МИХАИЛ. Спасибо вам. НАРОД. Не за что. До свидания, Михаил Сергеевич. МИХАИЛ. Как не за что? Да вы сами не знаете, какой вы замечательный народ. НАРОД. Знаем. Мы - новая историческая общность. МИХАИЛ. Какая общность? НАРОД. Ну как же, вы нас сами так обозвали: Советский народ МИХАИЛ. Это не я. НАРОД. Да мы не обижаемся, Михаил Сергеевич. А почему вы сегодня без Раисы Максимовны? МИХАИЛ. Что, обратили внимание? НАРОД. Ну а как же! Непривычно как-то. Она не померла? МИХАИЛ. Да вы что! Типун вам на язык! Сплюньте три раза через левое плечо (плюет). А вы почему плюете? НАРОД. Неудобно как-то. МИХАИЛ. Да вы не стессняйтесь, по рабоче-крестьянскому. НАРОД. Тьфу, тьфу, тьфу! МИХАИЛ. Что же вы наделали? Как же я теперь в таком виде в шахту спущусь? НАРОД. А вы сначала на ферму зайдите - буренки оближут. До свидания, Михаил Сергеевич, приезжайте к на еще раз. МИХАИЛ. Стойте, куда же вы? Остановите их сейчас же, я еще с ними не попрощался! КОМАНДИР. Бесполезно, Михаил Сергеевич, у них смена кончилась. МИХАИЛ. (кричит) До свидания, товарищи! НАРОД. (кричит) Спасибо! МИХАИЛ. За что они меня благодарят? КОМАНДИР. За вашу веру в народ, за то, что верите, что еще раз с нами втретитесь. МИХАИЛ. А как же иначе? КОМАНДИР. Иначе нельзя, но они этого не понимают. Второй раз на такие мероприятия их разве зарубежной путевкой заманить можно. МИХАИЛ. Зарубежной, говорите. А что их так тянет за рубеж? КОМАНДИР. Любознательность. Каждому хочется от Эйфелевой башни или пирамиды Хеопса кусочек домой привезти. МИХАИЛ. Какой любознательный народ у нас! КОМАНДИР. Даже слишком. Многие в поисках тамошних достопримечательностей так увлекаются, что теряются. В прошлом году половина не вернулась. МИХАИЛ. Так надо же отыскать товарищей, помочь вернуться. КОМАНДИР. Помогаем, но таможня не пропускает - все мешки проверяет. МИХАИЛ. Жаль. Такое население теряем.
Диалог Тысяча Двадцать Первый
29 сентября 1988 года 13 часов 15
минут. Москва. Старая площадь.
Кабинет. Над столом в гамаке
покачивается бывший помощник
комбайнера. Бывшие технологи,
лекальщики, мичуринцы и ветераны
других мирных профессий пытаются
попасть в резонанс с колебаниями
руководителя. От окна к двери туда
сюда бегает генерал и пытается грудью
заслонить штатских от сквозняка.
МИХАИЛ. Все бы ничего, да вот национальные окраины словно ошалели - все отсоединится хотят. ЯЗОВ. Если так дело дальше пойдет, придется войска из Афганистана отзывать для усмирения этих недотыкашей. МИХАИЛ. Какие войска? ЯЗОВ. Ограниченный контингент, 250 тысяч красноармейцев. МИХАИЛ. Ого! А что он там делает, контингент этот? ЯЗОВ. Долг какой-то отдают. ЕГОР. Не какой-то, а интернациональный, и не отдают, а выполняют. МИХАИЛ. А как он туда попал? ЯЗОВ. Не знаю. МИХАИЛ. А кто знает? Ты же министр обороны и не знаешь? ЯЗОВ. Они до меня еще начали долг отдавать, я ткт ни при чем. МИХАИЛ. А кто при чем? Кто этим вопросом владеет? ЕГОР. Я! Все знаю: и сколько мы туда продовольствия и техники ввозим, и сколько медалей и орденов оттуда вывозим, знаю даже имена двух последних вождей ихней апрельской революции, а вот как этот ограниченный туда попал, не знаю. МИХАИЛ. Стоп, стоп, стоп. Я кажется начинаю понимать. Ты сказал, что знаешь ихних вождей апрельской революции. Мне кажется тут и разгадка кроется. Мы, наверное, ввели туда войска, чтобы защитить завоевания нашей апрельской революции. ЕГОР. Наверное. ЯЗОВ. Вряд ли. Судя по письмам матерей и жен невернувшихся оттуда воинов, ограниченный находится там лет восемь, а то и десять. А наша апрельская революция 3 года назад была. ЕГОР. 3 года 4 месяца 8 дней МИХАИЛ. Вот видишь. ЯЗОВ. Все