз. Элиза к тому времени уже была в постели, Сесиль спала, а я сидела еще некоторое время со свекром, перед тем как пойти спать.
Он снова налил мне водки. Пока мы с Сесиль были на море, он настоял ее на виноградных выжимках.
– Посаженные осенью розы «боника» хорошо пережили зиму, – рассказывал свекр. Он замолчал. Снаружи вопил кот. Наша кошка была в доме.
Тут я подумала: «А если я у него спрошу, почему не бывает так, чтобы в отношениях между мужчиной и женщиной все удавалось».
Но отец Жана-Филиппа вдруг сказал:
– Вам бы наверху накрыть террасу крышей, а то солнце бьет прямо в лицо.
Я ответила:
– Мы думали об этом, но Жан-Филипп так редко здесь бывает.
Старик резко сказал:
– Жан-Филипп, Жан-Филипп. Господин философ порхает по жизни.
Чтобы его успокоить, я сказала:
– Послушай, ты прав, давай сделаем это сами. Если у тебя есть время, мы вместе сделаем крышу.
Сейчас нам это было нужно меньше всего, но не прошло и трех дней, как мы принялись за работу. По большей части я наблюдала из-за письменного стола, как разлетаются искры, потому что на свою голову как раз взяла договорную работу и сама на себя злилась за это – из-за огромного количества скрытых цитат в жутко растянутом романе Валло мне приходилось довольно часто ездить в библиотеку в Лион. А ездить сейчас в Лион мне совсем не хотелось.
Я придумывала, что сказать, когда Жан-Филипп в следующий раз спросит об Альберте.
Скорее всего, я скажу так: «Срок ее пребывания в Лионе почти закончился». И будет совсем неплохо, если в ответ Жан-Филипп наклонит голову и с искорками смеха в глазах спросит меня: «Вот как?»
Прежде чем поехать в Лион на следующей неделе, я позвонила ему в институт и сказала секретарше, что приеду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
– У меня предложение: сперва сделай то, что ты хочешь, а потом углубимся в метафизику. Именно в такой последовательности. Сам процесс стар как мир.
На это Надан сказал:
– Я делаю только то, чего хочу хотеть.
Именно эта фраза и приводила меня в ярость.
Я решила спросить Жана-Филиппа, может, эта фраза имеет отношение к какой-нибудь давно забытой религиозной или философской системе. У меня было такое чувство – а ведь Жан-Филипп в этом разбирается.
Наконец закончилась и вторая неделя. Ничего необычного не было в том, что Жан-Филипп позвонил только раз, недолго поговорил с Сесиль и сказал: «Передай привет маме». Сесиль добросовестно передала. Как-то вечером я звонила в Лион, но отозвался только автоответчик.
– Это я, у нас ничего нового, холод собачий, до скорой встречи, – сказала я, несмотря даже на свое неспокойное предчувствие, радуясь, что мы скоро едем в Т.
Сесиль сидела сзади на детском сиденье и в третий раз слушала кассету с «Красной Шапочкой» по-французски. Дорога А7 во многих местах ремонтировалась, и мне пришло в голову: весной ремонтируют то, что испортилось за зиму, а осенью – то, что испортилось за лето; потом я заметила, что мысли кружатся у меня в голове сами по себе и что я просто пытаюсь ими заглушить неприятное предчувствие. Неоднократно шоссе сужалось до двух рядов. А там, где перевернулся грузовик, установили мобильные светофоры, и за движением следил дорожный рабочий с красно-зеленым сигнальным диском в руках. Я остановилась. Стоять пришлось довольно долго. В противоположном направлении со скоростью пешехода проползали автомобили, огромное количество грузовиков, как всегда перед выходными. Одной из последних машин, проехавших нам навстречу, был серебристый «форд» с немецкими номерами. Я всегда обращаю внимание на лица водителей, которых обгоняю или которые едут навстречу, потому что мне кажется, нужно знать, с кем имеешь дело и стоит ли – иногда это просто жизненно важно. Так вот я взглянула в лицо водителя серебристого «форда», потом зажегся зеленый, и я поехала. Сесиль тем временем уже выучила «Красную Шапочку» наизусть и говорила вместе с артистами. Бензовоз, ехавший впереди, загораживал мне обзор, перевернутая фура походила на выброшенного на берег кита.
Если бы не борода, я могла бы поклясться: за рулем серебристого «форда» сидел Надан. С другой стороны, ведь мог же Надан за это время отрастить бороду. Охвативший меня ужас, вспотевшие ладони на руле ясно указывали, что это действительно был Надан. Я не могла вспомнить, один ли он был в машине. Когда участок дорожных работ остался позади, я обогнала бензовоз. Сесиль захотела йогурт и закапризничала, и через некоторое время я уже не думала о лице в серебристом «форде».