равно нестыковка получается: 3 + 4 + 18 = 34+8, а там всего 8-10. ЕГОР. По моему, Тимофеич прав. Ведь если это была бы наша апрельская революция, то зачем им своих вождей заводить. МИХАИЛ. А можеть самозванцы? ЕГОР. Но если самозванцы, то какой долг у нас перед ними? МИХАИЛ. А может ты с долгом напутал что-нибудь? ЕГОР. Нет, про все мог напутать, а про долг точно помню. Да в любой газете про этот долг каждый день пишут. Здесь все точно! МИХАИЛ. Вот что значит преемственность нарушать. Был бы жив Леонид Ильич, он бы что-нибудь вспомнил. ЯЗОВ. А может быть у Наджибуллы спросить? У нынешнего афганского главаря? ЕГОР. А он откуда знает? Их, этих главарей, уж сколько сменилось. МИХАИЛ. Да и неудобно как-то, подумают еще, что мы не знаем, как Ограниченный к ним попал. ЭДИК. Вот именно. А это уже дипломатический скандал. Нет, надо своими силами обойтись. ЯЗОВ. А может взять и потихоньку его оттуда вывести? ЭДИК. Ты что! А вдруг он там наши жизненно важные интересы охраняет? ЕГОР. Все может быть. Тут горячится нельзя. Надо за Громыко послать, может он что-нибудь вспомнит. МИХАИЛ. Правильно. Николай, давай по-быстрому смотай за дедом. Все равно ты человек сугубо штатский и в наших разговорах ничего не понимаешь. РЫЖКОВ. Я мигом, Михаил Сергеевич (убегает). МИХАИЛ. Ну ладно, пока деда не привели, поговорим о наших внутренних проблемах. Что будем делать с этими бузотерами: С прибалтами, кавказцами, белоруссами и прочей окраиной? ГОЛОС. А может быть ничего не делать? Взять и предоставить им их законное право на самоопределение? ЯЗОВ. (хватается за кобуру) Стой кто идет? МИХАИЛ. Успокойся, Дмитрий Тимофеевич, его все равно не подстрелишь. С ним надо по-хорошему, он ласку любит. ГОЛОС. За каждой союзной республикой сохраняется право выхода из СССР. Статья 72 Конституции СССР. МИХАИЛ. Все правильно, но с русским языком у тебя слабовато. Что такое "сохраняется право"? Это значит, что право остается таким каким оно было. А было то, что было на самом деле. а теперь скажи мне, когда это было, чтобы что-нибудь из нас наше выходило? Входило - да, а выходило только инородное, не наше. И вот эту исторически сложившуюся реальность наша Конституция и сохраняет. ГОЛОС. Словоблудие все это. Все равно рано или поздно ваша империя развалится. Не лучше ли для вас самих же сделать этот процесс более или менее управляемым. МИХАИЛ. Допустим что ты прав. Но как ты себе представляешь - управляемый развал империи? ГОЛОС. А вы снимите идеологический обруч и попытайтесь удержать империю одними экономическими объятиями. МИХАИЛ. Наша экономика без нашей идеологии не просуществует и недели. В этом сила нашей идеологии. ГОЛОС. В этом слабость вашей экономики. Экономика на идеологических костылях - это все равно, что писатель, которому велено создать шедевр, а разрешено пользоваться только тремя буквами. Как ни крути, кроме "Ура" ничего не получится. МИХАИЛ. Ну, хорошо. А как ты предлагаешь снять этот идеологический обруч? Ведь на этом обруче миллионы орлов сидят. У каждого власть, у каждого желание сохранить ее любой ценой. ГОЛОС. Для начала надо создать видимость того, что обруч остается целым и невредимым, не трогать этих орлов:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Диалог Тысяча Двадцать Первый
29 сентября 1988 года 13 часов 15
минут. Москва. Старая площадь.
Кабинет. Над столом в гамаке
покачивается бывший помощник
комбайнера. Бывшие технологи,
лекальщики, мичуринцы и ветераны
других мирных профессий пытаются
попасть в резонанс с колебаниями
руководителя. От окна к двери туда
сюда бегает генерал и пытается грудью
заслонить штатских от сквозняка.
МИХАИЛ. Все бы ничего, да вот национальные окраины словно ошалели - все отсоединится хотят. ЯЗОВ. Если так дело дальше пойдет, придется войска из Афганистана отзывать для усмирения этих недотыкашей. МИХАИЛ. Какие войска? ЯЗОВ. Ограниченный контингент, 250 тысяч красноармейцев. МИХАИЛ. Ого! А что он там делает, контингент этот? ЯЗОВ. Долг какой-то отдают. ЕГОР. Не какой-то, а интернациональный, и не отдают, а выполняют. МИХАИЛ. А как он туда попал? ЯЗОВ. Не знаю. МИХАИЛ. А кто знает? Ты же министр обороны и не знаешь? ЯЗОВ. Они до меня еще начали долг отдавать, я ткт ни при чем. МИХАИЛ. А кто при чем? Кто этим вопросом владеет? ЕГОР. Я! Все знаю: и сколько мы туда продовольствия и техники ввозим, и сколько медалей и орденов оттуда вывозим, знаю даже имена двух последних вождей ихней апрельской революции, а вот как этот ограниченный туда попал, не знаю. МИХАИЛ. Стоп, стоп, стоп. Я кажется начинаю понимать. Ты сказал, что знаешь ихних вождей апрельской революции. Мне кажется тут и разгадка кроется. Мы, наверное, ввели туда войска, чтобы защитить завоевания нашей апрельской революции. ЕГОР. Наверное. ЯЗОВ. Вряд ли. Судя по письмам матерей и жен невернувшихся оттуда воинов, ограниченный находится там лет восемь, а то и десять. А наша апрельская революция 3 года назад была. ЕГОР. 3 года 4 месяца 8 дней МИХАИЛ. Вот видишь. ЯЗОВ. Все равно нестыковка получается: 3 + 4 + 18 = 34+8, а там всего 8-10. ЕГОР. По моему, Тимофеич прав. Ведь если это была бы наша апрельская революция, то зачем им своих вождей заводить. МИХАИЛ. А можеть самозванцы? ЕГОР. Но если самозванцы, то какой долг у нас перед ними? МИХАИЛ. А может ты с долгом напутал что-нибудь? ЕГОР. Нет, про все мог напутать, а про долг точно помню. Да в любой газете про этот долг каждый день пишут. Здесь все точно! МИХАИЛ. Вот что значит преемственность нарушать. Был бы жив Леонид Ильич, он бы что-нибудь вспомнил. ЯЗОВ. А может быть у Наджибуллы спросить? У нынешнего афганского главаря? ЕГОР. А он откуда знает? Их, этих главарей, уж сколько сменилось. МИХАИЛ. Да и неудобно как-то, подумают еще, что мы не знаем, как Ограниченный к ним попал. ЭДИК. Вот именно. А это уже дипломатический скандал. Нет, надо своими силами обойтись. ЯЗОВ. А может взять и потихоньку его оттуда вывести? ЭДИК. Ты что! А вдруг он там наши жизненно важные интересы охраняет? ЕГОР. Все может быть. Тут горячится нельзя. Надо за Громыко послать, может он что-нибудь вспомнит. МИХАИЛ. Правильно. Николай, давай по-быстрому смотай за дедом. Все равно ты человек сугубо штатский и в наших разговорах ничего не понимаешь. РЫЖКОВ. Я мигом, Михаил Сергеевич (убегает). МИХАИЛ. Ну ладно, пока деда не привели, поговорим о наших внутренних проблемах. Что будем делать с этими бузотерами: С прибалтами, кавказцами, белоруссами и прочей окраиной? ГОЛОС. А может быть ничего не делать? Взять и предоставить им их законное право на самоопределение? ЯЗОВ. (хватается за кобуру) Стой кто идет? МИХАИЛ. Успокойся, Дмитрий Тимофеевич, его все равно не подстрелишь. С ним надо по-хорошему, он ласку любит. ГОЛОС. За каждой союзной республикой сохраняется право выхода из СССР. Статья 72 Конституции СССР. МИХАИЛ. Все правильно, но с русским языком у тебя слабовато. Что такое "сохраняется право"? Это значит, что право остается таким каким оно было. А было то, что было на самом деле. а теперь скажи мне, когда это было, чтобы что-нибудь из нас наше выходило? Входило - да, а выходило только инородное, не наше. И вот эту исторически сложившуюся реальность наша Конституция и сохраняет. ГОЛОС. Словоблудие все это. Все равно рано или поздно ваша империя развалится. Не лучше ли для вас самих же сделать этот процесс более или менее управляемым. МИХАИЛ. Допустим что ты прав. Но как ты себе представляешь - управляемый развал империи? ГОЛОС. А вы снимите идеологический обруч и попытайтесь удержать империю одними экономическими объятиями. МИХАИЛ. Наша экономика без нашей идеологии не просуществует и недели. В этом сила нашей идеологии. ГОЛОС. В этом слабость вашей экономики. Экономика на идеологических костылях - это все равно, что писатель, которому велено создать шедевр, а разрешено пользоваться только тремя буквами. Как ни крути, кроме "Ура" ничего не получится. МИХАИЛ. Ну, хорошо. А как ты предлагаешь снять этот идеологический обруч? Ведь на этом обруче миллионы орлов сидят. У каждого власть, у каждого желание сохранить ее любой ценой. ГОЛОС. Для начала надо создать видимость того, что обруч остается целым и невредимым, не трогать этих орлов:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31