В Т. мы приехали поздно. Было уже темно, когда я завернула в наш двор. Элиза услышала шум мотора, включила снаружи свет и вышла навстречу. Во дворе стояли трактор и автомобили родителей мужа. Сесиль была возбуждена, она запрыгнула на бабушку и сейчас же хотела ей показать новую заколку из ракушки, которую я купила в сувенирной лавке. «Рено» Жана-Филиппа во дворе не было, и я, едва заметив, что его машины нет, поняла, что ничего другого и не ожидала.
Конечно он позвонил и извинился. Причину, по которой он якобы не смог приехать, я тут же забыла. Позже позвонил еще раз. Элиза разогрела нам суп и приготовила салат, как любит Сесиль, со шпиком и с кубиками хлеба. После еды и вина отец Жана-Филиппа выпил рюмочку виноградной водки, и я выпила вместе с ним, а когда Жан-Филипп позвонил, определитель показал, что звонят из автомата, причем голос его звучал так, будто он тоже пил виноградную водку. Его голос звучал, как иногда после ужина на рю де Маронье, после кофе и рюмочки виноградной водки, когда мы прогуливались до площади Белькур и потом поднимались еще выше. В его голосе присутствовали бархатные нотки. У меня перед глазами возник ресторан, несколько растений, деревянная лестница наверх. Я не сомневалась, что в качестве закуски он выбрал лягушачьи лапки, потом ел телячью голову под соусом грибиш, на десерт – сыры и кофе, а потом еще рюмочку виноградной водки. Мне пришло в голову, что он вроде как осквернил ресторан.
И все же с его стороны было весьма тактично, позвонив не из дома, поговорить сначала с отцом, а потом и со мной и ничего не рассказать нам о своем ужине на рю де Маронье. В основном он говорил, какая у них отвратительная погода. Этот его доклад о погоде до смешного не сочетался с мягким, бархатным голосом.
Я уложила Сесиль в постель. Внизу на кухне Элиза чересчур громко расставляла посуду в посудомоечной машине, а когда чуть позже я спустилась вниз пожелать им спокойной ночи, отец Жана-Филиппа сказал: «Ты должна выпить со стариком еще рюмочку виноградной водки».
Я с большим удовольствием выпила со стариком еще рюмочку. По вечерам, когда наверху меня одолевали истории и всякие мысли, или мне просто не хотелось больше работать, или же свекр звал меня «посидеть часок со стариком», я иногда спускалась вниз. Элиза к тому времени уже была в постели, Сесиль спала, а я сидела еще некоторое время со свекром, перед тем как пойти спать.
Он снова налил мне водки. Пока мы с Сесиль были на море, он настоял ее на виноградных выжимках.
– Посаженные осенью розы «боника» хорошо пережили зиму, – рассказывал свекр. Он замолчал. Снаружи вопил кот. Наша кошка была в доме.
Тут я подумала: «А если я у него спрошу, почему не бывает так, чтобы в отношениях между мужчиной и женщиной все удавалось».
Но отец Жана-Филиппа вдруг сказал:
– Вам бы наверху накрыть террасу крышей, а то солнце бьет прямо в лицо.
Я ответила:
– Мы думали об этом, но Жан-Филипп так редко здесь бывает.
Старик резко сказал:
– Жан-Филипп, Жан-Филипп. Господин философ порхает по жизни.
Чтобы его успокоить, я сказала:
– Послушай, ты прав, давай сделаем это сами. Если у тебя есть время, мы вместе сделаем крышу.
Сейчас нам это было нужно меньше всего, но не прошло и трех дней, как мы принялись за работу. По большей части я наблюдала из-за письменного стола, как разлетаются искры, потому что на свою голову как раз взяла договорную работу и сама на себя злилась за это – из-за огромного количества скрытых цитат в жутко растянутом романе Валло мне приходилось довольно часто ездить в библиотеку в Лион. А ездить сейчас в Лион мне совсем не хотелось.
Я придумывала, что сказать, когда Жан-Филипп в следующий раз спросит об Альберте.
Скорее всего, я скажу так: «Срок ее пребывания в Лионе почти закончился». И будет совсем неплохо, если в ответ Жан-Филипп наклонит голову и с искорками смеха в глазах спросит меня: «Вот как?»
Прежде чем поехать в Лион на следующей неделе, я позвонила ему в институт и сказала секретарше, что приеду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22